I

Эту прозу я прочла в интернете. Год назад. Записки о тюремной школе, о том, как однажды среди слушателей появился молодой цыган с огромными глазами и тихим голосом. Он внимательно смотрел на учителя (будущего автора этих записок) и ловил каждое слово. Оказалось, цыган готовил побег: за ним числились убийства и пытки хуторян в Литве. Вскоре цыгана расстреляли. Майор по режиму сообщил тогда автору: «Твой Гаспарович казнен». А вот последняя фраза записок: «… я тогда думал и думаю сейчас: что передавал мне взглядом убийца Гаспарович? И во что трансформировались его глаза, пронзительно-грустные и печальные? На какой кузне природы куются новые тела, и как и из чего Великий Стеклодув выдувает человеческие глаза, которые светятся даже тогда, когда они прикрыты веками». Январь 2018. Здесь же на экране фотография автора. Одна из тех фотографий, нацеленных на жесткую правдивость. Хмурое выражение, седоватые волосы, напряженный взгляд, а в нем – ранимость, незащищенность, перепады настроения, упрямство, вызов судьбе. И что-то еще, что-то еще. Над всем этим – имя: «Исидор Коган».

Читать дальше 'Валерия ШУБИНА. Коаны Когана. О книге Исидора Когана «Бедная проза» (Рига, 2018, 144 с.)'»

ОТРАЖЕНИЯ

Валерий Земских. Бог сидит за пулемётом.

СПб. – М.: «Русский Гулливер», 2017

Сколько ни читал Земских (а у него пятнадцать книжек!), всегда сомневался в том, что он как-то связан с прочей литературой – да и вообще с кем-либо. Он словно бы существует отдельно от всех, в своём пространстве, и разговаривает только с этим пространством. «Всё понятно / Даже то, что непонятно», – так можно объяснить его язык; то есть – понимать ничего не нужно, нужно видеть, чувствовать, вспоминать, представлять, думать о чём-то, брать на заметку, записывать… Что-то проносится мимо, что-то мелькает, мерцает, проплывает, покоится, – и всё это нужно ухватить, зафиксировать; вплоть до собственного состояния или настроения. Чем и занимается ежедневно, ежечасно Земских. При такой интенсивной восприимчивости нужно, наверное, иметь крепкую нервную систему, или попросту быть флегматиком. Валерий Земских – всегда ровен, спокоен, слегка задумчив и полностью отстранён от раздражителей из социального мира. По крайней мере, в стихи он никой напряжённости не впускает; может лишь обозначить некий итог проблемного происшедшего, – итог, окрашенный философской невозмутимостью:

Читать дальше 'Эмиль СОКОЛЬСКИЙ. Книжный обзор.'»

Проблема фантастического всегда привлекала повышенное внимание исследователей пушкинской повести, и не случайно. В ней присутствует чуть ли не весь джентльменский набор ситуаций, присущих фантастической повести пушкинского времени. Как отмечала в своей давней работе на эту тему О. С. Муравьева, в «Пиковой даме» «обнаруживаются, если не все, то очень многие фантастические мотивы: связь азартной игры со сферой “сверхъестественного”, тайна, передаваемая из поколения в поколение, магические карты, суеверия, роковые предчувствия, наконец, привидение, без которого не обходилась почти ни одна фантастическая повесть»¹.

При этом все проявления сверхъестественного даются в повести таким образом, что им можно найти и вполне естественные объяснения. Например, прищуривание мертвой графини во время отпевания в церкви можно объяснить расстройством сознания Германна, так же, как и появление привидения графини ночью в его комнате. То же можно сказать и о карточном поединке Германна с Чекалинским: Германн напряжен, взвинчен, недаром он «обдергивается», открывая не ту карту. Вполне естественно предположить, что и здесь ему просто показалось, что дама, открывшаяся вместо туза, «прищуривает» одним глазом. Недаром в эпилоге повествования мы узнаем, что Германн содержится в сумасшедшем доме.

Читать дальше 'Виктор ЕСИПОВ. «Швейцар запер двери…» (К теме фантастического в «Пиковой даме»)'»

Давно ожидаемое событие произошло ранним утром, еще до восхода, когда на улице переливалась холодная заря позднего сентября.

Жена и дочери месяц как уехали отдыхать – сразу после того, как к нему подошел коллега Антон и, отворачиваясь, пряча глаза, сказал:

– Старик, слушай… Меня о тебе вчера спрашивали. Понимаешь?

Но о чем спрашивали – не сказал, да он и без пояснений понял.

