RSSЛиана АЛАВЕРДОВА ● Литературная сплетня как жанр
Поговорим о сплетне. Той самой сплетне, о которой сыздавна сложилось неблагоприятное мнение как о праздных слухах и домыслах, имеющих очень мало общего с действительным положением. Мне представляется, что современная практика слегка подкорректировала как самоё понятие сплетни, так и область ее применения. Вовсе не все в сплетне ложно или надуманно. Очень часто она опирается на реальность, согласно пословице «Нет дыма без огня». Сплетне скорее можно поставить в упрек моральную небезупречность: она сродни удовольствию от пресловутого копания в чужом грязном белье. Кстати, отмечу, что удовольствие это чрезвычайное, если исходить из откровений сплетников средней руки. Хотя они и не назовут сплетню сплетней. Любопытством, а то и любознательностью. Потому и процветают листки прессы, названной желтой. В облагороженной версии, благоденствующей под крышей-рубрикой «Светская жизнь», освещающей темные ее стороны. Явление это не ново. Еще Пушкин жаловался Вяземскому на интерес толпы к частной жизни, радующейся «унижению высокого, слабостям могущего». Низменным удовольствием сплетня не ограничивается. Причины ее много глубже.
Во-первых, носитель сплетни преисполняется сознанием собственной значимости как любой поставщик запретного и неожиданного известия. Он зарабатывает очки по части информированности, повышая свой и без того высокий статус сплетника. Во-вторых, он, благодаря энергичным усилиям, вторгается в репрезентативный для него круг людей, на «законных основаниях» укореняясь в нем. В-третьих, самая сплетня рисует предмет обсуждения чаще всего в неблаговидном свете. Как то: «Мальчик отлично учится и поступил в Колумбийский университет». Согласитесь, не тянет на сплетню. Продолжу: «Неудивительно, cо cвязями его родителей! Я бы на их месте…» Уже на что-то похоже… Кроме правды. В то же самое время сплетник всегда выставляет себя морально выше того, о ком говорит, имплицитно подразумевая, что те, кто его слушают, разделяют его нравственные принципы. И, наконец, в-четвертых, сплетник иногда (вспомним Яго) преследует свои, ведомые только ему цели. В этом случае сплетня смыкается с клеветой, добавляя интригу как в жизненные перипетии, так и в литературные сюжеты…
Но в сплетне можно найти и позитивные моменты. Диалектика, от которой не укрыться за неприязненным забором. Интерес сплетника бывает и вполне бескорыстным. И уж во всяком случае стоит повыше абсолютного равнодушия, этого «спокойствия сытой коровы» (Достоевский). К тому же публичные лица дают пищи для сплетен раз в двадцать больше, чем нужно для дела. Рекламного. Даже не сплетнику по натуре трудно удержаться от столь притягательного искушения. Наконец, сплетня несет и богатый информационный заряд. Нужно всего лишь скептически профильтровать «сотни тонн словесной руды». Подобным же фильтром мы часто пользуемся и для того, чтобы держать сплетника среди своих знакомых, отбраковывая неприемлемые для нас моменты и оставляя все остальное.
Меня всегда интересовала манящая сила сплетен, но информационным поводом для ее описания явилось выступление Ивана Никитича Толстого в Бруклинской публичной библиотеке под интригующим заголовком «Герберт Уэллс в гостях у бабушки» и подзаголовком «Искусство литературной сплетни». Более того, выступающий утверждал, что вся литература – это сплетня. К тому же высказывание это, возможно, ведет свою родословную от Мариенгофа, так что я, говоря словами известного булгаковского персонажа, не согласна с обоими! Литература не сводится к сюжету, а сюжет не сводится к сплетне.
