«И да будет вам ночь – светла!»
М. Цветаева

Дмитрий Рошка с трудом скрывал раздражение, – сегодняшняя встреча затянулась до неприличия, – однако продолжал методично подписывать свои книги, попутно отвечая на вопросы читателей. Вопросы эти практически не менялись, и потому он отвечал не задумываясь, негромким голосом, дружелюбно улыбаясь, при этом не забывая держать дистанцию. Правда ли, что, работая над вашим знаменитым романом, вы жили на десять рублей в неделю? Удивились ли успеху, огромным тиражам и престижной литературной премии? Каковы ваши творческие планы?

Этот вопрос особенно действовал на нервы, потому что звучал, как издевка. Последняя книга вышла десять лет назад. Она далась легко, будто кто-то надиктовывал текст, и он, перечитывая написанное накануне, недоумевал, порой не понимая, как к нему пришли эти совершенные строки. Книга бесконечно переиздавалась и неизменно раскупалась, впрочем, как и предыдущие сборники.

Читать дальше 'Зоя Мастер. Ночь – светла'»

О романе Амаяка Тер-Абрамянца «В ожидании Ковчега» (“Медпресс”, 2018, ISBN 987-5-7157-0265-2)

Принято считать, что человек, изображенный на известной картине Э. Мунка кричит. Существует иная интерпретация: человек не кричит, а не знает, куда деваться от крика природы. И я бы добавила – от происходящего на фоне природы. Разум мунковского человека сопротивляется, не выдерживает реальности, человек затыкает уши, глаза расширяются и округляются от ужаса, рот открывается в безмолвном крике…

Примерно такое же ощущение испытываешь при прочтения романа Тер-Абрамянца «В ожидании Ковчега», романа, описывающего события, происходящие в Армении в 1917-1921 годов. Это роман-шок, роман-откровение. Автор взялся за тему, малоизвестную российскому читателю – хаоса и поголовной резни армян, начавшейся с турецкой стороны в 1915 году, усугубленных в 1920 году красным террором.

Читать дальше 'Елена ДАНЧЕНКО. Безмолвный крик.'»

ЛЕСТНИЦЫ

О, какие страсти мелкие, как с такой тщетою жить,
как бы лестницу веревочную для побега мне добыть?
Чтобы не к местам болотистым, а к вершинам править путь,
эту лестницу веревочную аж до облака тянуть.

Сколько надобно терпения в каждом пальце и в горсти,
чтобы лестницу веревочную завязать и заплести!
Всё, что знала злого, доброго, чем богата на веку,
отдаю за стебли гибкие, за канаты и пеньку.

Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. Вступительные стихи'»

БАБОЧКА НАД ГОРОДОМ

В последнее время в мою жизнь всё чаще проникают восточные учения. Они появляются в разговорах с людьми, книгах, старой и новой музыке, философия страданий, которые даются, чтобы мы осознали свою природу и проснулись. Этот короткий рассказ представляет собой попытку зафиксировать идеи, о которых я не перестаю думать.

– Послушайте, госпожа, – сказал он, волнуясь. – Когда я был в Лояне, мне рассказывали, что даос Ли Бо смастерил нефритовую бабочку, способную обманывать птиц и предсказывать перемену цвета Шэнь-звезды. Я встречал тех, которые знали людей, видевших бабочку во время полёта. То, что может произойти между нами, не так ли чудесно, как звук её крыльев? Не стоит ли помочь друг другу разобраться в этом?

– Ну, – с улыбкой молвила девушка, – я думаю, что происходящее между людьми куда сложнее нефритовых насекомых. Не так ли? И всё-таки, если эта встреча при луне окажется для вас тем же, что и для меня, – так тому и быть!

– В таком случае, – сказал студент, – быть может, красавица заглянет ко мне? Моя хижина всего в двух шагах отсюда.

Девушка не возражала…*

Читать дальше 'Алексей РУБАН. Бабочка над городом'»

А я лишь теперь, понимаю, как надо
любить, и жалеть, и прощать, и прощаться.
Ольга Берггольц

Письмо на небо

Мамочка, дорогая моя, любимая!

Я пишу тебе на небо, в пустоту, ибо, скорее всего, там, за облаками, среди дальних планет и звёзд, нет ничего: ни чистилища, ни рая, ни ада. И загадочный Млечный Путь – просто скопление небольших звёзд, которые не увидишь невооруженным глазом. Он никуда не ведёт.

Знаю, что ты, наверное, никогда не прочтёшь это письмо, что его нужно было написать давно, очень давно, хотя бы тридцать пять лет назад, когда ты была ещё жива. И не на компьютере, а обычной авторучкой на бумаге, положить в конверт, запечатать и отправить в Москву. Всё это я знаю и однако пишу тебе в пустоту, в чёрную дыру небытия…

Пишу, во-первых, потому, что это письмо раскаявшейся грешницы я всё равно хочу и должна написать. Оно зрело во мне все эти долгие годы и, наконец, вызрело, сложилось, терзает меня, рвёт моё сердце и душу и умоляет не препятствовать его стремлению вырваться наружу и хотя бы отразиться на экране компьютера.

Во-вторых, я пишу, потому что во мне, вопреки советскому атеистическому образованию и разуму, всё же тлеет крохотная надежда, что, может быть, существует мир иной, мир душ умерших, а значит, возможна связь между нашими мирами и ты прочтёшь это письмо. Телепатически, по каким-то не известным нам каналам… Прочтёшь и простишь меня.

Итак… Господи, не знаю, с чего начать! А пожалуй, начну с конца. Как это ни странно, будет тебе, мама, узнать, что я уже пережила возраст твоего ухода. Ты ушла в 62 года, а мне пару месяцев назад стукнуло, о боже, не хочу даже уточнять сколько. Ты и так, наверное, догадываешься. И пишет тебе не девочка, не молодая девушка, не даже зрелая женщина, а весьма пожилая дама (по прежним российско-советским понятиям). По-американски, это ещё не глубокая старость, скорее, начало старости. Людей, достигших этого возраста, здесь называют мягко-культурно senior citizens (старшие граждане). Чтобы они не очень огорчались и не впадали в уныние от столь солидного возраста и близости конца. Читать дальше 'Елена ЛИТИНСКАЯ. Прощение, или Исповедь матери'»