Вадим Крейд
Образование: Ленинградский и Мичиганский университеты. Докторская степень по русской литературе в 1983. Преподавал в Калифорнийском, Гарвардском и Айовском университетах. С 1995 по 2005 главный редактор «Нового Журнала» (Нью-Йорк). Состоит в редколлегии американского журнала «Поэзия: Russian Poetry Past and Present». Опубликовал несколько книг о серебряном веке и литературе в эмиграции: «Образ Гумилева», «Поэты парижской ноты», «Александр Кондратьев. Боги минувших времен», «Ковчег. Поэзия первой эмиграции», «Воспоминания о серебряном веке», «Георгий Иванов. Книга о последнем царствовании», «Петербургский период Георгия Иванова», «Николай Гумилев в воспоминаниях современников», «О русском стихе», «Вернуться в Россию стихами», «Русская поэзия Китая», «Словарь поэтов Русского Зарубежья» и др. Автор сборников стихотворений «Восьмигранник», «Зеленое окно», «Квартал за поворотом», «Единорог». Стихи, статьи, эссе, проза – в российских, американских и эмигрантских периодических изданиях, альманахах и антологиях.
Вадим Крейд: Публикации в Гостиной
Историю эмигрантской литературы принято вести с 1920 г., когда начался массовый исход из России. Однако еще в 1917 г. в разных странах обитали русские поэты, которых революция застала за пределами России. С 1912 г. жил в Париже писавший стихи и прозу художник Сергей Шаршун; с 1913-го – обитал в Западной Европе Марк Талов, начавший печататься еще на родине; с 1915-го поселился в Париже футурист Валентин Парнах. С детства жил в Харбине Федор Камышнюк, там же в 1918 г. он издал свой первый поэтический сборник «Музыка боли». С августа 1917 г. жила в Персии Антонина Горская, переехавшая в Париж, когда персидские власти признали большевиков. Александра Паркау еще до Февральской революции приехала в Харбин и там же начала писать стихи. Константин Льдов уехал из России в 1915 (1862—1937).
Читать дальше 'Вадим Крейд. К истории эмигрантской поэзии'»
Владимир Степанович Ильяшенко был первым из представителей первой волны эмиграции, обосновавшихся в Соединенных Штатах. Он родился в 1887 в имение Афанасьевка Екатеринославской губернии. Важная подробность его биографии: Ильяшенко был выпускником императорского Александровского лицея, того самого, где Пушкин «знал поэзию, веселость и покой». После окончания лицея Ильяшенко учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета. Стихи он начал писать в студенческие годы. После окончания университета он получил служебное назначение в Вашингтон. Там его застала Февральская, затем и Октябрьская революция. Домой он решил не возвращаться. В 1920-е Владимир Степанович работал в эмигрантских организациях.
Читать дальше 'Владимир Ильяшенко (1887—1970). Публикацию подготовил Вадим Крейд'»
Одно из стихотворений Александра Кондратьева называется «В доме Отца Моего обителей много…». Эти слова из Евангелия от Иоанна могут быть прочитаны как эпиграф ко всему творчеству поэта. Цитируя Евангелия, Кондратьев стремился сказать о своем понимании вселенной – о многообразии миров. Многообразие он понимал мифологически. Литература Серебряного века – это литература мифотворчества, а Кондратьев в своих стихах, рассказах, романах оживлял миф, одушевлял его, приближая древность к современности.
Многообразие – одно из ключевых слов того русского культурного феномена, который мы называем Серебряным веком. Эпоха стремилась вместить в русское творчество культурное наследие всех народов и всех времен. Эпоха была экстенсивной, широкой и пытливой, и такими же были ее деятели – люди многосторонне одаренные. И сам Кондратьев не только поэт – он еще и прозаик, драматург, переводчик, критик, литературовед, фольклорист, мемуарист.
