Мила НИЛОВА ● Я вам не скажу за весь Израиль ● Путевые заметки

19 – 28 апреля 2014 год

Марта, моя подруга еще со школьных лет, звала меня в Израиль.

– Мы должны поехать, – настойчиво соблазняла она меня израильскими красотами и первым фестивалем Всемирного клуба одесситов. Я взвешивала все «за» и «против», у меня были на то свои личные причины. – Милка, если мы не поедем, внуки нам этого не простят! – Тут я рассмеялась и согласилась.

И дело даже не во внуках, которые родились уже на другом континенте, и их «одесская кровь» прилично разбавлена. И если бы мой внук смог побывать в той нашей Одессе, она никогда не была бы для него тем, что она есть для меня: когда ты только произносишь Одесса и сразу ощущаешь, как где-то под ложечкой, в районе солнечного сплетения, все моментально заливает теплом, потому что тут есть «две большие разницы» – побывать или родиться и вырасти.

Побывав сегодня, он увидел бы совсем другую Одессу, на которую без боли и сострадания смотреть невозможно. И дай бог сил моим близким и родным и всем одесситам пережить все, что там сейчас происходит. Но это уже совсем другая тема для совсем другого рассказа…

Итак, мы поехали в Израиль втроем – Марта, ее брат Гриша и я. Встретились в Cтамбуле и дальше уже летели вместе. Через часа два с половиной наш самолет приземлился в аэропорту Бен Гурион. Пройдя все таможенные формальности, мы, получив свои чемоданы и оживленно разговаривая, вышли на улицу. Перед зданием аэропорта была большая клумба с выложенной яркими цветами картиной и надписью на иврите, скорее всего, что-то типа «Добро пожаловать».

Я молча улыбнулась, вот и осуществилась моя мечта – я в Израиле.

Было уже два часа ночи, на темном южном небе мерцали звезды.Мы взяли такси и поехали в Бат Ям, небольшой курортный городок на берегу Средиземного моря. Меньше чем через полчаса машина остановилась на набережной Бен Гуриона, 73, где мы сняли квартиру. Настроение было замечательное, впереди у нас фестиваль, встречи с друзьями и родственниками, новые знакомства, поездки по Израилю.

Мы с Гришей остались с чемоданами и дорожными сумками у лифта, а Марта поднялась за ключом, который Шай, хозяин квартиры, оставил для нас в ящике на стенке слева от двери, как он написал по электронной почте. Ну все, наконец мы сможем принять душ и поспать хотя бы пару часов после длительного перелета, учитывая еще и разницу во времени. Вот уж поистине прав был еврейский мудрец, сказав: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Марта ящика слева не обнаружила и вернулась без ключа. По-видимому, Шай не только пишет и читает справа налево, но и думает тоже. Теперь на поиски ключа они пошла вдвоем с Гришей, результат тот же. Две пары глаз хорошо, но три все таки лучше, последняя надежда. Мы с Гришей упорно рылись в пыльных ящиках – три справа и еще пару на стенке у лифта. Ключа нет. Что делать?

На наше счастье рядом с парадным оказалось кафе, работавшее круглосуточно. Сдвинув два столика, мы расположились табором со своими чемоданами и сумками. С 14 по 22 апреля в Израиле большой праздник – Pesach, день возвращения евреев на землю обетованную. И мы прибыли как раз вовремя. В честь этого события, к тому же, проголодавшись, мы заказали гамбургеры. Еда почти праздничная: правда, вместо мацы белая булочка, вместо баранины какое-то мясо, не помню уже какое, но точно не свинина, овощи совпадали условно, вместо орешков с фруктами заказали некошерный капучино, было очень вкусно. Все это замечательно, но ключа все равно нет. Помня Шаины уговоры не стеснятся и, в случае необходимости, звонить в любое время суток, Марта набрала его номер. Сон у Шая оказался на удивление крепким, он не откликнулся, по-моему, даже на десятый Мартин звонок. Тут уже и ее дочка подключилась к нам и стала названивать ему из Америки.

Забрезжил рассвет – с добрым утром, Израиль! Мы съели второй завтрак, выпили третий кофе, и тут Шай наконец проснулся. Как он объяснил, ждал он нас завтра, поэтому ключ находится у соседа на первом этаже. Марта пошла к соседу, она пыталась что-то объяснить ему, а он, сонный, ошалело смотрел на обаятельную незнакомую женщину, которая непонятно чего хотела от него на рассвете в шабат, тем более, что он не понимал ни по-русски, ни по-английски. Пришлось опять звонить Шаю.

Все, операция «Ключ» успешно закончилась! Кое-как втиснувшись с сумками и чемоданами в небольшой лифт, мы поднялись на шестой этаж и наконец вошли в квартиру. Первым делом открыли жалюзи, окна и балкон, приятный теплый ветерок врывался в комнату, ярко светило солнце. Впечатлившись видом: внизу набережная с пальмами, а через дорогу лазурное море, сон как рукой сняло, и мы пошли гулять. Через дорогу, на площадке у моря играла музыка, люди танцевали. Они радовались солнцу, морю и просто жизни, цену которой здесь знают, наверное, лучше, чем в любой другой стране мира. Мы пошли дальше, среди прохожих встречались совсем еще юные мальчики и девочки в военной форме с автоматами в руках – солдаты, мужественно защищающие свою землю в случае опасности, но сегодня они были в увольнении, сегодня они отдыхали. Вдоль набережной с фешенебельными высотными гостиницами современной архитектуры и красивыми жилыми домами с миллионными квартирами, на столбах между стройными пальмами висели громкоговорители для объявления тревоги. Такие мы видели только в кино о войне…

Мы бродили по Бат Яму, на пересечении улиц Бальфур и Ротшильда наткнулись на турагентство, купили экскурсию в Иерусалим на завтра. Остановка экскурсионного автобуса, как нам сказали, у ханьона Бат-Ям. И первая мгновенная реакция: о, тут и каньон есть! Оказалось, что в переводе на русский «ханьон» – это торговый центр.

Пока мы гуляли, Гриша созвонился с Борей Соболевым и тот обещал подъехать. Боря Соболев – организатор Первого международного фестиваля ОдессAviv, то есть Одесская весна, председатель Израильского филиала Всемирного клуба одесситов. Вернувшись в Хьюстон, я нашла на Интернете их сайт и узнала, как это начиналось. Пересказывать не буду, тут несколько строк и я их просто перепечатала.

«Впервые за 5770 лет (от сотворения).

В Одесский день 1 апреля Израильский филиал ВКО со скромным названием «Апоговорить» (пишется слитно, прим. мое) произвел самооткрытие. На первом заседании клуба единоручно был избран председатель – глубококоренной одесский музыкант и тележурналист, с диагнозом – тяжелый одесский синдром в легкой форме, Борис Соболев (в девичестве Госпин)».

Это было четыре года назад, а сегодня – Международный фестиваль.

Гриша с Борей друзья еще с тех лет, когда мы все жили в Одессе. Оба были когда-то музыкантми, вместе играли. И Лариса Долина, тогда еще молодая и начинающая, пела у них в ансамбле.

