Олеся Николаева
Олеся Николаева родилась в Москве, окончила Литературный институт им. Горького, где сейчас ведет семинар поэзии. Профессор, автор 12 книг стихов, 4 книг эссеистики и 24 книг прозы. Лауреат многих премий – российских и зарубежных, в том числе – Национальной премии "Поэт".
Comments (0) НАВСТРЕЧУ ДНЮ РОЖДЕНИЯ –
ШЕСТОГО ИЮНЯ
1
Май был всегда для меня тяжелым:
маял, томил, постыл…
Словно бы в куль тугой мукомолом
дух мой запихнут был.
Вдох, задыханье, захлеб и в дёсны –
горькое питие.
О, как болезненны и беззвездны
странствия в бытие!
Всё уже вложено, впаяно, вшито,
кости мягки, легки:
кровью насыщено, кожей обвито
тело с Божьей руки…
Как влезешь в ямб, так и не вылезешь.
Смирись, пока не сморит сон
и ритм иной себе не вылежишь,
чтоб бился с сердцем в унисон.
Но он – то искрой электрической
пронижет, то повысит тон,
и в связке с рифмой дактилической
особенно привязчив он.
И вот – с утра и сад, и улица
в его поток вовлечены,
и все здесь плещется, рифмуется
на гребне звуковой волны.
Как будто с берега Эгейского
Эол принес мне этот пыл,
и призраков ума житейского
он, как троянцев, потопил.
Литературный персонаж может быть прямо по своему характеру и воззрениям, портретному сходству, замашкам, словечкам, обстоятельствам и т.д. соотнесен с прототипом, либо он может быть поставлен в литературном произведении в определенные обстоятельства, точь-в-точь совпадающие с ситуацией, в какую попадало реальное лицо, либо он может представлять собой сплав или модификацию из свойств и черт нескольких прототипов и тогда уже представляется неким новым героем, гадательно-узнаваемым и рассеянным по реальным людям.
У Достоевского нет героя, который непосредственно соотносился бы с Некрасовым как прототипом, но, тем не менее, какие-то его черты и обстоятельства «рассеяны» по разным персонажам, исключая, конечно, его поэзию. И это не случайно.
Достоевский писал о Некрасове:
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Николай Некрасов как персонаж Достоевского'»
ТУФЛИ
А неважно, ты щедр ли, ты скуп ли,
всё равно – как себе не купить
из сафьяна летучие туфли,
чтобы в них над землёю парить?
Чтоб ничто не давило, не жало,
не томило, но в тёмной груди
всё запело бы, затанцевало,
словно целая жизнь впереди.
Чтобы чаша со смертной тоскою
расплескалась в руке молодой
над зелёной волною морскою
и над тучей кудрявой седой.
И тогда на утёс, на уступ ли
положить, заряжая, как сон,
лунным светом старинные туфли,
позапрошлого века фасон.
Мне тогда только-только исполнилось двенадцать лет. Мой брат Митя снимался в то лето в «Бриллиантовой руке», где играл сына Никулина, пуляющего мороженым в физиономию Миронова. Съемки проходили в Адлере, там же в гостинице и жила съемочная группа вместе с моим семилетним братом и мамой. А папа купил для нас с ним путевки в дом творчества «Гагры», чтобы быть к ним поближе и в свободные дни ездить друг к другу на электричке.
Я блаженствовала: во-первых, папа меня ничем не донимал, а, напротив, давал полную свободу. А во-вторых, я вообще там жила, как взрослая: мы ходили с ним в кафе пить кофе по-турецки, а иногда и в ресторан есть хачапури.
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Ловец простых сердец. О Евгении Евтушенко'»
О СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ
Цунами любительских и откровенно графоманских стихов, которое захлестнуло интернет, позволяющий представлять низкопробные произведения наравне с профессиональными и выдающимися, затрудняет разговор о тенденциях в современной поэзии. В этом хаотическом смешении каждый раз надо отделять «зерно» от многочисленных «плевел», со всех сторон пытающихся утвердить законность своего произрастания в публичном пространстве.
Конечно, хотелось бы обратиться к маститым критикам, обладающим фундаментальными познаниями в истории вопроса, умеющим распознавать литературный генезис того или иного текста и систематизировать эту эклектичный мешанину, но таковые практически замолчали, отошли в сторону: кто углубился в литературоведческие проблемы, кто — полностью ушел в составление энциклопедических статей, кто — принялся писать документальные и художественные романы, а кто — засел за переводы. А на смену им пришли люди, мягко говоря, уступающие им и в художественном вкусе, и в эрудиции, и в желании, а также умении анализировать тексты и аргументировать собственные суждения и оценки. Институт экспертов практически упразднен, а на его месте появилось самозваное сообщество любителей, подчас пытающихся выдать свою субъективную и не всегда квалифицированную точку зрения за истину в последней инстанции. Это что касается сложности классификации.
