Comments (2) * * *
Не говори о времени. Пока
ты говоришь – оно уже другое,
оно вошло в другие берега
и в них течет, и говорить – пустое,
и ни к чему усталые слова,
они – как отгоревшая листва,
как медяки, от времени затерты,
а новых нет, они еще в аорте
кипят, но тотчас вырвутся на свет,
когда придет их срок, но лучше все же,
не торопясь, осмыслить и понять,
что времени должны мы возвращать
и чем оно обязано нам тоже.
НАД СХВАТКОЙ
Публика в сословиях, классах, кастах,
злобная, зудит словно осы в сотах.
Патриот преследует либерастов.
Либерал третирует поц-реотов.
Через строй бомжей по бухой панели
менеджер проносится на тойоте.
Олигарх летит в ё-мобиле, еле
поместясь, но выигравший в джек-поте.
Оппоненты власти бредут на митинг.
Льнут апологеты её к ОМОНу.
ПЯТНИЦА
Ю.
Мне тебя послали напоследок,
чтоб смогла понять хоть что-нибудь.
Скоро птицам с облетевших веток
в неизвестный отправляться путь.
Скоро отплывать и нам с тобою.
Компас сломан, на море штормит,
а сирены не поют, но воют,
заглушая вздохи аонид
Скоро, скоро… Хорошо, что вместе.
Миром правят морось и туман.
Молча медлит, будто ждёт известий,
не даёт команды Капитан.
РОЖДЕСТВО В ПАРИЖЕ
Серый абрис парижского сквера
Акварелями снега окрашен.
В зимних сумерках, будто химеры,
Мчат такси вдоль неоновых башен.
Ошалев от грохочущих буден –
Накануне Рождественской сказки –
Смолк Париж в ожидании чуда
Или просто счастливой развязки.
Декабрь 2010 – Париж
* * *
От шагов, за ветхою подкладкой
звякают советские копейки.
Ходит-бродит память по ограде
в чёрном пиджаке и телогрейке.
Справится с хозяйством немудрёным,
сядет на потёртое крылечко
память с бабьим именем Матрёна.
А на левой – вдовие колечко…
Покупали в городе с Егором
те, что по цене не дорогие.
Жили-были в радости и горе –
два кольца… Одно уже в могиле.
Схоронила лет тому пятнадцать,
и одна тихонечко стареет.
С пиджаком не хочет расставаться.
Говорит: в Егоровом – теплее.
Читать дальше 'ИРИНА КОТЕЛЬНИКОВА ● ЕЩЁ ЖИВА ДЕРЕВНЯ ЗА ПРИГОРКОМ.'»
ФАРС-ПЕРЕЛЁТ МОСКВА — ПАРИЖ — ЛИССАБОН
Ольге и Чарльзу
Забреду в посторонний бред: чемодан, ананас, удав…
Два билета. И твой портрет я нечаянно увидал.
И записку: «Час тридцать пять. Шереметьево. Лиссабон.
Постарайся не опоздать. Никаких такси — фаэтон!»
Сумасшедшая! Натворишь, наворотишь чудес. Трюмо
Восклицает: «Хочу в Париж! Отказаться — ни Боже мой!»
Замурован в чужом бреду. Неужели твоя рука
Напомадила ерунду: «Вылетаем наверняка!»
Кликуху мне во дворе дали обидную. Я был тощий и роста среднего, зато на турнике солнышко крутил и через перекладину сигал лучше всех. Так что Блохой меня прозвали от зависти.
Когда случилась та заварушка на атомной станции, я как раз восьмой класс оканчивал. Мать радиации боялась, заставляла дома сидеть, только разве я слушал? Ага, счас! Гонял в футбол целый день, и ничего мне не делалось. Радиация, она на слабых действует. А кто крепкий – тому по барабану. Естественный, так сказать, отбор.
Ну вот, реактор этот рванул весной, а где-то в начале лета подваливает ко мне Сопля. Тоже кликуха ничего, да? Ну, его как раз прозвали за дело– он дохлячий, соплёй перешибешь, и вечно сморкается.
– Слышь, Блоха!
– За Блоху получишь, – спокойно отозвался я. Мы оба знали, я его не стану бить.
– Радиации не боишься? Поехали с нами на станцию! Там барахла завались, никому не нужно, хапай сколько хочешь.
Захарову повезло. Он ехал в купе вагона «СВ» один. В дорогу взял «Сумму технологии» Станислава Лема. Эту книгу он купил спустя месяц после окончания института, сразу начал её читать, но вскоре бросил. Этот томик оказался одной из тех книг, в которых содержатся настолько глубокие мысли, что многие боятся к ним даже приблизиться. И хотя в последующие годы он живо интересовался философией, знакомился с трудами многих мыслителей, конспектировал их, «Сумма технологии» почти четыре десятка лет пылилась в его домашней библиотеке по соседству с наследием мудрецов древности и средневековья. И вот, наконец-то, дошла очередь и до неё.