Пора было возвращаться, Марта с Гришей остались дома ждать Борю, а у меня в четыре встреча с Бронечкиной сестрой Татьяной Петровной и ее дочкой Мариной. Броня пришла к нам в семью после войны, в 1950 г. и прожила с нами всю жизнь, умерла она в 2008 году. Я всегда считала, что у меня две сестры: Броня и младшая сестра Валя. И Татьяну Петровну я помню с моего раннего детства. Так что Марина была абсолютно права: мы родственники, хоть и не по крови. Иногда существуют настолько тесные внутренние связи, что уже и не важно по крови они или не по крови, нас связывает общее прошлое, любовь к Бронечке и к Одессе.

Марина приехала к маме в Израиль на недельку. К нашей обоюдной радости мы совершенно случайно пересеклись здесь, правда, только на один день. Встреча была радостной и очень теплой, несмотря на то, что не виделись мы больше двадцати лет, правда, по Скайпу общались довольно часто.

Пока мы сидели в кафе и разговаривали, подошли Марта с Гришей и Борей. Оказалось, что Татьяна Петровна и Боря уже знакомы, он привозил ей несколько дней тому назад билеты на фестивальный концерт. Так что мы увидимся с ней и ее младшей дочкой Полиной еще и двадцать четвертого. А Марина завтра улетает домой в Швейцарию. Мы распрощались, Марина с мамой уехали в Ришон-Ле-Цион, где живет Татьяна Петровна, а мы вчетвером отправились в Яффо поужинать.

Боря вез нас по узеньким улочкам Старого города, я с трудом представляла, как здесь могут разъехаться две встречных машины. Все выглядело очень экзотично и, когда через десять минут мы выехали на широкую, усаженную деревьями улицу со светофорами, мне показалось, что я попала не только в другую климатическую зону, но и в другую эпоху. По дороге от автостоянки до ресторана нам встретился молодой, интеллигентного вида скрипач. Мы с Мартой остановились послушать, играл он замечательно. Разговорились, оказалось, что он москвич, получил музыкальное образование в Москве, теперь живет и продолжает учиться в Нью-Йорке, а в Израил приехал в гости. Поблагодарив за прекрасную музыку и пожелав ему удачи, пошли догонять Борю с Гришей. Я сидела в ресторане, разомлевшая от счастья и усталости, и мне казалось, что я знаю Борю так же давно, как и Марту с Гришей.

Только мы вернулись домой, как за нами заехали Регина с Сашей, Мартины друзья, и повезли нас к себе в гости. Мы сидели на огромном балконе, вернее, это была часть крыши с балюстрадой. Ночное небо, как и полагается на юге, было темным, с яркими большими звездами. Тихо звучала музыка, мы пили вино, ели сыр с фруктами и общались.

Перед самым отъездом в Израиль я получила журнал, где была напечатана моя повесть. Там был такой же балкон, устроенный на крыше. Случайно, а может быть и нет, кто бы мог подумать, в Израиле, в первый же вечер я попала в придуманный мною мир из повести и не могла поверить этому неожиданному совпадению.

Уже было за полуночь, когда мы вернулись домой. Так закончился наш первый, полный впечатлений и самый длинный день в Израиле.

Завтра мы едем в Иерусалим.

20 апреля – Поездка в Иерусалим

В семь часов утра мы были уже возле ханьона Бат Ям. Еще в Нью-Йорке Марте кто-то рассказал о замечательном экскурсоводе Марке Гершоне, и сегодня нам повезло, он оказался нашим гидом.

За окнами автобуса мелькают красивые пейзажи, мы слушаем Марка, а в промежутках между его рассказами говорим.

Однажды, по-моему, в мой первый приезд к Марте, я увидела среди прочих интересных фотографий, висевших в ее кабинете, снимок, где мэр Иерусалима Эхуд Ольмерт вручает ей памятный диплом. Теперь Марта рассказала мне более подробно об этом событии.

25 сентября 1996 г., в день еврейского Нового года (Rosh Hashanah), Иерусалим праздновал свое 3000-летие. Вообще-то, Иерусалим на восемь веков старше, но три тысячи лет тому назад царь Давид объявил Иерусалим столицей Израильского государства. Вот с тех пор и идет отсчет. Когда Иерусалим праздновал эту дату, израильское правительство пригласило много гостей, в том числе триста радиожурналистов со всего мира, среди приглашенных была и Марта.

Наш автобус остановился, мы приехали. Я молча стояла на смотровой площадке на Масличной горе, потрясенная величием и красотой Иерусалима.

Кто только не захватывал Иерусалим за его многовековую историю: вавилоняне, персы, македонцы, египтяне, римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, османцы владели этой территорией четыре века – с 1517 г. по 1917 г. И все они, захватывая этот многострадальный город, что-то разрушали и, самоутверждаясь, строили свое великолепие. С 1917 по 1948 год это была подмандатная территория Великобритании.

Наша сегодняшняя экскурсия посвящена христианскому Иерусалиму. Марк рассказывает разные библейские истории и легенды двухтысячелетней давности, рядом со мной Марта с Гришей, а у меня вдруг возникло ощущение реальности всего услышанного.

Вот восемь олив в Гефсиманском саду, которые помнят Христа, а вот на этом камне, рядом с оливами, он любил сидеть и молиться. А здесь, где Иисус молился в последнюю ночь своей земной жизни, и где Иуда предал его, стоит теперь Церковь Страстей Господних, ее еще называют Церковь Всех Наций. Построена она в 1924 г. на пожертвования католических общин из двенадцати стран. В этом храме нет статуй и отсутствует дневной свет, синие витражи создают полумрак, символизирующий ночь, единственный источник света проникает вовнутрь только через открытую дверь.

Мы идем по Блошиному рынку в Мусульманском квартале. Я даже улыбнулась про себя, заметив, что я не просто иду, а осторожно ступаю по древней булыжной мостовой Старого города, столько повидавшей на своем веку. Впереди Марк с яркожелтым зонтом, как опознавательным знаком для нашей группы, чтобы мы не потерялись в нескончаемой толпе паломников и туристов. Мы идем на Голгофу, и мне кажется, что это уже не Иерусалим, а Ершалаим, и где-то далеко впереди, если Марк опустит свой большой зонт, я увижу Иешуа, несущего крест.

Мы поднимаемся на гору к Храму Гроба Господня или Храму Воскресения. Еще первые христиане почитали место распятия и погребения Иисуса Христа, находившееся тогда за городской чертой. И в моем воображении оживают страницы из «Иудейской войны» Иосифа Флавия как легионы Тита разрушали город в 70-ом году н.э. Потом на месте распятия Христа был построен языческий храм, тоже разрушенный впоследствии. Первая церковь Гроба Господня была заложена Св. царицей Еленой. В начале 1000-ых годов Храм разрушили арабы. Император Константин восстановил его. После большого пожара в 1808 году Храм реконструировали, достроили купол, и место, где распяли Христа, теперь оказалось внутри. Вот в таком виде он и существует по сей день. Храм стоит между другими зданиями, и снаружи он выглядит без всякой претензии на помпезность, но внутри он поражает своим величием.