Эта полифония творческой личности у Кондратьева объединилась одним главным мотивом – любовью к древности. Некоторые поэты написали в подражание Горацию свой «Памятник», ставший как бы отдельным малым жанром в русской поэзии. Такое стихотворение (имеет оно в названии слово «памятник» или никак не названо) подводит итоги жизни в искусстве, творит высший суд над собою. Г. Державин в «Памятнике» видит свою заслугу в том, что первым дерзнул «в сердечной простоте беседовать о Боге». Вывод В. Ходасевича в его «Памятнике» совсем иной:
Но все ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. «ОН – СТРАНА, ПОСЛЕ НЕГО ДУША ОЧИЩАЕТСЯ». Судьба и творчество Александра Кондратьева (1876-1967)'»
Дмитрий Антонович МАГУЛА родился в 1880 г. в Петербурге, умер в Нью-Йорке в 1969 г. Детские годы прошли на Урале. Гимназию окончил в Петербурге. В 1904 окончил Горный институт. Был оставлен при институте и одновременно начал работать на Монетном Дворе. В 1914, когда уже началась мировая война, Магула был направлен для закупки оборудования в США. В 1916 Монетный Двор командировал Магулу в Японию, где он находился в течение года. В начале 1917 он приехал в командировку в Швецию. Узнав об Октябрьском перевороте, решил в Россию не возвращаться. В 1918 эмигрировал в США. В 1920 был направлен российским посольством в Вашингтоне с грузом припасов для армии ген. Врангеля. Вместе с армией эвакуировался из Крыма. Продолжительное время работал в Русском обществе помощи беженцам. В 1924 принял американское гражданство. В США много лет работал по специальности – горным инженером. Три года прожил во Франции (1930—1932). Литературные интересы Магулы проявились рано. В возрасте 16 лет он опубликовал в «Журнале иностранной литературы» переводы рассказов Брет-Гарта. В том же журнале печатались в его переводах романы Герберта Уэллса. В 1925 вместе с Голохвастовым, Ильяшенко и Христиани издал в Нью-Йорке коллективный литературный сборник «Из Америки». В этом сборнике 42 стихотворения Магулы. Свою первую поэтическую книгу он подготовил к печати, когда ему исполнилось пятьдесят лет. Книга вышла в Париже в марте 1931 одновременно со сборником друга Магулы, поэта Г. Голохвастова. Название этого сборника «Свет вечерний» позднее еще раз встречается в эмигрантской поэзии – у Вяч. Иванова. Второй сборник стихотворений Магулы – «Последние лучи» – вышел в военное время и остался практически незамеченным. После войны вместе с Е. Антоновой, А. Биском, Г. Голохвастовым, В. Ильяшенко, Г. Лахман, К.Славиной, М. Чехониным и др. участвовал в коллективном сборнике «Четырнадцать». Последняя книга Магулы вышла в 1963. Название сборника «Fata Morgana» дано по центральному образу и одноименному стихотворению. Обращает внимание серьезный интерес автора к формальному аспекту, к истории поэтических форм в древних и в западных литературах (твердые формы, смешанные размеры, редкие рифмы). В книгу включены поэтические переводы с английского, французского, испанского. Р. Гуль в рецензии на книгу, подчеркнул «поэтическое дарование и большую поэтическую культуру автора». Последняя прижизненная публикация стихотворений – в вашингтонской антологии «Содружество». Темы Магулы многообразны и преимущественно традиционны: доверие к своей судьбе, душевный разлад, благословение всему живому, радость бытия, мысли о «Незримом Начале», преображающая действительность мечта («И даже небо нас чарует/Лишь претворенное в мечту»), ретроспективный взгляд на прожитую жизнь («Скорблю, что шел стезей слепца»). Встречаются тютчевские темы: слово и молчание, изменчивый покров бытия («…вселенная похожа/На ниспадающую ткань»).