Он понял очень хорошо и первым делом отослал жену и детей – аккуратно, так, чтобы никто ничего не заподозрил: виза открыта, бархатный сезон – чудесное время для отдыха на море. Ах, Антон, вот спасибо, товарищ верный, нашел силы предупредить: недаром дружили, значит.

Он так хорошо понял, что стал собираться сразу после отъезда семьи: вычитал в интернете, что нужно взять, и уложил сумку, и ждал, ждал, не верил и ждал, ждал и не верил, пока не прозвонил домофон из коридора – резкий, как клекот.

– Кто?

Читать дальше 'Борис ПЕТРОВ. Ошибка. Рассказ'»

Стремление написать стихи на иностранном языке – либо знак ученичества, когда нужно попробовать всё, в том числе чужое наречие, чтобы убедиться в верности ученического пути, либо знак особой доверительности, интимного разговора, когда всё понятно без слов, и тем более будет понятно на ином языке, особенно если наследуется традиция, в которой важны смелые ироничные жесты. Стихи русских поэтов замечательны тем, что одно не отделимо от другого, и доверительность ученических лет переходит в желание учиться даже при самых больших жизненных потрясениях. «Мой портрет» Пушкина (1814) – не раз переводившееся на русский стихотворение, мы бы отметили прекрасные переводы Игоря Северянина и Генриха Сапгира.
По сути, автохарактеристика Пушкина – пародия сразу и на школьные опросники («ваше лучшее качество», «ваше любимое занятие» и т. д.), и на школьные сочинения, и на лицейскую дисциплину, в которой требование самоотчета, быть всегда на виду, соединялось с изоляцией от светской жизни, от тогдашней нормы публичности, за исключением чопорного внимания верховной власти.

Читать дальше 'Александр Марков. Переводы иноязычных стихов русских поэтов'»

Сбой часов

Кухонные часы –  самые старшие в доме – вели себя странно: то спешили, то отставали, то, словно спохватившись, шли правильно, но недолго. Короткая часовая стрелка на одном ей ведомом промежутке цепляла длинную – минутную – и волочила за собой по кругу циферблата, пока хватало сил. Затем бросала  и дальше шла одна – как ни в чём не бывало.

И всё повторялось.

Захват минутной стрелки происходил в утреннее время, а точка захвата находилась где-то между цифрами пять и семь, в Час Кота. В мой час. Я родилась в это время. В совокупности вышло неплохо: Лев, Час Кота и Год Кота. Вот на этом промежутке часовая стрелка  и сходила с ума и увлекала в своё сумасшествие стрелку минутную.

Что-то стряслось в моём времени и пространстве, сбилось, сломалось, и сломанное «что-то» цепляло  меня и, как минутную стрелку, тянуло за собой по кругу, отпуская ненадолго, снова тянуло, и так круг за кругом, час за часом, день за днём. После бега по кругу наступало время коротких передышек, наваливалась усталость и опустошённость, ставшая привычной: ничто не радовало, но ничто и не огорчало. Будто бы я сошла с трассы, спряталась в придорожной траве, а мимо проносятся люди… Кто в дорогих авто, кто в автобусах, кто бегом. Никому из них не видно, что трассы на самом деле нет. Есть круг. Сужающийся к центру, огромный круг.

Читать дальше 'Людмила ШАРГА. Одесский дневник'»

Перечисляя несохранившиеся пушкинские здания, первый серьезный исследователь этой проблематики В.А. Чарнецкий упоминает и дом Ф.Л. Лучича — ул. Жуковского, № 38, Александровский просп., № 6 (1).Филипп Лукьянович Лучич — довольно значимая фигура в Одессе той поры: коммерции советник, городской голова в 1824 – 1827, 1830 – 1833,1839 – 1842 гг. (2), с начала 1822 г. вместе с И.С. Ризничем входил в директорат Одесского коммерческого банка (3), член правления Ришельевского лицея и проч. (4), пушкинский знакомый (5).

Общеизвестно, что Пушкин упоминает Лучича в письме к своему приятелю, чиновнику и поэту В.И. Туманскому, из Михайловского от 13 августа1825 г. Речь идет о том, что за несколько дней до отъезда из Одессы, то есть в 20-х числах июля 1824 г., Пушкин играл в карты в доме Лучича с хозяином и таможенным чиновником А.П. Савеловым, выиграв у первого 900 руб. На следующий день Лучич вернул Пушкину 300 руб. из этого проигрыша, а 600 перевел на своего должника, Савелова, с его, естественно, согласия. Но впоследствии этот последний непорядочно отказался от своего слова (6).

