ВАДИМ ЖУК ● ЖАЛЬ-ПТИЦА
Ах, всё на свете – чистый Шпаликов!
Распустим парус голубой,
Накупим брюлики на налики,
И фотку поместим в «Плейбой».
О чём ты? Это? Ерунда!
Вот путь. И мы в его начале.
И завтра – надо же – среда!
А смерть придумана врачами.
А небо, мама, небо! – шёлк!
Гляди – ноябрь раскуролесился.
И всё на свете хорошо.
Вот только Шпаликов повесился.
* * *
Не жалей, не зови, не надейся.
И с охапкой есенинских «не»
Побежал холодок лицедейства
От затылка и вниз по спине.
Пробежал, торопясь заземлиться,
Оголённый дурак-проводок.
Тяжела и угрюма землица,
Непрозрачен недобрый ледок.
И к губам примерзает жалейка,
Никого не успев приманить.
И надейка, сестра, лицедейка
Разрывает непрочную нить.
Да не нить, говорю, пуповину,
И от верного слова отвык
Неподвижный и наполовину
Провалившийся в горло язык.
До земли, до земли дотянуться,
До её вулканических жил,
Только гнутые ноги не гнутся,
Только вместо желаний и сил,
Безглагольный, безглазый, щенячий
Безголосый пронзительный вой.
И ребёнок с большой головой:
– Не жалею, не помню, не плачу.
* * *
С чего это я с Господом на ты?
В каком буфете горней высоты
мы с пьяной нежностью друг друга обнимали,
и пьяными руками поднимали
бокалы запредельного ерша?
Возможен ли подобный брудершафт?
Однако, семьи, где на «вы» с отцом ,
всегда кулацким отдают сенцом
и сукнецом гнилым купецкого лабаза.
Я в силах отличить алмаз от страза.
Позволь моим словам, как прежде течь,
И обратив к Тебе молитвенную речь,
Почувствовать тепло отеческого глаза.
* * *
Ещё охота походить лесами,
Где ждут меня наивные лисички.
Ещё на часики здесь, стоя под часами,
глазастые глядят филологички.
Ещё погаснет свет, и вот – Островский!
Или – А.С. Без них я затоскую.
Ещё хочу сойти на «Маяковской»,
Чтобы на Невский или на Тверскую.
Ещё увидеть на углу вживую,
Чтоб кровь, как прежде ринулась по жилам,
Деваху эту, сучку гулевую,
С которой в институте не сложилось.
Нет, мне на запасных аэродромах
С лицом понурым не к лицу снижаться.
Как ни крути, но только здесь я дома,
И здесь намерен правнука дождаться.
Оставь им всё, и рать жлобов и выжиг
Враз в камень превратит! И век не стронешь
С убогих мест и мой весёлый Нижний,
И Вологду мою, и мой Воронеж.
Я не хочу, чтоб только их ботинки
Де факто, без участия де юре,
Топтали мои милые тропинки,
Поребрики мои, мои бордюры.
Не мне, не мне, шуту, в борцы рядиться,
Но свечку я от печки отличаю.
А впрочем, как судьба распорядится.
Но за судьбу я вам не отвечаю.
* * *
Не припомнишь, какие там «сятые»,
Слава богу, не мальчик уже.
Ну, «Аврору» курили с ребятами
На заплёванном этаже.
На квартиры косились отдельные,
Как зулус на Версальский размах.
Полуджинсы носили поддельные
На разбитых футболом ногах.
И сеструхи с их вечными танцами,
И начальный студенческий чад.
И слова «Орбитальная станция»,
Постоянно из горла торчат.
* * *
Неравный мне по стати и уму
Хозяин муравейника и сада,
Скажи на милость, друг мой чернозадый,
Кому из нас завидовать кому?
Немыслимою силой наделён,
Всё знающий о жизни безусловно,
Таскаешь камни, переносишь брёвна,
Необъяснимо целеустремлён.
Не знаю, современник-муравей,
Кто результат из нас, кто только проба.
Но мы с тобой, дружок, одних кровей.
И смертны оба.
ПЕРЕДЕЛКИНО-КОМАРОВО
Нужны ли все слова на свете,
Великолепные слова.
Когда над вами, дерева,
Шумит великолепный ветер?
И в огороде Пастернак
С великолепною лопатой,
И в небе дым тяжеловатый
Таинственный рисует знак.
Мы скажем так – гиероглиф.
Открыв словарную шкатулку.
Мы двинемся по переулку
Туда, где дюны и залив.
Забор с развешанным бельём,
И в радиоле – кукарача.
Теперь ахматовскую дачу
Минуем на пути своём.
И сомневаться не моги
Что всё и велико, и лепо,
Включая эти ленты крепа,
На свежих холмиках могил.
И говорить, и говорить,
К лазури обратясь, к лазури!
Ещё бы дури покурить.
Но мы тогда не знали дури.
ЖАЛЬ-ПТИЦА
Трепет перьев, крыльев трескотня,
Странница летучая – страница…
Нет, из всех пернатых у меня
Только и осталась, что Жаль-птица.
Сущность этой птицы – недолёт,
Недообладание крылами.
И недополынь и недомёд,
Недолёд и вместе недопламень.
Скройся, недопевчая, усни,
Не тревожь, не мучай ночью чёрной,
И не клюй оставшиеся дни –
Горькие и золотые зёрна.
Заскользи иголки тонкой сталь
По пластинке старой и печальной,
Прозвучи романс трансцендентальный
«И ничуть мне прошлого не жаль…».
Не поможет. Не меняют цвет
Небеса в квадрате заоконном.
У тебя и не было и нет
Воли, дара, жизни, патефона.
Об Авторе: Вадим Жук
Поэт. Драматург. Актёр. Родился в 1947 году в Ленинграде. Закончил театроведческий факультет ЛГИТМиКа. Работал актёром в театрах Сибири. Снимался в фильмах А. Сокурова, И. Масленникова, В.Хотиненко, А. Борщевского и других. Был единственным автором и художественным руководителем ленинградского-петербургского Театра-студии «Четвёртая стена», спектакли которого демонстрировались по Центральному телевидению. Автор либретто оперетты «Чайка» на музыку А. Журбина и «Русское горе» на музыку С. Никитина, идущих на сцене Московского Театра Современной пьесы, музыкального спектакля «Лес» с В. Дашкевичем в Санкт-Петербургском театре «Комедианты» и других. Автор сценария (с К. Михайловой) полнометражного мультфильма «Возвращение Буратино». Автор и соавтор сценариев анимационных фильмов «Собачье сердце», «Сказка про Волка», «Лис», «Ваня и Леший» и ряда других. Написал ряд песен к анимационным фильмам «Маша и Медведь», «КОАПП 20 лет спустя», «Солдатская песня» и пр. Вадим Жук – автор двух поэтических сборников - «Стихи на даче» (изд. «Зебра») и «Жаль – птица» (изд. «Время). Живёт в Москве.
Стихами увлекалась в молодости. Впервые познакомилась с Вами в мультике “Маша и медведь” – правда, долго искала, кто же написал слова? Спасибо. Замечательные чистые, светлые слова напоминают о радости жизни. Еще и еще раз спасибо.