Храм разделен между шестью христианскими конфессиями. У каждой конфессии свой день служения Богу. Ключ от Храма хранится в мусульманской семье и передается от отца к старшему сыну. И каждый день, начиная с ХII века, мусульманин открывает и закрывает христианский храм. А между конфессиями часто возникают, не по этому поводу, а по многим другим, различного рода разногласия и конфликты.

Входим в Храм, обойдя Камень Миропомазания, попадаем в большую ротонду, в центре которой возвышается кувуклия, т.е. часовня, разделяющая пещеру Гроба Господня на две части: придел Ангела и собственно Гроб Господен. Сегодня Пасха, и в придел Ангела, к Благодатному Огню, самовозжегшемуся вчера, толпа народу со связками свечей в руках (33 свечи – по количеству лет земной жизни Христа).

Я человек не верующий, в церковь, как правило, не хожу, и если я испытывала, даже не знаю, как это точнее назвать, трепет, что ли, или что-то подобное, перед таинством самовозжения Огня, то что же должны испытывать верующие, стоя у Благодатного Огня, ниспосланного им свыше.

Обойдя кувуклию, становимся в длинную очередь к Гробу Господню – это гробница в скале, где был похоронен и на третий день воскрес Иисус. Пещерка маленькая, там с трудом могут поместиться 3-4 человека, и очередь продвигается медленно. У Марты, после недавней операции, разболелось колено. Марк пошел просить священнослужителя, стоявшего у входа в пещеру, пропустить Марту вне очереди. Священнослужитель, войдя в положение, оценил свое сочувствие в 100 долларов.

Гроб Господен мы так и не увидели. И вовсе не денег нам было жаль…

Голгофа, столько веков вдохновлявшая гениальных мастеров на создание шедевров мировой культуры, теперь, скорее, похожа на музей с экспонатами.

На обратном пути Марк повел нас на Александро-Невское подворье. Находится оно на маленькой улочке и очень напоминает по стилю петербургские здания второй половины ХIХ века. Началось все с расчистки участка для строительства русского консульства, а, в конечном итоге, построили Храм Святого Александра Невского. Во время раскопок были обнаружены остатки городской стены, относящиеся к 455 году до н.э. Ученые пришли к заключению, что найденная там арка с двумя колоннами и есть Порог Судных Врат, за которые выводили Христа, когда вели его на Голгофу. И тогда на этом месте Крестного пути русская православная церквь решила возвести храм. В 1896 г. храм освятили в честь Святого Александра Невского соименного Святого Императора Александра III, по чьей инициативе появилась Русская Духовная Миссия в Иерусалиме.

Легенда, так тесно переплетенная с реальной историей, оказалась все же сильнее, чем утверждение современных ученых, что здесь был тогда просто жилой квартал и Судные Врата находились в другом месте. И вот уже более 100 лет именно сюда приходят паломники, чтобы помолиться у священного Порога Судных Врат.

Сняв с себя что-то наподобие юбки, которую мы надели поверх своих «срамных» брюк, и платок, прикрывавший наши неблагоразумные головы, мы отдали все это двум юным, приветливым монашкам и вышли на шумную улицу. Наверное, не я одна задавала себе вопрос: «Как же им удается сохранять на Подворье благостный дух несуетливой, патриархальной России XIХ века?» Однако, удается…

Идем дальше. Стена Плача или Западная Стена – единственное, что осталось от Второго Иерусалимского Храма. Талмуд толкует причину разрушения Второго Храма так: «За то, что возлюбили богатство… и возненавидели друг друга».

Весной 70 года н.э. Тит с римской армией осадил Иерусалим, где в это время продолжалась братоубийственная война. Во время одного из боев сгорели продовольственные склады, в городе начался голод. Осада длилась пять месяцев, но римлянам никак не удавалось овладеть Храмом, оставшиеся повстанцы сражались до последнего. И Тит приказал поджечь ворота. Спустя шесть лет после окончания строительства нового Иерусалимского Храма он был сожжен, в тот же самый день – 9-го Ава по еврейскому календарю, в который в 586 году до н.э. вавилоняне сожгли Первый Храм, Храм Соломона. Армия Тита превратила Иерусалим в руины, Храмовая гора была распахана. Остался только западный кусок подпорных стен, сооруженных Иродом Великим для укрепления земляной насыпи на Храмовой горе при расширении территории Храма.

С тех пор человечество «поработало» над своей историей с неменьшей жестокостью, чем в те древние времена, так что сегодня люди приходят сюда не только оплакать уничтоженную святыню, но и помолиться за живых и ушедших от нас, попросить прощение у Бога за грехи – свои и чужие.

Медленно иду к Стене Плача. Я чувствую рядом Бронечку, когда-то вошедшую, давно и навсегда в мою жизнь, в мое сердце, а вместе с нею со-переживание и со-страдание этому удивительному народу.

«… О многом я узнала в достаточно раннем возрасте, потому что в моей жизни появилась Броня. Я слышала незнакомые слова и, как все маленькие дети, задавала традиционные вопросы «А что это такое?», «А что это значит?»

– Мамочка, а что значит сирота?

– Вот Броня – сирота. Ее родители погибли в гетто.

– Мамочка, а что такое гетто?

Представляю, в какое сложное положение я ставила маму, задавая подобные вопросы невинным голосом любознательного пятилетнего ребенка. Как можно объяснить дочке-дошкольнице значение этих страшных слов, за которыми стоят трагедии миллионов погибших и тех, кто прошел через этот ад и остался в живых с вечной болью о потерянных родителях, детях и близких?!

Конечно, можно философствовать о религии, истории, даже коснуться экономики, опять об истории от самых ее истоков до сегодняшнего дня. Но слова «антисемитизм» и «Холокост» из всемирного толкового словаря этими философствованиями не вычеркнешь, миллионов погибших не вернешь и страданий оставшихся в живых тоже не уменьшишь! Неужели судьбу каждого, кто стал жертвой Холокоста, нужно умножить на шесть миллионов и еще на страдания миллионов выживших, чтобы люди поняли, что это — трагедия, трагедия целого народа, длящаяся века?!

… Броня жила в нашем доме. И чем больше я узнавала ее, тем ближе она мне становилась, она стала мне старшей сестрой. .. Я просила Броню рассказать о детстве, и тут лицо ее становилось грустным и задумчивым. Не нужно было отбирать у нее счастливые минуты выздоровления. Но где мне было понять тогда это?! Броня, помолчав немного, улыбалась и рассказывала какую-нибудь забавную историю из своего короткого довоенного детства. Она щадила меня.

А взрослые и не знали, что у меня уже есть своя маленькая Стена Плача. Я складывала ее по кирпичику из тех немногих рассказов, потрясших мою душу и воображение».

Я долго стояла у Стены с зажатой в кулаке запиской, потом вложила ее в щель между камнями и медленно пошла назад.

Мы уезжали, я прощалась с Иерусалимом с надеждой, что приеду сюда когда-нибудь вновь и посмотрю то, что я не успела увидеть сегодня. Ощущение в этот день было удивительное: страницы из книг Фейхтвангера и Флавия, Шмитта и Булгакова вдруг «ожили», как-будто и не было между теми событиями и сегодняшним днем тысячелетий. Так и проходила я целый день с чувством «… как бы двойного бытия».