Оный сюжет интересен нам в том отношении, что его контекст явно свидетельствует о неоднократном посещении Пушкиным дома Лучича, о том, что отношения меж игроками были сложившимися, устойчивыми. На сегодняшний день об этом строении мы ровно ничего не знаем, ибо в градостроительной хронике зафиксирован лишь новый дом, построенный на том же участке Лучичем, документы на который он получил 10 декабря 1828 года (7). Возникает несколько вопросов: каким образом предшествующее сооружение оказалось во владении Лучича, когда, у кого оно приобретено и что собой представляло? Ответам на эти вопросы и посвящены наши разыскания.

Читать дальше 'Олег ГУБАРЬ. Пушкинские адреса Одессы: дом Лучича'»

16 апреля

Если бы капсула времени переместила нас на 130 лет назад, то сегодня в 12.00 мы смогли бы принять участие в торжественнейшем событии – в открытии памятника-фонтана, воздвигнутого в честь Александра Пушкина на Николаевском бульваре.

Итак, 16 апреля 1889 года. 12 часов дня. Несмотря на раннее время ощущение, что «весь город» пришел на бульвар. Инициатива, прозвучавшая в 1880 году из уст городского головы Г Г Маразли, обратившегося в славянское общество – поставить вопрос о необходимости в Одессе увековечить память Пушкина,– реализовалась. Причем, достойно.

У Олега Губаря есть интереснейшая статья «О том, как Одесса всем миром собирала деньги на памятник Пушкину». Действительно «вся Одесса». Не только негоцианты, не только высшие чиновники, но и бедные люди вносили свои трудовые копейки И, естественно, городская интеллигенция.

Первый конкурс не привлек достойных соперников. Объявили второй. И тут жюри выбрало проект, автором которого оказался архитектор Христиан Васильев. А он уже порекомендовал заказать бюст поэта жене писателя Якова Полонского – скульптору Жозефине Полонской. Отливку из бронзы проводили на заводе А Морана в Петербурге. Гранит для постамента привезли из Винницкого уезда…

И Одесса стала первым городом в Украине, вторым в мире, после Москвы, где был открыт памятник великому поэту.

Сказать, что этот памятник стал одним из символов Одессы – ничего не сказать. Он стал средоточием легенд, городского фольклора. Вам и сегодня экскурсоводы из числа все знающих одесситов, объяснят, что к думе памятник развернут задом, так как думцы были скаредны, что платан у памятника заблаговременно высадил поэт, что дельфины предвещают новую цивилизацию, где мысль будет обходиться без слов…

Постойте пару часов у памятника Пушкину и вы убедитесь, что не вся Одесса растеклась по миру – кое-кто остался…

Но есть и другое измерение популярности.

Трудно представить, в какое количество стихов об Одессе вошел этот памятник.

До революции Эдуард Багртцкий писал в ироническом «Дерибасовская ночью»:

Читать дальше 'Евгений Голубовский. Странички из фб-дневника'»

* * *

Где божественный Данте закончил земные круги,
Где пылающий Байрон любовь свою прятал за стены,
Я когда-то родился… Тех лет продолжая шаги,
Я вернусь в этот город, что вечностью назван Равенна.

Хладнокровный, как мрамор, врезается в сумерки дня

Парус, выпятив грудь.

                                           Тает в море напев колыбельной,

Спетой не для меня.  А могли бы покоить – меня

Рей сосновых качанье и шорох сосны корабельной.

Как ребенок, играл бы с дельфинами, как мореход

Вновь открыл бы и порт, и флажка указующий палец,

И сквозняк переулков Равенны, в которых живет

Дух пророчеств, летающий над тишиной усыпальниц.

Нет к пророкам любви, но к словам избежав глухоты,

Иногда одинаково слушают сердце и уши.

Там закрыты долги, и манжетами стерты висты.

Ни одним парадоксом поток перемен не нарушу.

Но хотя бы увидеть за шторами твой силуэт,

Только б глянуть в окно, толщу времени превозмогая,

Где, наполнив кувшин, чтобы в воду поставить букет

Белоснежных цветов, ты всегда меня ждешь, дорогая.

Читать дальше 'Владислав КИТИК. «По праву лирного родства…»'»

Холодный вечер с дождем. В парижской весне, когда зацветают сирень и каштаны, есть такая холодная полоса.

Квартира на четвертом этаже, около Конвансион. Темная, прихожая. Наша эмигрантская квартира, где все вещи как будто собраны наспех и случайно. Меня встречает графиня Анна Николаевна Апраксина и ее старшая сестра, Елизавета Николаевна Савицкая. Третья сестра Наталья Николаевна, живет в Белграде, они правнучки Гоголя и Пушкина.