_____________________________________________
Читать дальше 'Дмитрий МАГУЛА (1880-1969). Краткая биографическая справка и стихи'»
Неудивительно ли, что один из самых острых и ярких романов, написанных в двадцатом веке, более семидесяти лет оставался практически непрочитанным, а его автор предан забвению? Именно такая судьба постигла книгу Алексея Скалдина — необыкновенную уже потому, что она представляет собою завершение и эпилог всей русской дореволюционной прозы. Этот роман увлекателен, таинствен, мистичен, независим от привычных литературных традиций, глубок, артистичен, философичен, и, сверх всего, это последний шаг прозы серебряного века, последняя его вершина. Эта книга на протяжении лет оставалась известной лишь малой горстке в основном молчаливых ценителей. Все-таки следует уточнить хронологию, особенно когда речь идет о чем-то самом первом или самом последнем. К тому же роман Алексея Дмитриевича Скалдина содержит предсказание о “надвигающихся событиях”. Не были ли они предсказаны постфактум? У нас есть две отправные точки. Во-первых, “Книжная летопись”, которая зарегистрировала поступление “Странствий и приключений Никодима Старшего” в Книжную палату между 6 и 13 ноября 1917 года. Во-вторых, дарственная надпись автора на экземпляре, который он подарил великому поэту: “Дорогому Александру Александровичу Блоку. А. Скалдин”. Рукою Скалдина поставлена дата: 20.10.17. А в конце книги — тем же почерком: “Адрес автора: Гороховая, З”. Адрес, надо сказать, примечательный — как раз напротив дома, в который по выходу книги в свет начала вселяться только что созданная чека. Словом, роман о бесах писался у окна с видом на будущий бестиарий. Роман был закончен в 1917 году. Буквально за несколько дней до Октябрьского переворота он был отпечатан скромным тиражом (3000 экз.), и, видимо, экземпляр тут же подарен Блоку, к которому Скалдин относился с истинным пиететом.
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. О Скалдине и его романе'»
Oдну из своих статей В. Ходасевич начинает с рассказа о том, что ему довелось побывать на лекции об Иннокентии Анненском. В словах лектора ничего не вызывало сомнения, добросовестно излагались факты, и все же Ходасевич почувствовал, что нарисованная лектором картина Серебряного века слишком отличалась от времени, в котором сам Ходасевич вырос как личность и поэт. «Причина стала мне ясна сразу. Лектор знал символизм по книгам – я по воспоминаниям» (1). В той атмосфере вещи освещались совсем иными лучами и предметы приобретали новые очертания. Ходасевич знал эпоху лично, по опыту жизни, быта, общения, творчества. Мы сделаем верный выбор, обратившись к воспоминаниям и самого Ходасевича, и его современников, которые по личной памяти запечатлели атмосферу блистательного, ренессансного русского Серебряного века. В рассказах очевидцев, участников и творцов эпохи отражается постижение не в терминах учености, а в живом свете личной памяти. Мемуары – окно в прошлое, и среди них встречаются такие, которые открывают форточку в этом окне, и мы словно вдыхаем озон отдаленных дней.
Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в пространстве. И когда говорится о нашем Серебряном веке, мы представляем себе, каждый по-своему, цельное, яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающееся от того, что было до и от того, что настало после. Эта эпоха длиною от силы в четверть века простирается между самым началом царствования Николая Второго и девятьсот семнадцатым годом.
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. Встречи с серебряным веком'»
Русский Париж двадцатых и тридцатых годов известен лучше, изучен подробнее, чем Париж послевоенный. Конечно, среди расцвета, предвоенные десятилетия привлекают своим блеском больше, чем менее яркое послевоенное время. Юрий Терапиано, участник и вдумчивый наблюдатель этих обоих периодов зарубежной литературы, назвал сороковые-пятидесятые годы «смутным временем». Литература послевоенного Парижа заметно обеднела. На весь русский Париж имелся только один литературный журнал «Возрождение» – основанное в 1949 г. издание правого направления. Русская словесность во Франции к тому времени недосчитывала многих своих творческих участников. Перед началом войны умер Ходасевич. Во время войны – Мережковский, Милюков, П. Струве, Бурцев, Осоргин, Бальмонт, Кнорринг. В 1944 году умер в Швейцарии Анатолий Штейгер. Сразу после войны – Гиппиус, в 1948 – Бердяев. Погибли от рук фашистов М. Горлин, Р. Блох, И. Британ, И. Фондаминский, Ю. Фельзен, Ю. Мандельштам, А. Кулишер, Б. Вильде, А. Скрябина. Многие литераторы после поражения Франции перебрались за океан: Алданов, Г. Федотов, Вишняк, Цетлин, Набоков и др. В 1949 г. уехал в Израиль Д. Кнут. Некоторые приняли советское гражданство и вернулись в СССР (Ладинский, Софиев и др.). Из послевоенной Европы велика была эмиграция в Америку. Париж уже не называли столицей русского Зарубежья. В бывшей «столице» оставалась теперь едва ли не одна треть литераторов старшего и младшего поколений поэтов и прозаиков, философов и публицистов, критиков и видных журналистов, еще недавно определявших в совокупности лик блистательного русского Парижа. Говорили: Париж опустел.
