Виталий ТУРЧЕНКОВ ● Осенний каприз ● Миниатюра

Желание воспеть красоту человеческих душ – отнюдь не порок. Желание, перешедшее в действие – почти добродетель.

Примерно так думал Женя Шлюблинский, быстро выходя из дому. В его неуемной голове, с раннего утра билась, как птица в клетке, первая строчка эпической (наверняка) поэмы. Поэма эта и призвана была оказаться глашатаем его желанной добродетели.

«Рождённый воем двух ветров…» – стучала в его напряжённом мозгу фраза, не желавшая расти и развиваться: «Рождённый… ветров – котов, рабов, туркменский плов… Тьфу! Какой ещё плов?».

Пройдя быстрым шагом два квартала и резко повернув влево, он оказался в небольшом, тихом сквере. Ввиду раннего часа, сквер был мягко застелен туманом, а одинокие скамейки печально блестели и плакали крупными каплями холодной, осенней влаги. Достав записную книжку (с уже занесённой туда фразой), Евгений, принялся степенно прогуливаться вдоль пустынной аллеи.

– Рождённый воем двух ветров… – вслух бормотал он, – на перепутье он явился… Нет, это где-то уже было. Рождённый воем двух…

Как бы дразнясь и потешаясь над ним, в кронах осыпающихся деревьев закаркали вечно озабоченные вороны.

– Свинство! – глядя на них исподлобья, нервно огрызнулся поэт. – Дома гостей понаехало, тут вороны… воем двух ветров…

– А почему двух? – спросил внезапно выросший из-под земли старичок в драповом пальто и шляпе, очевидно символизирующий собою безвозвратно ушедшее интеллигентство. – Они что у вас – разнополые?

– Нет, обычные.

– Так почему же именно двух?

– А сколько же? – в свою очередь удивлённо поинтересовался поэт.

– Да хотя бы четырёх, – размахивая руками, ответил старичок.

– А может быть трёх? – задумавшись на секунду, спросил Женя.

– Нет, именно четырёх.

– Почему?

– Так издревле повелось. Четыре стороны света – четыре, стало быть, разновидности ветров.

– Это условности. Пережитки совкового менталитета.

– Что за вздор! Это классика, – не на шутку раздражаясь, закричал старичок. – Или, быть может, вы футурист?

– Я фигурное катание с детства не люблю, – обиделся молодой поэт. – Мой конёк – литература.

– Литература – ваш осёл, а не конёк! – потрясая кулаками, закричал странный, пожилой человек и испарился.

– А по виду интеллигент, – вслух удивился Женя и зашагал дальше.

Почти близился обед. Туман, очевидно не на шутку проголодавшись, медленно исчезал из сквера. На деревьях всё так же громко ругались вороны. По всё ещё пустынной аллее задумчиво бродил молодой человек, оглашая равнодушное пространство монотонной декламацией своего – «Рождённый воем двух ветров…»

И только листья, сочувствуя его бессилию, устало и безропотно падали на землю.Желание воспеть красоту человеческих душ – отнюдь не порок. Желание, перешедшее в действие – почти добродетель.

Примерно так думал Женя Шлюблинский, быстро выходя из дому. В его неуемной голове, с раннего утра билась, как птица в клетке, первая строчка эпической (наверняка) поэмы. Поэма эта и призвана была оказаться глашатаем его желанной добродетели.

«Рождённый воем двух ветров…» – стучала в его напряжённом мозгу фраза, не желавшая расти и развиваться: «Рождённый… ветров – котов, рабов, туркменский плов… Тьфу! Какой ещё плов?».

Пройдя быстрым шагом два квартала и резко повернув влево, он оказался в небольшом, тихом сквере. Ввиду раннего часа, сквер был мягко застелен туманом, а одинокие скамейки печально блестели и плакали крупными каплями холодной, осенней влаги. Достав записную книжку (с уже занесённой туда фразой), Евгений, принялся степенно прогуливаться вдоль пустынной аллеи.

– Рождённый воем двух ветров… – вслух бормотал он, – на перепутье он явился… Нет, это где-то уже было. Рождённый воем двух…

Как бы дразнясь и потешаясь над ним, в кронах осыпающихся деревьев закаркали вечно озабоченные вороны.

– Свинство! – глядя на них исподлобья, нервно огрызнулся поэт. – Дома гостей понаехало, тут вороны… воем двух ветров…

– А почему двух? – спросил внезапно выросший из-под земли старичок в драповом пальто и шляпе, очевидно символизирующий собою безвозвратно ушедшее интеллигентство. – Они что у вас – разнополые?

– Нет, обычные.

– Так почему же именно двух?

– А сколько же? – в свою очередь удивлённо поинтересовался поэт.

– Да хотя бы четырёх, – размахивая руками, ответил старичок.

– А может быть трёх? – задумавшись на секунду, спросил Женя.

– Нет, именно четырёх.

– Почему?

– Так издревле повелось. Четыре стороны света – четыре, стало быть, разновидности ветров.

– Это условности. Пережитки совкового менталитета.

– Что за вздор! Это классика, – не на шутку раздражаясь, закричал старичок. – Или, быть может, вы футурист?

– Я фигурное катание с детства не люблю, – обиделся молодой поэт. – Мой конёк – литература.

– Литература – ваш осёл, а не конёк! – потрясая кулаками, закричал странный, пожилой человек и испарился.

– А по виду интеллигент, – вслух удивился Женя и зашагал дальше.

Почти близился обед. Туман, очевидно не на шутку проголодавшись, медленно исчезал из сквера. На деревьях всё так же громко ругались вороны. По всё ещё пустынной аллее задумчиво бродил молодой человек, оглашая равнодушное пространство монотонной декламацией своего – «Рождённый воем двух ветров…»

И только листья, сочувствуя его бессилию, устало и безропотно падали на землю.