МАРИНА КУДИМОВА ● МЕЖДУСНЕЖЬЕ

* * *
Воды глыбкие молвы
Затянула ряска…
Как по первому пути –
Поезд из Москвы,
По второму по пути –
Да из Брянска.

Объявили – а нейдут.
Где их только носит?
Лес навыворот продут –
Осень, осень…

И по всей земле леса –
Шаткие деревья –
И ночные голоса –
Суеверья.

Не сносить им головы,
Позднего убранства…
Вот и поезд из Москвы,
Следом – да из Брянска.

Бубен хода, тамбурин,
Каткие колеса.
Праздник, Yellow Submarine,
Тамбур, папироса.

Только не решить боюсь
Я дилемму эту:
То ли здесь остаюсь,
То ли с вами ль еду.

Все отринь, всех забудь,
Будь без грима…
Первый путь, второй путь –
Мимо, мимо!

* * *
Наворую у прошлого алычи
В разбомблённом чужом саду,
И, пока душа говорит: «Молчи!»,
Никуда не уйду.

И, пока народ молчит: «Говори!»,
Будет маетно и в раю.
Заросли вертикально плющом фонари,
Освещавшие жизнь мою.

За семнадцать лет не раздулась гарь –
Только сажу дождь спрессовал.
И дорогу железную съела марь,
Будто Брэдбери колдовал.

А вожак одичавшего табуна
Гомозит головой гнедой,
А коровья лепешка похожа на
Перевернутое гнездо.

Только моря судороги длинны –
Отбежит волна, набежит.
Ничего не трогай после войны –
Пусть лежит оно как лежит.

Рот откроешь, выдохнешь алкоголь –
Все одно не заговоришь…
Головой младенца играет в гольф
Утвердившийся нувориш.

 

* * *
Нет, город сей не Рио-де-Жанейро,
Дежавюированный в каждом нерве,
Коротконог и плосконос, как мопс,
Весь олицетворён вот в этом зданье
Приземистом, где мутное названье
Конторы недоступно в назиданье
Праздноязыким: «…пупс», а может, «…топс»,
А может, Гоббс доской мемориальной
Вознагражден, а может, кекс какой,
Неадекватный и паранормальный,
Тут был прихлопнут гробовой доской…
До точки жить и жить, а многоточье
Приводит к цели, как следы сорочьи –
К украденным очкам или значкам…
Об умиранье судят по зрачкам.
О памяти – по перебитой строчке.

 

ПЕРЕД СНОМ

На окнах накипают стразы,
Грядет метель.
Пусть устарели наши базы
И наша цель,

Пусть невподъем берем беремя
И туп тесак,
Пусть разное вершится время
На всех часах,

Но женщине дана отсрочка,
Пока все спят,
И светится ее сорочка –
До самых пят.

Переслоились поколенья
Битьем, нытьем…
И мы найдем упокоенье,
И мы найдем –

За вечной мерзлотою кольской,
Где нет проблем…
А женщина ладонью скользкой
Наносит крем.

 

* * *
С гнезд не поднимается дичина –
Значит, и у севера есть юг.
Боль длиннее, чем ее причина, –
Острый угол и крепежный крюк.

Боль многоэтажна, и за нею
Ни тебя не сыщешь, ни меня…
Бурный след кильватерный виднее
Флагманского белого огня.

 

* * *
Изморось, похожая на снег,
Но еще не снег.
Времена, похожие на век,
Но еще не век.

Междуснежье это, междувечье –
Как недомоганье человечье:
Полусон, неразмыканье век,
Недоговоренье, междуречье…

 

ХЛЕБ

Захлебнулось на вдохе село,
Провалилось в предсмертную дремлю.
Это сильные мира сего
Раздербанили хлебную землю.

Понагнулся скелет осевой,
Кровь сварилась в печенках отбитых.
Это слабые мира сего
Просят хлеба у каменно сытых.

