Ирина Рейс ● Беги, Яша, беги!
– Жид пархатый, – дразнили Яшу во дворе.
Слова ранили нежную душу мальчика, переворачивали уютный домашний мир.
– Я не жид, у меня мама – русская, – озлобленно кричал он в ответ.
И страдал от обидной полуправды. Отец у него был евреем.
Эта двойственность, недосказанность и шаткость положения досаждали Яше всю жизнь. Русские считали его евреем, евреи же, определяя национальность по матери, своим не признавали.
Словно чувствуя, что может не успеть, отец щедро отдавал смышлёному и развитому не по годам последышу всю свою накопившуюся нежность. Позднее, став родителем, Яша сумел оценить совместные с отцом походы в театры, прогулки на речном трамвайчике и катания на аттракционах в парке Горького.
Когда мальчик подрос, отец приступил к осторожным беседам «за жизнь». Из наставлений следовало: главное – хорошо учиться, стать востребованным специалистом, самому выбирать работу и ни от кого не зависеть.