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. Неточкин салон. О салоне Анны Элькан'»
1
О нем говорили то как об эпигоне, лощеном снобе, жутком маэстро, то как о первом поэте эмиграции, королевиче русской поэзии. Теперь, в перспективе времени, когда и в спорах и в наследии многое отстоялось, мы видим в Георгии Иванове классика ХХ века. Назначение поэта, считал Г. Иванов, делиться духовным опытом жизни. Для русской литературы, писал он, благородство и достоинство, если уж не ее величие, состоит в духовных исканиях. «Искания – исконная область русской культуры» (1). А ключи величия вечной, метафизической России даны эмигрантской литературе, в которой стираются ненужные перегородки и рушится отжившая иерархия. Русский писатель в эмиграции обязан смотреть на мир «со страшной высоты», говоря словами Осипа Мандельштама. «Страшно подумать, под какой ослепительный прожектор истории попадем когда-нибудь все мы», – обращался Г. Иванов к поэтам эмиграции. Кое-что в его предсказаниях сбылось – сбывалось не раз. «Бывают странными пророками поэты иногда», – любил он повторять строку из Михаила Кузмина, кумира своей юности. Каким же духовным опытом поделился с нами Г. Иванов в итоге своего полувекового творчества? Каким был его путь, какими были стадии этого пути?
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. Бессмертной музыкой звуча. Творчество Георгия Иванова'»
Мы обрели тебя, Россия,
Мы обрели самих себя!
В. Перелешин
Русскую литературу Китая справедливо считают отдельной ветвью богатейшей словесности Зарубежья. В Харбине, Шанхае, Тяньцзине, Пекине, так же, как и в западной диаспоре, издавались русские книги самого разного содержания – от записок военного летчика до математического трактата. Выходили воспоминания, дневники, исторические исследования, политические брошюры, детективные романы, оккультные сочинения, любовные повести, сборники рассказов, книжки для детей, отечественная классика, очерки писателей-натуралистов, работы по востоковедению. И как везде в русском рассеянии – многочисленные сборники стихотворений. «В 20-е – 40-е годы в Харбине и Шанхае было издано около 60 поэтических сборников», – писала исследовательница культуры русского Китая Е. Таскина (1). Уточним: за тридцать лет (1918-1947) их вышло в три раза больше – авторских и коллективных, талантливых и посредственных, заслуживших известность и оставшихся в тени. При этом некоторые талантливые поэты не сумели или не успели издать ни одного поэтического сборника. Литературоведам еще предстоит собрать и выпустить стихи Г. Гранина, М. Коростовец, И. Лесной, Н. Петереца, С. Сергина, Н. Щеголева. До эмиграции опубликовал во Владивостоке свой единственный сборник «Стихи таежного похода» Леонид Ещин; то, что он написал за семь лет жизни в Харбине, отдельным изданием не выходило.
Читать дальше 'Вадим КРЕЙД. «Все звёзды повидав чужие…» Русская поэзия Китая'»
Первая волна эмиграции
Несмотря на огромное число переселенцев из Российской империи, русская литература Америки длительное время пребывала в зачаточном состоянии. Если что-нибудь стоящее все же мелькнуло, искать нужно под микроскопом. Сборники до 1917 г. немногочисленны и малохудожественны. Петр Гаталяк – «На олтарь отечества»; другой карпаторусский автор – Д. Вергун – «Карпатские отзвуки»; Давид (без фамилии) – книжка «В когтях города». Город с когтями, естественно, Нью-Йорк. Связи не возникло между дореволюционным стихописанием и пореволюционной поэзией США.