Снег пойдет – осветлит естество, –
Вновь небесная меленка мелет:
Это Он – не от мира сего –
Пять хлебов безрасчетливо делит.* * *
Воды глыбкие молвы
Затянула ряска…
Как по первому пути –
Поезд из Москвы,
По второму по пути –
Да из Брянска.

Объявили – а нейдут.
Где их только носит?
Лес навыворот продут –
Осень, осень…

И по всей земле леса –
Шаткие деревья –
И ночные голоса –
Суеверья.

Не сносить им головы,
Позднего убранства…
Вот и поезд из Москвы,
Следом – да из Брянска.

Бубен хода, тамбурин,
Каткие колеса.
Праздник, Yellow Submarine,
Тамбур, папироса.

Только не решить боюсь
Я дилемму эту:
То ли здесь остаюсь,
То ли с вами ль еду.

Все отринь, всех забудь,
Будь без грима…
Первый путь, второй путь –
Мимо, мимо!

* * *
Наворую у прошлого алычи
В разбомблённом чужом саду,
И, пока душа говорит: «Молчи!»,
Никуда не уйду.

И, пока народ молчит: «Говори!»,
Будет маетно и в раю.
Заросли вертикально плющом фонари,
Освещавшие жизнь мою.

За семнадцать лет не раздулась гарь –
Только сажу дождь спрессовал.
И дорогу железную съела марь,
Будто Брэдбери колдовал.

А вожак одичавшего табуна
Гомозит головой гнедой,
А коровья лепешка похожа на
Перевернутое гнездо.

Только моря судороги длинны –
Отбежит волна, набежит.
Ничего не трогай после войны –
Пусть лежит оно как лежит.

Рот откроешь, выдохнешь алкоголь –
Все одно не заговоришь…
Головой младенца играет в гольф
Утвердившийся нувориш.

 

* * *
Нет, город сей не Рио-де-Жанейро,
Дежавюированный в каждом нерве,
Коротконог и плосконос, как мопс,
Весь олицетворён вот в этом зданье
Приземистом, где мутное названье
Конторы недоступно в назиданье
Праздноязыким: «…пупс», а может, «…топс»,
А может, Гоббс доской мемориальной
Вознагражден, а может, кекс какой,
Неадекватный и паранормальный,
Тут был прихлопнут гробовой доской…
До точки жить и жить, а многоточье
Приводит к цели, как следы сорочьи –
К украденным очкам или значкам…
Об умиранье судят по зрачкам.
О памяти – по перебитой строчке.

 

ПЕРЕД СНОМ

На окнах накипают стразы,
Грядет метель.
Пусть устарели наши базы
И наша цель,

Пусть невподъем берем беремя
И туп тесак,
Пусть разное вершится время
На всех часах,

Но женщине дана отсрочка,
Пока все спят,
И светится ее сорочка –
До самых пят.

Переслоились поколенья
Битьем, нытьем…
И мы найдем упокоенье,
И мы найдем –

За вечной мерзлотою кольской,
Где нет проблем…
А женщина ладонью скользкой
Наносит крем.

 

* * *
С гнезд не поднимается дичина –
Значит, и у севера есть юг.
Боль длиннее, чем ее причина, –
Острый угол и крепежный крюк.

Боль многоэтажна, и за нею
Ни тебя не сыщешь, ни меня…
Бурный след кильватерный виднее
Флагманского белого огня.

 

* * *
Изморось, похожая на снег,
Но еще не снег.
Времена, похожие на век,
Но еще не век.

Междуснежье это, междувечье –
Как недомоганье человечье:
Полусон, неразмыканье век,
Недоговоренье, междуречье…

 

ХЛЕБ

Захлебнулось на вдохе село,
Провалилось в предсмертную дремлю.
Это сильные мира сего
Раздербанили хлебную землю.

Понагнулся скелет осевой,
Кровь сварилась в печенках отбитых.
Это слабые мира сего
Просят хлеба у каменно сытых.

Снег пойдет – осветлит естество, –
Вновь небесная меленка мелет:
Это Он – не от мира сего –
Пять хлебов безрасчетливо делит.