21 апреля – Поездка в Ашдод

Сегодня мы ездили в Ашдод, к родственникам отца Марты и Гриши. Когда мы приехали, вся большая семья была уже в сборе – четыре поколения. Мне предложила сесть рядом с собой милая женщина преклонных лет. Она оказалась очень общительной, вскоре я уже знала, что зовут ее Ида, и она глава семьи. И торт, что стоял на столе рядом с Идочкой, и который я должна непременно попробовать, как сказала она улыбнувшись, она испекла вчера вечером, потому что сегодня с утра бегала в парикмахерскую в честь нашего приезда. И возраст уже солидный – 81 год, а сколько энергии и очарования!

Марта, разговаривая с Идочкой, спросила о каком-то дальнем родственнике, которого видела в последний раз в детстве, когда приезжала к дедушке с бабушкой на летние каникулы, и помнила его смутно.

– Ну как же ты его не помнишь, – удивилась Идочка, вставая. – Я сейчас вернусь. Мила, поедем со мной? – И по тому, как она спросила, я почувствовала, что ей очень хочется, чтобы я согласилась.

Мы привезли большой, старый семейный альбом. С пожелтевших фотографий, еще с дореволюционных времен, на нас смотрели бравые, молодцеватые прадедушки в военной форме царской армии рядом с прабабушками в строгих закрытых платьях, а на следующей странице уже дедушки в форме красногвардейцев и бабушки в темных юбках и белых блузках, в непременных косынках на голове, повязанных назад. Потом красноармейцы, а дальше – папы в чесучовых костюмах с широкими брюками и в парусиновых туфлях, и мамы в крепдешиновых платьях.

Идочка рассказывала о каждом, кто был запечатлен на фотографиях, перелистывая страницы фотоальбома как страницы истории нашей родины.

Она перевернула последнюю страницу.

Закончилась та, прежняя жизнь на родине, где мы все родились и выросли.

А потом семья Машевичей переехала на свою историческую родину, и все нужно было начинать сначала – учиться, работать, в армии служить. Все, как в прежней жизни, но все по-другому. Было нелегко, но они справились, трудности, радости и горе переживали вместе. И я уверена, что их дети и внуки не потеряют это чувство сплоченности не только в радости, но и в готовности прийти на помощь друг другу.

Я была там одна «инородным телом» – и не родственница, и пятая графа «таки нет», но как же тепло и уютно я себя чувствовала в этой большой, дружной семье.

22 апреля – Прогулка по Яффо

Среда, утро, сейчас за нами заедет приятель Бори Соболева, журналист и гид, Боря Брестовицкий, и покажет нам Яффо.

Начал он нашу прогулку со Старого порта. Мы подошли к малопримечательному снаружи зданию, это театр На Лагаат, Театр Прикосновения. Есть театры глухих, театры слепых, но этот театр уникальный – единственный в мире театр слепоглухонемых. Создала его режиссер Адина Таль в 2007 году.

Зрительный зал на 350 мест. В театре служат 70 человек, имеющих дефекты речи, зрения и (или) слуха, из них 11 актеров. Рядом с каждым артистом на сцене находится помощник, озвучивающий их «партии». Над сценой экран с бегущей строкой на иврите, английском и арабском.

Театр уже гастролировал в США, Канаде и еще где-то в Европе, не помню точно где.

В театре есть кафе Кашиш, где работают глухонемые. На столах лежат скатерти с напечатанными жестами, тоже с переводом на иврит, английский и арабский. Сейчас в Москве открыли подобное кафе. Еще есть ресторан, но попасть туда нам не удалось, так как места нужно резервировать заранее.

Мы вышли из театра. Потрясенная увиденным и услышанным, я шла по набережной. Море, распростершись до самого горизонта, лениво нежилось под апрельским солнцем. Неугомонные чайки улетали в небо и, перекрикиваясь друг с другом, тут же опускались на воду, поджидая свой обед.

А у меня не выходила из головы темная комната, которую мы увидели в театре через открытую дверь. Это ресторан Black out, маленький ресторан всего на 40 мест, посетителей там обслуживают слепые. Помещение звукоизолировано, в ресторане полная темнота, чтобы посетители хоть на время почувствовали себя погруженными во тьму…

Когда-то Яффо был окружен большой каменной стеной, защищавшей его с моря, со временем стену убрали и остался только ее след – тропинка на набережной. Яффо – один из самых древнейших портов Израиля, ему уже около 5 тысяч лет. Возвращение евреев на родную землю началось с Яффо. Тут сохранился маяк еще с тех самых пор, он находится во дворе армянской семьи Захарья. А рядом дом Шимона-кожевенника, где по преданию останавливался Святой Петр. Здесь Ной возвел свой ковчег, и библейская легенда об Ионе тоже начинается отсюда: кит, проглотив нерадивого Иону, выплюнул его у этих берегов, и Иона отправился из Яффо пророчествовать, как велел ему Господь.

Памятников киту в Яффо много, но лучшую скульптуру, на мой взгляд, создала известный в мире скульптор и дизайнер Илана Гур. Скульптура стоит напротив особняка, где находится ее музей.

Дедушка Иланы, Иосиф Борисович Сапир – литератор, редактор, художник, скульптор, врач, был видным сионистом, руководил Одесским филиалом фонда «Керен Кайемет» для покупки земель в Палестине. В 1925 г., в силу сложившейся обстановки в стране, он вынужден был уехать с семьей из Одессы в Палестину. Иосиф Борисович был талантливым врачом, и его дочка тоже известна в Израиле как Доктор Сапир. Дедушка и мама Иланы – одесситы, значит и у Иланы Гур есть одесские корни. И даже гордость появляется за Одессу, что она дарит миру таких ярких и одаренных людей.

Илана родилась в 1936 году. Мама уделяла большое внимание рано открывшемуся таланту дочери. Выйдя замуж, Илана переехала в Штаты, стала там знаменитым дизайнером. Прошли годы и ее потянуло на родину, она вернулась в Израиль. Купив в Яффо особняк ХVIII века, перевезла туда свою большую коллекцию, открыла музей, называв его «Музей Иланы Гур», в этом же особняке она живет, и там же ее мастерская.

Ее скульптура Woman against the Wind украшает Яффо, в Герцлии – The Sad Eagle, в Музее Яд-Вашем стоит ее скульптура Never again.

Мы уходили от моря, узкие, симпатичные улочки поднимались вверх – это квартал Созвездий Зодиака, любимие место обитания яффских художников, актеров и музыкантов. Тут много небольших театров, ресторанчиков, магазинов. В маленьком, уютном магазинчике «Гранатовое вино 613» продаются вина, коньяки и даже водка, сделанные из граната. По еврейской традиции гранат считается символом изобилия. Мы не успели проверить на себе целебные свойства этих вин, но во вкусовых качествах мы убедились прямо на месте во время дегустации. Все напитки действительно очень вкусные и мы, конечно, ушли не с пустыми руками.