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Семинар. Часть II. Раздел 2. О современной поэзии'»
Вступление
«Никакое “упражнение” в организации и усовершенствовании общественно-трудового процесса, никакая “игра в труд” и никакой отдых или передышка в труде сами по себе никогда не могут стать праздничными. Чтобы они стали праздничными, к ним должно присоединиться что-то из иной сферы бытия, из сферы духовно-идеологической. Они должны получить санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высших целей человеческого существования, то есть из мира идеалов. Без этого нет и не может быть никакой праздничности», — писал Михаил Бахтин в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса».
Поэтому в данной части мы будем заглядывать именно в эти идеальные, духовно-идеологические сферы, которые являются источниками вдохновения, «праздничности» всякого творчества и поэзии, в особенности.
И не будем забывать эту гениальную формулу творчества: «Извлеки драгоценное из ничтожного и будешь, как уста мои», (пророк Иеремия).
Ничего более глубокого, существенного и точного после него о поэзии никто не сказал.
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Семинар. Часть II. Описать неописуемое.'»
О СТИХОТВОРЕНИИ ИННОКЕНТИЯ АННЕНСКОГО «СРЕДИ МИРОВ…»
Среди миров в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я её любил,
А потому что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у Неё одной ищу ответа.
Не потому что от Неё светло
А потому что с Ней не надо света.
Как имя этой Звезды? Если поэт пишет, что он повторяет это Имя, то есть, называет его какое-то количество раз, значит он это его знает.
Что бы это могло быть за имя?
Вступление
Пошел тридцать первый год моей преподавательской деятельности в Литературном институте им Горького. А если учесть, что я в нем училась и сама целых шесть лет (два года на очном отделении и четыре – на заочном, в связи с рождением двоих детей), то мое пребывание в этих стенах приближается к сакраментальным сорока годам: ровно столько Моисей водил свой народ по пустыне.
И этот образ для меня в данном случае многозначен. На самом деле надо приложить много трудов, пролить много слез, истоптать много башмаков, алкать, жаждать, бодрствовать в надежде увидеть, наконец, хотя бы издалека Обетованную Землю подлинной поэзии, предчувствуя и прозревая ее в своем сердце.
И правда – для того, чтобы из мальчика/девочки с литературными способностями получился/ состоялся поэт, необходимы три условия, три вещи:
прежде всего – само дарование;
во-вторых, творческая воля;
в-третьих, судьба: то есть, союз Психеи (души) и Музы (творческого вдохновения), обеспечивающий понимание внешнего как внутреннего и видение внутреннего как внешнего.
В этом случае – всё, происходящее с человеком (поэтом), становится поводом для творческого претворения: словесным, логосным. Поэт сам участвует в создании мира (космоса), в котором живет.
Они непрестанно взаимодействуют: талант, творческая воля и судьба: от ослабления воли талант чахнет, от оскудения таланта хромает судьба, ложный выбор судьбы запинает волю. Но воля к слову, к созданию текста, как добрый садовник, может приумножить талант, талант – обогатить судьбу, встроив ее в собственный мир, а судьба – подарить творческой воле множество новых возможностей, в том числе, – и возможность начинать новые причинно-следственные ряды, говорить на своем языке с новыми интонациями и писать собственными словами.
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Семинар. Часть I. С небес на землю: поэт как литературный работник'»
ЛЕСТНИЦЫ
О, какие страсти мелкие, как с такой тщетою жить,
как бы лестницу веревочную для побега мне добыть?
Чтобы не к местам болотистым, а к вершинам править путь,
эту лестницу веревочную аж до облака тянуть.
Сколько надобно терпения в каждом пальце и в горсти,
чтобы лестницу веревочную завязать и заплести!
Всё, что знала злого, доброго, чем богата на веку,
отдаю за стебли гибкие, за канаты и пеньку.
ПУРГА
Меж землей и небом моя постель,
И на воздух ступает нога.
Потому страна моя любит метель,
Что она и сама – пурга.
Изо льда и воды и ветра. Того гляди –
Укачает всех на весу,
Прижимая жалость свою к груди,
Как ребенка, найденного в лесу.
* * *
Человек умирает, и на третий день его облик изменяет ему, на девятый — начинает тлеть его тело, на сороковой — сердце.
Так оканчивается человек.
* * *
На третий же день он делается ДРУГИМ. В дом без хозяина набиваются воры, разбойники, бродяги, бомжи.