Вернусь к литературному вечеру. Что имел в виду литературовед? То, что в основе любого произведения литературы лежит сюжет, а часто этот сюжет рисует героя в неблаговидном свете. «Замужняя дама, бросающая мужа ради любовника – вот вам и сплетня-сюжет Анны Карениной», – рассуждает он. Однако, с чего это я заговорила вдруг о Толстом? А с того, что представитель известной династии Алексея Николаевича Толстого, брат Татьяны Никитичны, вослед знаменитой своей сестре вновь посетил Нью-Йорк и выступил 2 мая сего года перед почтенной седовласой аудиторией в зале бруклинской библиотеки. Соскучились ли мы по дружному клану Толстых, либо из праздной любознательности, но все места были забронированы, что довольно необычно для видавшей виды, изрядно избалованной зрелищами нью-йоркской аудитории.
Иван Толстой внешне немного смахивает на «Красного графа»: румяный, полный, в очках. К выступлению он, очевидно, тщательно готовился и старался драматизировать и расцветить его по мере отпущенных Богом актерских талантов. Причем И. Толстой выставил обязательность такой подготовки не просто необходимым условием успешного выступления, но и знаком уважения к аудитории. Противоположным примером, по его мнению, служил Аркадий Галич. Как сказать. Иному выступающему, да хоть тому же Галичу, возможно, претила тщательная отработка каждого жеста, и он полагался на импровизационное чутье, артистический инстинкт. Сошлюсь на безусловный пушкинский авторитет, выведший Импровизатора, который явился к Чарскому и вызвал у того обоснованное чувство непреходящей зависти. Между тем вся подготовка итальянца свелась к побледневшему лицу, лихорадочному трепету, свекающим чудным огнем глазам и нескольким гитарным аккордам.
В рассказе Ивана Никитича фигурировали все известные персонажи: М. Горький и Г. Уэллс, А.Н. Толстой и его теща, мать Натальи Крандиевской, четвертая жена классика Людмила Ильинична, в последствии хранительница его музея-квартиры, и охочая до бриллиантов Галина Брежнева, Виктор Шкловский и Мура Будберг, шпионка и авантюристка, любовница Горького и Уэллса, английского посла Локкарта и еще многих, здесь всуе неупоминаемых, чтобы полностью не окунуться в удушающую атмосферу сплетен. У меня сложилось впечатление, что Иван Толстой собирается описать вышепоименованный сюжет (Герберт Уэллс в гостях у бабушки – так он по сложившейся семейной традиции называет свою прабабушку) в будущем очерке или документальной повести. Возможно, этим и объясняется нежелание выступавшего записать программу для телевидения и интернета. Не буду перебегать дорогу автору. Все же то, с каким удовольствием откликается аудитория на воспоминания и разговоры о литературе, на литературные анекдоты, заслуживает отдельной темы. Или подтемы. Насчет все тех же сплетен…
Значительно сужая проблематику последних, задамся вопросом: что первично? Яйцо или курица? Любовь к литературе или интерес к ее создателям? Литературная жизнь или то, что есть сама литература? Понятно, что посетители сегодняшних встреч со знаменитостями скорее стремятся услышать не самые произведения, но разного рода байки. Оно и воспринимается легче, и занимательнее, и интерактивнее! Был или не был Шолохов создателем «Тихого Дона»? Насколько правдивы воспоминания Нины Берберовой? Можно ли верить диалогам, записанным неутомимым Соломоном Волковым? Как будто под девизом «хочу все знать!» один за другим пытливые читатели, а пуще – читательницы, задавали вопросы Ивану Толстому и незамедлительно получали однозначные ответы. Выступающий явно понравился публике. Вот что написала критик Лиля Панн в Facebook: «Магнетическое выступление Ивана Толстого! Благородство речи, неподдельная живость, увлеченность драмой отношений Уэллса и России творили праздник культуры для слушателей. А благодаря изобретательной композиции рассказа, он слушался ещё и с той завороженностью, что дарит жанр талантливого детектива. Кульминация его не только неожиданна, но и глубока. Поступок автора “Человека-невидимки” и “Войны миров” – творческий ответ “марсианской”, как оказалось для него, Совдепии…»