Тут же рядом, за углом, находится галерея Франка Майслера, всемирно известного израильского скульптора. Он родился в Данциге, в Германии в 1929 г., пережил Холокост. Родители его погибли в концлагере, а его вместе с несколькими тысячами детей «Kindertransport» вывез в 1939 году в Англию. Учился он в Манчестере, на архитектурном факультете. В 1960-ом переехал в Израиль.

Майслер один из авторов мемориальных комплексов в Вашингтоне, Майами и на Поклонной горе в Москве. Его скульптуры под открытым небом можно увидеть в Мадриде, Иерусалиме, Москве, Киеве и Германии. В Яффо одна из его семи галерей.

Его маленькие скульптурки иногда лиричны, иногда ироничны, но всегда уникальны – не только по замыслу и исполнению, но и потому, что он не делает копий. Описывать его скульптурки я не буду, пусть этим занимаются искусствоведы, но эти шедевры нужно видеть и наслаждаться.

Дальше Боря повел нас к Висячему дереву. В большом керамическом горшке, подвешенном на цепях, растет апельсиновое дерево. Одни говорят, что когда издали закон о вырубке всех апельсиновых деревьев, хозяин пересадил его в горшок и подвесил. Другая версия гласит, что хозяин подвесил дерево, чтобы не платить налог на землю. А на самом деле эту скульптуру сделал Ран Морин в 1993 году. Это символ еврейского народа, бывшего долгое время оторванным от своих корней.

Последнее место нашей сегодняшней прогулки – Абраша-парк.

Когда в 1936 году арабы устроили в Яффо очередной еврейский погром, британцы, предварительно выселив всех жителей из этого района, взорвали несколько арабских кварталов. Около двадцати лет развалины были пристанищем для всякого сброда и преступников. Такое соседство с роскошными тель-авивскими пляжами подрывало туристический бизнес. И в 1955 году яффские власти взялись за восстановление старой части города, что заняло около десяти лет. К этому проекту подключились археологи, и не безрезультатно. Они обнаружили развалины дворца Рамзеса II, сооруженного 3,5 тысячи лет тому назад. Теперь на месте этих раскопок стоят сохранившиеся, с тех самых пор, столбы ворот с реальной надписью «Добро пожаловать».

Проектом по восстановлению руководил Авраам Шехтерман. зам. мэра Яффо и директор Общества развития Яффо, член муниципалитета Тель-Авива, депутат Кнессета, и при этом, один из активных организаторов ВВС Израиля. И мне трудно удержаться, чтобы не отметить, что Авраам Шехтерман, конечно же, одессит. Родился он в 1910 году и еще совсем молодым переехал в Палестину. Всю свою жизнь посвятил Израилю, оставив заметный след в жизни этого государства.

В честь Авраама Шехтермана, в начале 70-ых был заложен парк и назван, в знак любви и благодарности просто – Абраша-парк.

23 – 25 апреля 2014 г.

Первый международный фестиваль Всемирного клуба одесситов

OdessAviv – Одесская весна

День первый

Одесса таки пускает корни в Израиле!

. Недалеко от фермы А.Шарона в красивейшем месте на юге Израиля, вы сможете поучаствовать в посадке единственной в мире Одесской рощи на тысячу деревьев.

(Из программы фестиваля)

Мы едем на юг Израиля. Склоны гор вдоль шоссе покрыты густым лесом, а когда-то здесь была многовековая пустыня. Почти все, что произрастает на израильской земле – плод упорного труда рук человеческих маленького и поразительно трудолюбивого народа.

Наш автобус, свернув с шоссе на каменистую дорогу, медленно поднимается все выше по горному массиву. Лес остался позади, перед нами пустыня Негев, где на желто-коричневом фоне разбросаны зеленые островки лесов – пока островки.

Когда мы приехали, нам сказали, что недалеко от места, где мы будем сажать Одесскую рощу, находится ферма Ариэля Шарона «Хават ха-шикмим», и там растет большая роща акаций. И я вдруг вспомнила Одессу весной, явственно почувствовала ее запах, это чудо, когда деревья сплошь усыпаны белыми гроздьями, и весь город просто утопает в дурманящем аромате.

Дюк де Ришелье, градоначальник совсем еще юной тогда Одессы, однажды купил в Вене (на собственные деньги) саженцы акации и бесплатно раздавал их каждому, кто обещал посадить и ухаживать за ними. И потом, каждое утро он обходил город, стучась в двери и напоминая горожанам, чтобы не забыли полить молодые деревца. Уже в постсоветское время, очередной мэр, к сожалению, не одессит, и, как мне кажется, абсолютно не имеющий понятия, что значит для одессита акация, приказал вырубить их и засадить город тополями.

И только в Израиле справедливость, хоть таким образом, восторжествовала: теперь две рощи будут жить по соседству – Одесская и роща акаций.

В 10 км отсюда начинается сектор Газа, и, глядя на безмятежно-голубое небо, трудно представить себе, как эту тишину пронзает рев ракет. Но сейчас здесь спокойно.

Сегодня мы первый раз встретились с остальными участниками фестиваля, с удовольствием знакомились и общались. Я не могла не обратить внимание на немолодую, стройную женщину с красивым и очень приятным лицом и, поддавшись ее обаянию, подошла к ней. Ирина Викторовна Галина – врач-невролог, доктор медицинских наук, профессор, создатель известного в Европе Одесского института имени Януша Корчака – центра по реабилитации детей, болеющих детским церебриальным параличом. Здесь делают все, чтобы больные жили полноценной жизнью. Правда, Ирина Викторовна, в общем-то, и не считает своих пациетнов больными, « они просто немного другие», – говорит она. С невероятно щедрым сердцем, удивительно энергичный, жизнерадостный человек, Ирина Викторовна улыбается: «Увидеть каждый год весну – разве это не есть счастье?» И в свою 80-ую весну она сажает дерево в Одесской роще на израильской земле.

И еще одно приятное знакомство – Игаль, а если по-русски, Игорь Ясинов, выступивший первым в короткой официальной части. Марта спросила его потом, какое отношение он имеет к клубу одесситов, на что он, рассмеявшись, ответил:

«Моя бабушка, Софья Мостовая, была оперной певицей в Одессе». Конечно, нам приятно, что так или иначе, все дороги ведут в Одессу. А вот ее внук, бывший харьковчанин, Игаль Ясинов живет сейчас в Израиле, он заместитель председателя совета директоров ЕНФ-ККЛ.

ЕНФ-ККЛ – Еврейский Национальный фонд «Керен Кайемет ле-Исраэль», что в переводе на русский означает «Фонд существования Израиля». О фонде можно говорить много, но я постараюсь быть краткой. ЕНФ-ККЛ более ста лет, да, кстати, первым председателем этого фонда был одессит Иона Кременецкий. Вековая мечта еврейского народа о возвращении на свою землю начала осуществляться с созданием этого фонда. Их целью было купить земли в собственность всего еврейского народа. В сборе денег участвовали все, даже дети – кто копейкой, кто рублем, кто миллионами фунтов стерлингов, франков или долларов, как Ротшильд и Моше Монтефиоре. Всего купили в Эрец-Исраэль свыше 270 тысяч га земли. Земля Израиля – народное достояние, предоставляющееся частным лицам или хозяйствам в пользование или аренду.