Пища для размышлений имеет неограниченный срок хранения. Захаров читал с завидным азартом, не обращая внимания на стук колёс и бесснежные декабрьские пейзажи за окном. Перечитывал по нескольку раз отдельные абзацы, пытаясь проникнуть в логику автора. Ведь для того, чтобы приручить чужие мысли, иногда требуется много времени. Он сожалел, что не оценил эту книгу раньше, и радовался, что никто не лезет с дорожными разговорами и не мешает ему погрузиться в каскад мыслей знаменитого поляка. Единственно, что иногда отвлекало Захарова, так это предстоящая встреча со станцией Котельниково. Для него это была не обычная станция, а место, навевающее целый вал воспоминаний. В этом городке он родился, в нём прошло его детство и ранняя юность. Там он познавал мир, первый раз влюбился, а в шестнадцать лет вместе с матерью и отцом навсегда уехал оттуда в другие края. И так получилось, что за сорок пять лет он ни разу не побывал на своей малой родине. А временами этого очень хотелось, наверное, потому, что встреча со своей молодостью всегда делает тебя моложе.
Читать дальше 'ВАЛЕРИЙ РУМЯНЦЕВ ● ПУХОВЫЙ ПЛАТОК ● РАССКАЗ'»
Памяти Наталии Горбаневской
ПРОЛОГ
Володя стоял перед дверью этой квартиры, о которой он столько слышал, но никогда ещё не видел её воочию, живьём, и нажимал кнопку звонка. Сверху послышались чьи-то шаги и голоса: Володе захотелось спрятаться куда-нибудь в угол, но никуда не спрячешься, как назло, свет из высокого окна падает так, что все углы освещены. Как бы избавиться от этой одежды – раздеться и остаться в одном нижнем белье?
Одежда – вдруг вспыхнуло в его сознании – это оказалось единственным, по чему его станут судить, как только увидят, – тут, перед этой дверью. Как только те, кто спускаются сейчас сверху, дойдут до этого этажа и увидят, кто тут стоит. И тут ему вспомнилась та опера, которую написал недавно Ян: опера про африканские маски, изображающие предков, в роль которых надо входить, чтобы отогнать, чтобы они больше к тебе не приставали. Не мешали тебе жить. Чтобы превратиться в такого покойного предка, следует надеть особую одежду, и лицо закрыть полностью. От тела человека, спрятанного под такой одеждой, видимым не оставалось вообще ничего. Разве не то же самое происходит сейчас с ним самим: вот он стоит с открытым лицом, и по лицу его можно было бы кое-что прочитать, кто он такой на самом деле, но читать никто не станет, его сразу же сочтут за того, кем он стал из-за того, что надел эту одежду: она затмила его лицо и всё остальное, что в нём было до сих пор. От всего человека, каким он был на самом деле, осталась одна она: торжествующая и надменная.
Читать дальше 'АННА НАТАЛИЯ МАЛАХОВСКАЯ ● ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ТЬМА ● ПОВЕСТЬ'»
«Отсутствие мое большой дыры в пейзаже не сделало», – так писал о себе Иосиф Бродский. Мое отсутствие не сделало никакой, поскольку родина моя расположена много южнее. Тем не менее, самый пейзаж был мне знаком по прежним наездам в «белокаменную» и при посещениях ее северного имперского соперника с брегов Невы. Вот почему, когда впервые за два десятка лет я очутилась в знакомых пределах, возникла редкая для меня возможность взглянуть на далекую и близкую Россию подкорректированным взглядом человека, измененного непростым опытом проживания в Новом Свете. Путешествие «Нью-Йорк – Москва – Санкт-Петербург – Нью-Йорк» продолжалось всего две недели и было многоцелевым. Мой визит в столь неподходящее время года был в первую очередь вызван приглашением выступить на 5-м Национальном конгрессе по социальной и клинической психиатрии в Москве. Я поделилась опытом работы волонтером в Американском обществе по предотвращению суицида (AFSP – American Foundation for Suicide Prevention). В России кое-где начали работать с находящимися в «зоне риска» и даже с их семьями, но пока никто не занимается теми, кто потерял близких. Вообще волонтерское движение в России находится в зачаточном состоянии. Семьдесят лет у народа убивали всякую инициативу, клеймили филантропию и благотворительность как буржуазные явления, а наиболее активных антиконформистов, то есть тех, кто выделялся, преследовали, сажали в тюрьмы и психушки, порою приговаривали к высшей мере «социальной защиты». Кого – от кого? Потому и не приходится удивляться, что большинство населения озабочено материальными нуждами (кто в поисках лучшей жизни, а кто – убегая от плохой), а страна, что громче всех заявляла о своей духовности, находится на точке замерзания в области оной.
Олег Аркадьевич Соколов. Легендарный одесский художник, поэт, искусствовед… Наверное, можно перечислять ещё и ещё. Олег Соколов действительно стремился к синтезу искусств, к выражению языком графики и живописи и поэтического слова, и музыки. И наоборот – многие стихотворения Олега Аркадьевича посвящены изобразительному искусству.