Иногда хочется крикнуть: “Да ведь это совсем НЕ ОН!”
И тогда отвечают: “Успокойтесь, гражданочка, это все нервы, нервы!”
Потому что — если не он, то КТО?
Говорят, что покойник безобразен и страшен и лучше на него не смотреть. Заглядывают ли без трепета и без жути в дом, у которого окна черны, проводка оборвана, провалился пол?
Безобрбзен тем, что безубразен, и страшен тем, что он пуст.
Нету в нем его самого — и он стал другой. Покинуло человека его свое — и он стал чужой.
Но и пустые мысли полны лукавства, вздора и непотребства, а гнездо разоренное полно хищения, отчаянья, страха. Так и его пустота обоюдоостра, полна чем-то инородным прежнему — неподъемной тяжестью безличного “стемнело” и “моросит”.
Отошел от человека дух Божий — и пришел СТРАХ.
Из книги «Господи, что с нами будет? и другие рассказы». (Издательство Сретенского монастыря, М7, 2017)
Серия: Зеленая серия надежды
Страниц: 704 стр., бумага офсетная
Размер: 207 х 137 х 32 мм
Переплет: твердый
Гриф: 17-620-0778
ISBN: 978-5-7533-1318-8
Количество в пачке: 8 шт.
Тираж: 15 000 экз.
Издатель: Сретенский монастырь, 2017 г.
ЧЕТВЕРТАЯ СТРАЖА
Решила вдова полковника навести на генерала N, по вине которого погиб ее муж, «сухую беду». Это значит, покончить с собой, да не просто так, а в непосредственной близости от погубителя – в самом ли доме его, служебном ли кабинете или, если не выйдет туда пробраться, хотя бы и в саду, прямо под окнами. Да еще и записку предсмертную оставить: «Прошу винить в моей смерти, как и в гибели моего мужа, генерала N».
Добыла она яду, и дело оставалось за малым – проникнуть в генеральское жилище, поскольку идея с садом отпадала сама собой: была зима, все утопало на полметра в снегу, да и морозец лютовал преизрядно. Она представила себе, как, встав в сугробе, наглотается яду и осядет в этот глубокий снег, так что ее, может, до весны и вовсе не найдут, а записку либо ветром унесет, либо метелью размочит, и никто так ничего и не узнает о генеральском коварстве.
Наконец, придумала она, под каким предлогом можно будет придти в генеральский дом, мышьяк положила в карман костюмчика, бутылку воды приготовила, записку написала разборчиво и уже надевала шубу, когда раздался телефонный звонок.
Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. «Четвёртая стража» и другие рассказы'»
Странная и злокачественная тенденция последних лет – приплетать к оценке поэта его социальную позицию, инкриминировать ему те или иные факты его биографии, пенять на его участие или не-участие в общественных движениях, в разрешении политических и экономических проблем или, напротив, в игнорировании их…
Несколько лет назад я приехала на поэтический форум в Гавану. Наутро после многочасового перелета, едва продрав глаза, спускаюсь в кафе, чтобы выпить крепчайшего кофе, и там вдруг откуда ни возьмись на меня налетает Евгений Евтушенко. Ни тебе «здрасьте», ни «привет», а сразу быка за рога:
– Где у твоего (!) Фета про соляные бунты?
Я невольно вздрогнула и проснулась!
– Чего? – стояла, лупая все еще не сфокусированными глазами.
– Где у него про крестьянские восстания? А где о бомбистах? Где его Лиссабон? – напирал поэт.
Это, конечно, аллюзия на рассуждение из Дневников Достоевского, который писал, что если бы стихотворение «Шепот, робкое дыханье» появилось во время Лиссабонского землетрясения, то оно выглядело бы странно, если не безнравственно.
Барону В.Г. фон М.
До двадцать первого века дожил, как лель и тролль.
Русский немец, барон и ворон, тайник секретов,
обломок и самородок, миф, архетип, пароль,
родовая травма страны Советов.
Не полЕнился Творец в лепке, тонкописи, резьбе,
не отказал ни в искусности, ни в прихотливой силе:
в веке двадцатом явно покровительствовали тебе
сам Государь Николай Александрович и Святитель Василий.
День наш грядущий – извилист, прошедший – мглист,
но когда среди пролетариев, юродов, фриков
появляется дворянин – церковник и монархист,
воскресает Россия к недоуменью языков.
Читать дальше 'ОЛЕСЯ НИКОЛАЕВА. «СКВОЗЬ ВЬЮГИ РОСЧЕРКИ КРИВЫЕ…»'»
RSS