ЕНФ осушал малярийные болота, орошал пустыню, строил водохранилища и очистные сооружения, проложил десятки тысяч километров дорог, и сейчас тоже финансирует научно-исследовательские сельскохозяйственные центры и еще много полезного для страны делает этот фонд. Фонд посадил, только вдуматься, более 280 миллионов деревьев!

После действительно недолгой официальной части мы сажали деревья. Я смотрела на площадку с каменистой почвой, очень далекой от понятия «чернозем», а совсем рядом рос густой лес «Дорот», заканчивающийся ровным рядом больших деревьев, он ведь тоже был когда-то посажен. Значит и наша роща вырастет!

Первое дерево в Одесской роще посадили в честь самого главного одессита, основателя Всемирного клуба одесситов. Михаил Михайлович приехать не смог и его оливу посадили Боря Соболев, Игаль Ясинов и Аркадий Креймер, зам. директора клуба в Одессе. Посадили также дерево от имени города и в память Бориса Литвака.

Борис Давыдович – создатель и основатель Дома с ангелом, а более официально, Центра реабилитации детей-инвалидов и президент благотворительного фонда «Будущее». С 1996 года в Центре помогли 24 тысячам детей.

Борис Давыдович говорил: «Добро нужно делать тихо». Это был его девиз, так он жил. Но когда две недели тому назад Бориса Давыдовича провожали в последний путь, то попрощаться с ним пришло столько народу, что в центре города пришлось перекрыть движение транспорта.

Посол Украины в Израиле г-н Г. Надоленко тоже приехал на наш фестиваль и после приветственного слова вместе со всеми сажал деревья.

В тот день мы посадили 200 деревьев, а в ближайшем будущем в Одесской роще их будет 1000.

Посадила свое дерево и я. Конечно, я в своей жизни сажала деревья, немного, но сажала. В далекие советские времена городские власти решили укрепить и облагородить одесские склоны, спусающиеся к морю. И мы с Мартой, будучи школьницами, не один субботник сажали деревья на будущем Комсомольском бульваре. Уже в постсоветское время его переименовали в бульвар Искусств, а в 2009 году он стал бульваром Жванецкого. Мы тогда и предположить не могли, что сегодня будем закладывать Одесскую рощу в Израиле.

Посадка деревьев в Одесской роще стала для меня чем-то особенным и значимым, и, может, кому-то мои эмоции покажутся детскими, и даже вызовет ироническую улыбку, возникшее у меня чувство гордости за нашу сопричастность.

День второй – Праздничный концерт

Бат-Ям, Дворец культуры (Гейхал ха-тарбут), ул. Симтат Уфир, 3.

. Вы еще даже не успеете зайти, как вас уже встретят герои Бабеля и Ильфа и Петрова. Вы попадете на выставку фотографий, картин и карикатур одесских художников. Сможете записаться во Всемирный Клуб Одесситов «Апоговорить». А в зале вас ждут выступления известных актеров из Москвы, Австралии и, конечно же, из Одессы. Вы станете свидетелями открытия уникального памятника Бабушке-Старушка!

(Из программы фестиваля)

Одесситов собралось в тот вечер много: и в зале, и на сцене. Столько одесситов одновременно я давно уже не видела и не слышала. Немного щекочет в горле, срочно прохлопываешь глаза от нахлынувших эмоций, и вдруг попадаешь в какое-то театральное действо вперемежку с реальной жизнью. Зрители стоят в очереди в кассу, чтобы выкупить заказанные зараннее билеты, рыбачка Соня заразительно смеется, разговаривая с кем-то из знакомых. Паниковский, прихрамывая, бегает взад-вперед, стараясь всем помочь. Заложив руки в карманы и иронично улыбаясь, проплывает, как океанский лайнер, Остап Бендер.

Наконец зрители расселись, свет в зале погас. На зкране появились Михаил Михайлович, Лариса Долина, Сергей Юрский и Сергей Стоянов, они поздравляли нас с открытием фестиваля. А потом зазвучала музыка и голос Утесова:

Но каждой весной так тянет меня

В Одессу – мой солнечный город…

Наверное, не мне одной захотелось в этот момент оказаться в Одессе – той, нашей, солнечной, любимой, непохожей ни на один город мира.

Я жил тогда в Одессе пыльной…

Там долго ясны небеса, – читал пушкинскую главу Иосиф Рейхельгауз – заслуженный, народный, создатель театра в Москве, режиссер и, между делом, настоящий одессит.

Я уже не помню последовательности выступлений, да это и не важно. Важно, что все было замечательно!

Анатолий Торжинский – композитор и известный музыкант из Австралии, спел свою очень трогательную песню об Одессе «Бумажный кораблик». Композитор и скрипач-виртуоз всемирно известного Израильского симфонического оркестра Александр Поволоцкий был сегодня просто «Сашкой-скрипачом из Гамбринуса». Его брат Юрий Поволоцкий, пианист, педагог и тоже композитор, надев моряцкую тельняшку, пел с актрисой Б. Казанцевой одесские песни. Борис Барский, актер одесской комик-труппы «Маски», читал свои юмористические стихи, и весь зал хохотал. Израильские ребята из танцевального ансамбля исполнили несколько танцев в стиле одесского ретро. И что бы Ян Левинзон ни рассказывал со сцены, он неизменно остается одесским джентельменом. А Боря Соболев выступил, конечно, в кепочке, с Апрельскими тезисами своего клуба.

Одно выступление сменялось другим, и душа моментально откликалась то счастливым смехом, то светлой грустью.

И вдруг мне вспомнилось, как в далеком детстве я любили играть с калейдоскопом. Медленно поворачивала его, смотрела через круглое стеклышко и, как зачарованная, улетала в волшебный, полный невероятно ярких красок мир, в мир чудес. Детство давным-давно прошло, осталось в невозвратном прошлом, и пару лет тому назад я написала рассказ-воспоминание. Иронично улыбнувшись, я закончила его фразой: «А если взять и опять посмотреть в калейдоскоп…».

И кто бы мог подумать, что, казалось бы, несбыточное желание повторить ощущения детства во взрослой жизни сбудется. Самое главное, правильно сесть: напротив света – это из моего детского опыта с калейдоскопом. И сегодня мы сидели в абсолютно правильном месте – на праздничном концерте Первого международного фестиваля Всемирного клуба одесситов.

В антракте мы с Татьяной Петровной делились впечатлениями по поводу концерта. Я, увидев торопливо проходившего мимо нас Паниковского, спросила где можно записаться в Клуб одесситов. Не успела я закончить вопрос, как он подхватил меня под руку, и мы куда-то помчались.

– Куда вы меня так быстро бежите?

– Так мы ж таки торопимся!

– И шо, до такой степени, шо вы мне даже не дали закончить разговор с человеком!

В клуб я записалась и с Татьяной Петровной успела еще пару минут поговорить.

В конце второго отделения на сцену торжественно вынесли уменьшенную копию памятника Бабушке-Старушке. Судя по ее позе, она совсем не сожалеет о случившемся с ней «…на Дерибасовской угол Ришельевской в восемь часов вечера». Оригинал памятника Бабушке-Старушке будет обитать в деревне художников Эйн Ход. Автор памятника – известный скульптор Петр Штивельман, принимавший участие и в проекте создания памятника Бабелю в Одессе.

