Марина САВВИНЫХ ● «Пока под нами круг восьмой…»

* * *
О, если б те… с живыми гривами…
И недалёкий путь домой!..
Но мы не можем быть счастливыми,
Пока под нами круг восьмой.
Уже придуман воздух тления,
Уже восславлен и возник.
И мы о нашем искуплении
Прочтём в одной из детских книг,
Где вместе с жалобой вчерашнею
На кашель, градусник и йод,
Дитя любимое, бесстрашное,
Свой приговор произнесёт.
* * *
Прочти меня, мой Чёрный Человек,
Как, может быть, лишь Крест читает Розу,
Как музыкант, не размыкая век,
В самом себе читает Лакримозу…
Листай меня – не брезгуя – подряд,
С моим почётом и моим позором:
Пускай страницы тлеют и горят
Вслед за твоим колеблющимся взором…
* * *
Сергею Курганову
Мой современник Данте Алигьери
Сквозь щель пифагорейского числа
Увидел смысл в сомнении и вере,
Узрел добро в самораспятьях зла.
С учтивостью протягивая руку
Незнаемому другу и врагу,
Он родствен лире… или родствен луку…
Стрела и песня пробуют дугу
Между его спокойными зрачками,
Где зыблются Голгофа и альков…
Асфальта не касаясь башмаками,
Как тёмный вихорь между облаков,
Он движется… подобное в подобном…
Себя мы вспоминаем лишь в аду,
В неугасимом пламени, способном
К великому гончарному труду!

* * *
Милый демон с глазами ребёнка,
Над бровями – волнистая мгла.
Этой мглы не касалась гребёнка.
Эти руки не ведали зла.
Он ещё поглощён новизною
Мира, круглого, как колесо,
Неба, ветра, пространства и зноя
И грядущей странички Руссо.
Он не знает ещё, что однажды,
Истощась в бесполезной борьбе,
Задыхаясь от гнева и жажды,
Воплотиться захочет в тебе…

* * *
Голубые, как вены, руины
Голой веткою вниз по запястью…
Ты костлява, рука балерины,
Ненормальных зовущая к счастью.
Черный газ и – разрывом – коленка…
А еще этот визг за спиною!
Огнедышащий танец – фламенко.
Болеро же, как стыд, ледяное.
Только вальса ночная долина…
Раз-два-три… не работа – прогулка…
Умирать – отлетая… так длинно…
Так томительно, страстно и гулко
Отлетая… как дымка подола
Отлетает в классическом шаге,
Как от уст отлетают Эола
Лепестки папиросной бумаги…* * *
О, если б те… с живыми гривами…
И недалёкий путь домой!..
Но мы не можем быть счастливыми,
Пока под нами круг восьмой.
Уже придуман воздух тления,
Уже восславлен и возник.
И мы о нашем искуплении
Прочтём в одной из детских книг,
Где вместе с жалобой вчерашнею
На кашель, градусник и йод,
Дитя любимое, бесстрашное,
Свой приговор произнесёт.
* * *
Прочти меня, мой Чёрный Человек,
Как, может быть, лишь Крест читает Розу,
Как музыкант, не размыкая век,
В самом себе читает Лакримозу…
Листай меня – не брезгуя – подряд,
С моим почётом и моим позором:
Пускай страницы тлеют и горят
Вслед за твоим колеблющимся взором…
* * *
Сергею Курганову
Мой современник Данте Алигьери
Сквозь щель пифагорейского числа
Увидел смысл в сомнении и вере,
Узрел добро в самораспятьях зла.
С учтивостью протягивая руку
Незнаемому другу и врагу,
Он родствен лире… или родствен луку…
Стрела и песня пробуют дугу
Между его спокойными зрачками,
Где зыблются Голгофа и альков…
Асфальта не касаясь башмаками,
Как тёмный вихорь между облаков,
Он движется… подобное в подобном…
Себя мы вспоминаем лишь в аду,
В неугасимом пламени, способном
К великому гончарному труду!

* * *
Милый демон с глазами ребёнка,
Над бровями – волнистая мгла.
Этой мглы не касалась гребёнка.
Эти руки не ведали зла.
Он ещё поглощён новизною
Мира, круглого, как колесо,
Неба, ветра, пространства и зноя
И грядущей странички Руссо.
Он не знает ещё, что однажды,
Истощась в бесполезной борьбе,
Задыхаясь от гнева и жажды,
Воплотиться захочет в тебе…

* * *
Голубые, как вены, руины
Голой веткою вниз по запястью…
Ты костлява, рука балерины,
Ненормальных зовущая к счастью.
Черный газ и – разрывом – коленка…
А еще этот визг за спиною!
Огнедышащий танец – фламенко.
Болеро же, как стыд, ледяное.
Только вальса ночная долина…
Раз-два-три… не работа – прогулка…
Умирать – отлетая… так длинно…
Так томительно, страстно и гулко
Отлетая… как дымка подола
Отлетает в классическом шаге,
Как от уст отлетают Эола
Лепестки папиросной бумаги…