Трудно что-либо добавить к сему панегирику по части похвальбы, но все ж попытаюсь оставить последнее слово за собою. Выступление Ивана Толстого изобиловало деталями и позволяло увидеть якобы знакомое в ином свете. Ведь по сути дела многое в общераспространенном знании о литературных персонажах стереотипно: говоря о писателях, всплывает в памяти один и тот же набор произведений, заслуг, общественный резонанс, вызванный их произведениями. Может потому публика с такой готовностью откликается на живой взволнованный рассказ о литературе, что новое знание будоражит и расцвечивает прошлое незнакомыми красками? Герберт Уэллс? Первое, что приходит в голову – писатель-фантаст, создатель знаменитой «Войны миров», донесший до нас свидетельство о гигантском социальном эксперимента под предводительством «кремлевского мечтателя» в небольшой книге «Россия во мгле». В рассказе Ивана Толстого он предстает перед нами мужчиной, не устоявшим перед чарами рыжей бестии – прохиндейки и авантюристки Муры (в миру – Марии Игнатьевны Закревской-Бенкендорф-Будберг). Уэллс высоко ставит честность, как и положено английскому джентльмену, и поэтому легко попадается на обман. В то же время он великодушен, опять же, как джентльмен, и обман прощает. Если писатель может простить обман любимой женщине, то он не желает быть одураченным нашпигованным шпиками окружением и прирученными властью писателями, которых встречает в Советии. У меня лично после всего услышанного уважение в писателю-провидцу возросло, как на дрожжах. Приятно, когда талантливый автор оказывается незаурядной личностью.
О самом Алексее Толстом его внук не особенно распространялся. Подчеркнул только, что с Михаилом Шолоховым его предок не имел ничего общего. Вспомнил о страсти деда к собирательству художественных полотен, иногда его подводившей: случалось, что покупал подделки вместо оригиналов. Конечно же, незаурядное семейство – это целый кладезь историй и семейных легенд и, будь у заезжего гостя возможность, он мог бы провести в воспоминаниях и рассказах не два часа, а гораздо дольше. В отличие от своей резкой сестры Татьяны, Иван Толстой производит впечатление добродушного и незлобивого человека. Он и в самом деле эрудирован и приветлив, красноречив и уважителен к аудитории. А тот жанр, которому Иван Никитич отдал все силы своего незаурядного дарования, никоим образом, вопреки собственным его словам, не могу отнести к литературным (и – около) сплетням. В этом мое главное с ним разногласие. А в остальном – все хорошо, все хорошо!
Об Авторе: Лиана Алавердова
Лиана Алавердова живет в Нью-Йорке. Ее стихи, статьи, переводы с английского и азербайджанского языков неоднократно публиковались в журналах, газетах и альманахах в России, Германии, США, Украине, Канаде, Азербайджане, включая «Знамя», «Дружба народов», «Знание-сила», «Слово/Word», «Новый журнал», «Литературный Азербайджан», COLLEGIUM, «Шалом» и др. Лиана Алавердова – автор двеннадцати книг стихов и документальной прозы (популярная психология, литературная критика, публицистика, мемуары). Она заведует библиотекой Kings Bay, одним из отделений Бруклинской публичной библиотеки. Лиана является волонтером Американского фонда превенции суицида (AFSP).
Опубликовано в выпуске: Больше, чем случайность
Щаль, прошло мимо меня выступление Толстого. Спасибо за интерсный отчет
Всегда пожалуйста!
Закревской-Бенкендорф-Будберг – это не та Маруса Климова, прославленная бессмертными строками “Ты зашухарила всю нашу малину, и «перо» за это получай!”?
Думаю, нет, хотя обе дамы весьма “прожженные” и многоопытные. Не исключено, что они нашли бы общий язык довольно легко…