После концерта мы тусовались за кулисами – встречи, общение, смех. Ближе к полуночи работникам сцены, у которых мы все время путались под ногами, удалось таки выпроводить нас из-за кулис, и мы тесной компанией, человек тридцать, отправились в ресторан. И опять шутки, смех, тосты, разговоры. Можете себе представить в котором часу мы вернулись домой, а завтра с утра мы едем в Эйн-Ход.

День третий – Поездка в Эйн-Ход

. В деревне художников Эйн-Ход известные художники оттуда и отсюда представят вам свои работы, которые можно будет не только посмотреть, но и немножко купить. А заслуженный повар с Мясоедовской угостит вас одесским фаршмаком.

(Из программы фестиваля)

Откуда у нас бралась энергия неизвестно, скорее всего, от положительных эмоций. Встав утром бкз проблем, забежали в ресторанчик позавтракать и поехали к месту сбора, где нас ждал автобус. Нашу группу сопровождает сегодня Ирина Генина, вице-мэр города Бат-Ям.

Вообще, мэрия Бат-Яма и Министерство абсорбции очень помогли Боре Соболеву в организации первого фестиваля. А вчера Ирина Генина и Софа Ланвер, министр абсорбции, приветствуя участников, пожелали всем, чтобы такие фестивали стали традицией.

Пока автобус увозил нас на север Израиля, где между Хайфой и Кесарией, на склоне горы Кармель находится деревня художников Эйн-Ход, Ирина рассказывала нам о жизни израильтян, об их проблемах и немного о себе. Репатриировав с семьей из Ялты в Израиль в 1991 году, она довольно быстро влилась в активную жизнь: вступила в партию Ликуд, десять лет проработала в муниципалитете Бат-Яма, в 2003 году баллотировалась на пост вице-мэра Бат-Яма и победила на выборах, занимается политикой. В 2006 году Ирина, по результатам ее многолетней работы, заняла первое место среди представительниц 26 стран, участвовавших в конкурсе, и ей было присвоено почетное международное звание по самой престижной номинации «Женщина – политик 2005 года». У Ирины много проектов, направленных на улучшение социальной и культурной жизни Бат-Яма. По ходу беседы мы задавали ей вопросы, она охотно отвечала, рассказала немного о своей прошлой жизни, о взглядах на политику, о роли женщины в политике, с гордостью говорила о дочке. Оказывается, ее дочка, совсем еще молодая девочка, имеет награды за участие в двух войнах. Действительно, есть чем гордиться.

Конечно, интересно было узнать обо всем этом не из газет и телепередач, а из первых уст, от человека, решающего, и небезуспешно, многие проблемы, с которыми сталкиваются израильтяне в своей повседневной жизни между войнами.

Я слушала Ирину и думала: сколько же в этой хрупкой, невысокого роста женщине воли, энергии, целеустремленности и желания помочь людям.

Ну вот мы и приехали. Ирина вернулась обратно в Бат-Ям, а мы пошли в Эйн-Ход, где нас уже ждал Боря Соболев.

Эйн-Ход находится в очень живописном месте – горы и море. Деревне уже 60 лет и обитает здесь 170 художников. Тут все очень колоритно, ни один дом не похож на другой, по всей деревне стоят скульптуры, созданные местными мастерами, так что сразу попадаешь как бы в музей под открытым небом. Конечно, все галереи нам обойти не удалось, мы были ограничены во времени, но отказать себе в удовольствии выпить чашечку кофе в уютной кофейне, где у входа прямо на улице стоят мольберты с картинами, мы все таки не смогли. А потом мы пошли на открытие выставки одесских художников, приуроченной к фестивалю. Художники оттуда и отсюда, как сказал Боря, а если точнее, то из Одессы, Израиля и Америки. Семь авторов – Шимон Гармизе, Леонид Горбан, Евгения Александрова, Григорий Палатников, Владимир Шинкаревский, Татьяна Белоконенко и Николай Прокопенко. У каждого свой стиль, своя манера письма, своя тематика, но на всех картинах кусочек нашей любимой Одессы.

Ну а после, опять фуршет в одесском стиле, правда, вместо обещанного фаршмака была гефилте-фиш, но тоже очень вкусно. А к этому, разговоры «за Одессу» и вообще «за жизнь». Звучит одесская музыка, и все, ну совсем, как в одесском дворике.

Все хоршее имеет обыкновение заканчиваться, и три ярких, эмоциональных дня фестиваля пробежали быстрее, чем хотелось бы.

26 апреля – поездка в Герцлию

Марта предложила нам с Гришей съездить сегодня в Герцлию, это между Тель-Авивом и Натанией. Здесь находится известный во всем мире медицинский центр, много компаний высоких технологий, а к тому же, просто красивый город на побережье Средиземного моря. Назвали его в честь Теодора Герцля, одного из основателей сионистского движения. На гербе города семь звезд в честь первых семи человек, поселившихся в этих заброшенных местах, с них-то и начался город в 1924 году. Истории города посвящен Музей основателей – «Первый дом». Конечно, можно было пойти туда или на экскурсию на руины Махмиша, или в Музей современного искусства, но немного перенасытившись впечатлениями за предыдущие дни, нам хотелось просто погулять, отдохнуть. Мы взяли такси и поехали в Герцлию. Нашим таксистом оказался марроканский еврей по имени Мотт или Мотти, я так и не поняла, я его называла просто Мотя и он откликался. Мотя по дороге устроил нам маленькую обзорную экскурсию – посмотрите направо, посмотрите налево, а еще он пел на французском, английском и на иврите. И надо заметить, пел хорошо поставленным голосом, как выяснилось, он поет в синагоге. Вот такой необычный таксист нам попался.

Мы гуляли по набережной, покупали подарки в сувенирных лавках, которых тут великое множество. Зашли в мороженицу, столики прямо на улице, рядом лазурное море и погода дивная. Как здорово было расслабиться после фестивальных эмоций. Домой нас опять вез Мотя и опять пел песни, Марта ему подпевала, а Гриша аккомпонировал на спинке Мотиного сидения. На прощание Мотя даже спел нам «Калинку» по-русски.

А вечером мы ходили в ресторан поздравлять Сашу, Регининого мужа, со вчерашним днем рождения. Рыбный ресторан «Fish» в бывшей промзоне, в здании бывшего завода. В фантазии дизайнерам интерьера не откажешь, во вкусе тоже, к тому же и кухня отменная.

Ну вот и еще один приятный день нашей поездки закончился…

27 апреля – День встреч и прощаний

И вот наступил последний день нашего пребывания в Израиле. Завтра мы уезжаем, было чуть-чуть грустно, хотелось побыть здесь еще немного.

С утра мы докупали подарки, Марта с Гришей еще остались в ханьоне, а я отправилась в Кфар-Сабу к Танечке Очеретян. Мы не виделись с ней с 1991 года, с тех пор, как я уехала в Америку. Все эти годы мы замечательно общались по телефону, вроде ни времени, ни расстояния не существовало для нас, но все равно так хотелось увидеться. И только сейчас я оказалась в Израиле, так складывалась моя жизнь.