Отец их Николай Владимирович Быков, сын сестры Гоголя, Елизаветы Васильевны, вышедшей замуж за Владимирского помещика Быкова, а мать, Мария Александровна, внучка Александра Сергеевича Пушкина.

* * * * *

Читать дальше 'Иван ЛУКАШ (1892-1940). Правнучки Гоголя и Пушкина в Париже'»

     Конан-Дойль, обладая независимым состоянием и досугом, исчерпал все свои возможности в области «новейших похождений знаменитого сыщика», в последние годы, как известно, занялся материлизацией духов. К сожалению, далеко не все опыты ему удавались. Так однажды, в конце мая 1926 года, он, чередующимися в таинственной последовательности пассами и острым напряжением воли попытался было вызвать к жизни шотландского пирата Джонатана Пирсона. Пирсон, как полагал Конан-Дойль, несомненно, знал несметное количество легенд, приключений и старых поверий, авторское право в потустороннем мире никем не закреплено, – стало быть, пират мог бы, ничем не рискуя, обогатить творчество маститого сыщика на несколько томов сразу.

Спутался ли порядок пассов или материлизующие волны, исходившие из позвоночного хребта англичанина, приняли не то направление и вместо утесов Шотландии, достигли, никем не перехваченные, далекой Псковской губернии, – но вместо знакомого по старинным английским лубкам, похожего на дикобраза Пирсона, в восточном окне перед удивленными глазами Конан-Дойля закачалась незнакомая фигура. Ясные, зоркие глаза, тугие завитки волос вокруг крутого широкого лба, круглые капитанские бакенбарды, вывернутый ворот старинного сюртука, закрывающий самое горло сложно повязанный фуляр. Профессия?.. Быть может, музыкант: мягкое мерцание глаз и узкие кисти рук позволяли это предполагать, — во всяком случае, джентльмен отборного калибра. Пираты такие не бывают.

    — Кто вы такой, сэр? — спросил озадаченный англичанин.

     Незнакомец вежливо назвал себя, но странный шипящий звук ничего не сказал Конан-Дойлю.

   — Скажите, это Лондон? — в свою очередь спросил незнакомец, твердо и отчетливо выговаривая английские слова.

    — Да, сэр. Лучший город в мире.

Читать дальше 'Саша Чёрный. Пушкин в Париже. Фантастический рассказ'»

Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю: после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда не было ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец… черт знает что такое!

                                                                                                                                         Гоголь. Заколдованное место

I

Есть известный анекдот о Пушкине. Будто бы он то ли в трех, то ли в пятилетнем возрасте выдал на-гора первые стихи. Случилось это происшествие якобы, когда гости Сергея Львовича ели на десерт арбуз, а будущего первого поэта отправили спать. Маленький Пушкин вырвался из объятий няни и заявил гостям:

Сашино пузо

Хочет арбуза.

Читать дальше 'Марина КУДИМОВА. Гоголь-баштан'»

        Я  не помню времени, когда бы я не знал Пушкина: он был всегда — как солнце, как ветер, как куры и собаки в увлекательнейшем пыльном переулке. Я всегда знал, что у Лукоморья дуб зеленый, а на неведомых дорожках следы невиданных зверей, — но мир леших и русалок казался ничуть не более странным, чем заросли картошки в огороде, где можно было провести целую вечность, следя за неведомыми дорожками жуков и лягушек. Пушкин — это было, прежде всего, ужасно интересно: поп — толоконный лоб, князь Гвидон, вылупившийся из бочки, исполинская голова, которая что было мочи навстречу князю стала дуть: «ду-уть» — «у-у» — зву-уки бу-ури — губы сами собой складываются для дутья. И я, разумеется, не обращал внимания на всякие пустяки, за которые Пушкина упрекали дельные современники: поступки персонажей как-то слабовато мотивированы. Ну и что — в жизни, которая меня окружала, я тоже не искал особой целесообразности. Главное — интересно. И страшно весело. Вернее, то страшно, то весело: ветер весело шумит, судно весело бежит…

Читать дальше 'Александр Мелихов. “Дай нам руку в непогоду”'»

 Exegi monumentum 

         Читатель данной статьи обязан знать это выражение в лицо

Я памятник себе воздвигнул долговечный,
Превыше пирамид и крепче меди он.
Ни едкие дожди, ни бурный Аквилон,
Ни цепь несметных лет, ни время быстротечно
Не сокрушат его. Не весь умру я, нет…
                                                                                                                                                                   Капнист

Читать дальше 'Елена Черникова. Exegi monumentum'»