Вот и мы решили статью, посвящённую творчеству Олега Соколова, сделать синтетической. И каждый написать о своём. Первая часть рассказывает о Соколове-художнике, вторая – о Соколове-поэте и литераторе.
«Будь собой! Прочие роли уже заняты».
Одесская школа живописи и графики представляется достаточно хорошо изученной. Может быть, потому, что в последние годы действительно вышло несколько книг о Товариществе южнорусских художников, во главе с К. Костанди, пристальней вгляделись как в первый, так и во второй одесский авангард. И всё же некоторые фигуры, значение которых мне представляется первостепенным, всё еще остаются в тени.
Прежде всего, мне кажется, необходимо понять, оценить роль Олега Аркадьевича Соколова, человека, стоявшего на грани двух эпох, опередившего на много лет своих коллег в понимании развития искусства. До сегодняшнего дня об Олеге Соколове нет ни монографии, ни даже достойных каталогов, хоть выставок у него были десятки.
Читать дальше 'ЕВГЕНИЙ ГОЛУБОВСКИЙ ● В ПОИСКАХ ФОРМУЛЫ ДУХА: ХУДОЖНИК ОЛЕГ СОКОЛОВ.'»
«Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы»
Олег Соколов
Литературное творчество Олега Аркадьевича Соколова – это целый пласт, исследование которого только начинается. Я не знаю в Одессе другого такого художника, чьё литературное творчество было бы так тесно связано и сопоставимо по масштабу с собственно художественным творчеством. Виктор Сергеевич Никифоров в своих воспоминаниях об Олеге Соколове писал: «Олег Соколов кроме того ещё и поэт. Некоторые, кто его знает, считают, что он даже более велик как поэт, чем как художник».
Это вполне объяснимо – писать стихи Олег Соколов начал в юности, в середине тридцатых, и поэзия всю жизнь была его спутником. В моём архиве есть совсем раннее стихотворение Олега Аркадьевича «Флорида», написанное чёрной ручкой на пожелтевшем уже небольшом листочке бумаги и посвящённое девушке Клаве, с такими строками:
Читать дальше 'ЕВГЕНИЙ ДЕМЕНОК ● ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО ОЛЕГА СОКОЛОВА'»
Читать дальше 'ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВ ● “ЧТО БОГ НА ДУШУ ПОЛОЖИТ…”'»
Израиль – страна небогатая. Не самая бедная в мире, конечно, но до настоящего богатства ещё далеко. Нефти нет, полезных ископаемых почти нет, великие Храмы – разрушены в древности. Основное богатство – люди. Желательно их беречь, лелеять и поощрять, а их творческие порывы – активно поддерживать. Кто же это может сделать, кроме самих людей, кроме нас с вами? На государство или спонсоров надежды мало. Вот и возник в Израиле необычный поэтический фестиваль «Дорога к Храму» лишь благодаря личным усилиям двух очаровательных женщин, сочиняющих свои стихи и песни на русском языке – Ирины Маулер и Марины Меламед. Огромная и зачастую совершенно непоэтическая работа по организации солидного международного творческого события осуществляется ими с улыбкой и удовольствием, словно участники мероприятия – самые близкие устроителям люди. Словно от того, что где-нибудь ещё и ещё раз прозвучит истинная поэзия, мир переменится к лучшему. Понять не могу, зачем это им нужно! И поэтому рискну их расспросить. О дороге к Храму и о современных стихотворцах, собирающихся приехать в Иерусалим, причём не только из Израиля.
Читать дальше 'АНДРЕЙ ЗОИЛОВ ● «ДОРОГА К ХРАМУ» ОТКРЫТА ДЛЯ ВСЕХ ● ЭССЕ-ИНТЕРВЬЮ'»
Поэзия – точнейшая наука:
Друг друга отражают зеркала…
Георгий Иванов
Приворожу Сахару букварем…
Сергей Сутулов-Катеринич
Аксиома: каждый человек стремится быть понятым окружающими, и поэты не составляют исключения, хотя предмет их высказывания, как правило, относится к области незнаемого, более того – формируется одновременно с самим высказыванием. Зыбкость и тонкость связей происходящего в душе и в мире велят поэту обращаться к таким языковым средствам, которые зачастую оказываются непривычными и несколько сложными для остальных носителей языка.
«Вот стихи, а всё понятно, / Всё – на русском языке», – эти замечательные строки, к сожалению, могут толковаться двояко. Порой их воспринимают не как отказ от невнятицы и пускания пыли в глаза, но как некий императив, запрещающий неожиданные сближения между фонетикой и смыслом, отказывающий поэту в праве на причудливые свободные ассоциации.
RSS
Журнал «Кругозор»
Издательство "Bagriy & Company"
Книжная серия 32 Полосы
Наталья Лайдинен
Персональный сайт Евсея Цейтлина
Поэтический альманах «45-я параллель»
Союз pоссийских писателей, РРО