Первая волна эмиграции открывала для себя Америку заново и, в сущности, положила начало русской поэзии Америки. Первым следует считать В. Ильяшенко. Он выпускник Александровского лицея, в студенческие годы увлекался Фетом, и преклонение перед ним пронес через всю жизнь. Словом, в своем начале русско-американская поэзия изведала влияние Пушкина и Фета. С 1917 г. жил в США А. Браиловский. Ему посвящено программное стихотворение Брюсова «Юному поэту» (1896): «Юноша бледный со взором горящим, / Ныне даю я тебе три завета: / Первый прими: не живи настоящим, / Только грядущее – область поэта…». Завет Брюсова юноша исполнил – стал жить грядущим, готовить революцию. Приговоренный к повешению, он совершил побег из камеры смертников и тайно перебрался в Швейцарию, где, насмотревшись на революционную эмиграцию, отошел от марксизма и решил искать покоя и воли в Новом Свете.
Читать дальше 'Вадим Крейд. К истории русской поэзии Америки. Первая волна эмиграции'»
В поэзии Зарубежья только «парижская нота» имела все признаки нового литературного направления. Считают, что название дано Борисом Поплавским, «самым парижским» поэтом своего поколения. Однако своим возникновением «нота» обязана мысли и деятельности Георгия Адамовича. Он выводил ее – вполне справедливо – из своего личного мироощущения. И все же ситуация была несколько сложнее. Известный историк литературы Владимир Марков подметил, что «нота» в общем-то звучит как примечание к поэзии Георгия Иванова. «В высшей степени для меня лестная фраза, – писал ему Г. Иванов. – то, что т. н. парижская нота может быть названа примечанием к моей поэзии, мне кажется правдой». Оспорить это мнение трудно. Тот, кто знаком с «нотой» и знает стихи Г.Иванова, особенно книгу «Розы» (1931), согласится. «Розам» свойственна та изысканная простота формы, которая определила и лирику «ноты».
Читать дальше 'ВАДИМ КРЕЙД ● ЧTО ТАКОЕ «ПАРИЖСКАЯ НОТА» ● СТАТЬЯ'»
Е.Д.:
Вадим, Вы являетесь крупнейшим специалистом по серебряному веку и первой волне эмиграции, и в частности, бесценен Ваш вклад в открытие произведений Георгия Иванова. Не могли бы вы рассказать подробнее, как Вам пришла идея собирать о нем материалы. И почему именно он послужил толчком к Вашим литературным исследованиям Серебряного века и пореволюционной первой эмиграции?
В.К.: Впервые я прочитал стихи Георгия Иванова в антологии «Русская поэзия ХХ века» И.С. Ежова и Е. И. Шамурина, изданной в 1925 году. Это, на мой взгляд, лучшая антология советского времени. В ней – большая подборка стихов Георгия Иванова. Она была его последней прижизненной публикацией в России. Неизвестно, узнал ли Георгий Иванов когда-нибудь об этой публикации. Стихи в антологии были собраны из его ранних сборников. Стихи эти, за малым исключением, к числу лучших не отнесешь, выбор авторов антологии спорный. Но меня очаровала музыка поэзии Георгия Иванова. А также, то свойство, которое акмеисты называли «прекрасной ясностью». Было еще одно качество, которое я там уловил. И позднее, когда познакомился со всеми его ранними сборниками, это я понял как особенность, которую назвал бы «светопись». Он, как живописец, который работает и играет красками. В его стихах виден этот дар работы со светом, игры цветом. И еще – непринужденная культура стиха, естественность без натяжки, без нарочитых усилий, никакой надуманности. Это все, что я тогда узнал о Георгии Иванове. И еще один факт – что он эмигрировал и живет на Западе.
Читать дальше 'ЕЛЕНА ДУБРОВИНА ● О ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ ГЕОРГИЯ ИВАНОВА ● ИНТЕРВЬЮ С ВАДИМОМ КРЕЙДОМ'»
Был августовский звездопад,
в траве пиликали цикады,
и выводила невпопад
свирель (с хрипотцею) рулады,
сверлила нежно темноту,
и было жаль – чего? – кто знает…
и обещала ноту – ту,
которой даже не бывает.
Читать дальше 'ВАДИМ КРЕЙД ● БЫЛ АВГУСТОВСКИЙ ЗВЕЗДОПАД… ● СТИХИ'»
RSS
Comments (4) 