Улица Hi-Emek, вот ее дом, поднимаюсь на лифте на третий этаж, с волнением нажимаю на кнопку звонка. Сколько раз я представляла, как мы сидим у нее в Кфар-Сабе и разговариваем, как в старые добрые времена в Одессе. Я слушаю ее голос, такой родной и близкий с детства, а перед глазами у меня Танечкин одесский балкон, мы пьем чай из тонких фарфоровых чашек, разговариваем, и она так заразительно смеется. Но ее легендарный, увитый виноградом балкон, которому посвящено столько стихов – и Танечкиных, и ее друзей, теперь уже в невозвратно ушедшем прошлом, впрочем, как и ее смех. Нет, она привезла его еще в Израиль, но в последние годы я слышала его по телефону все реже, теперь она много и подолгу болеет, но никогда не жалуется, вот только не смеется – как тогда.

Мы сидели, разговаривали, заметив, что Танечка устала, я засобиралась, да и мне, к сожалению, уже пора было уезжать.

Я вышла на улицу, на сердце было тяжело… Из задумчивости меня вывел телефонный звонок, звонила Надя – дочка моего друга детства Вити Лормана. Дело в том, что на какое-то время мы потеряли друг друга из виду, Витя разыскивал меня, я его. Он живет в Твери, я в Хьюстоне, а «нашлись» мы в Израиле. Спасибо Татьяне Петровне и Надюше за это.

Я возвращалась в Бат-Ям, за окнами машины мелькали израильские пейзажи. А я «улетела» в далекое детство, когда еще «все ухабы предстоящей жизни зажмурились перед прыжком в начало». И какими молодыми были тогда наши родные и близкие: наша с Валей мама, Берта Овсеевна – Витина мама и моя любимая школьная учительница, его отец Александр Михайлович, Бронечка. Мы дружили семьями долгие годы и жили тогда в нашей любимой, солнечной Одессе. И мне казалось, что так будет всегда…

Сегодня мы целый день перезванивались с Татьяной Петровной, я ей рассказала, как ездила к Танечке, о нашем разговоре с Надюшей. Татьяна Петровна обещала позвонить вечером, когда вернется домой. Сегодня День скорби по жертвам Холокоста, и она ходила на это мероприятие в Ришон-Ле-Ционе. Меня коробит от слова «мероприятие», но я не могу подобрать другого. Это не просто День памяти, а именно День скорби по невинно погибшим шести миллионам. Родители Бронечки и Татьяны Петровны погибли тогда тоже.

А мы с Мартой смотрели по телевизору передачу из музея Яд-Вашем. В музее собралось много народу, и все было сделано так, что мурашки по коже и хотелось смотреть эту передачу стоя.

Вечером опять позвонила Татьяна Петровна, чтобы пожелать мне счастливого пути, и я должна была пообещать, что в следующий приезд обязательно остановлюсь у нее. И уже совсем поздно вечером к нам заехали Боря Соболев с Аркадием Креймером. Боря появился на пороге в джинсах, в повидавшей виды за целый день рубашке, но при этом, в яркожелтой шляпе с биркой, свисавшей на ухо. Уставший, и даже похудевший за этих три дня, он спросил с улыбкой:

– Ну что, нравится? Это я Барскому в подарок купил к его желтому костюмчику.

Мы сидели, разговаривали, и не знали, что видимся с Аркадием в последний раз. Он ушел из жизни в конце ноября этого года, через неделю Одесса прощалась еще с одним ярким и талантливым одесситом Георгием Голубенко.

А в тот вечер мы вспоминали только что закончившийся фестиваль и договаривались все встретиться на следующем фестивале, который Боря планирует провести в 2015 году.

28 апреля – До свидания, Израиль

Мы встали в четыре утра, рейс у нас был ранний. Оставив ключ от квартиры в заветном ящичке, и, как десять дней тому назад с трудом втиснулись с чемоданами в маленький лифт. На улице было еще темно, машин в этот предрассветный час было немного, прохожих и вовсе не было, только изредка из темноты выныривал какой-нибудь любитель ранних пробежек, да в кафе возле нашего дома сидел одинокий человек. Рядом тихо плескалось море. Мы, немного растерянные и, не зная что делать, стояли на пустынной набережной, ведь таксист, с которым Марта договорилась вчера, за нами так и не приехал, И тут нам повезло: прямо перед нами остановилась машина. По дороге в аэропорт нас несколько раз останавливали на контрольно-пропускных пунктах, проверяли документы. Совсем скоро мы сядем в самолет и полетим домой.

Когда я приеду сюда снова, не знаю, но обязательно вернусь.

До свидания, Израиль! До встречи!19 – 28 апреля 2014 год

Марта, моя подруга еще со школьных лет, звала меня в Израиль.

– Мы должны поехать, – настойчиво соблазняла она меня израильскими красотами и первым фестивалем Всемирного клуба одесситов. Я взвешивала все «за» и «против», у меня были на то свои личные причины. – Милка, если мы не поедем, внуки нам этого не простят! – Тут я рассмеялась и согласилась.

И дело даже не во внуках, которые родились уже на другом континенте, и их «одесская кровь» прилично разбавлена. И если бы мой внук смог побывать в той нашей Одессе, она никогда не была бы для него тем, что она есть для меня: когда ты только произносишь Одесса и сразу ощущаешь, как где-то под ложечкой, в районе солнечного сплетения, все моментально заливает теплом, потому что тут есть «две большие разницы» – побывать или родиться и вырасти.

Побывав сегодня, он увидел бы совсем другую Одессу, на которую без боли и сострадания смотреть невозможно. И дай бог сил моим близким и родным и всем одесситам пережить все, что там сейчас происходит. Но это уже совсем другая тема для совсем другого рассказа…

Итак, мы поехали в Израиль втроем – Марта, ее брат Гриша и я. Встретились в Cтамбуле и дальше уже летели вместе. Через часа два с половиной наш самолет приземлился в аэропорту Бен Гурион. Пройдя все таможенные формальности, мы, получив свои чемоданы и оживленно разговаривая, вышли на улицу. Перед зданием аэропорта была большая клумба с выложенной яркими цветами картиной и надписью на иврите, скорее всего, что-то типа «Добро пожаловать».

Я молча улыбнулась, вот и осуществилась моя мечта – я в Израиле.

Было уже два часа ночи, на темном южном небе мерцали звезды.Мы взяли такси и поехали в Бат Ям, небольшой курортный городок на берегу Средиземного моря. Меньше чем через полчаса машина остановилась на набережной Бен Гуриона, 73, где мы сняли квартиру. Настроение было замечательное, впереди у нас фестиваль, встречи с друзьями и родственниками, новые знакомства, поездки по Израилю.

Мы с Гришей остались с чемоданами и дорожными сумками у лифта, а Марта поднялась за ключом, который Шай, хозяин квартиры, оставил для нас в ящике на стенке слева от двери, как он написал по электронной почте. Ну все, наконец мы сможем принять душ и поспать хотя бы пару часов после длительного перелета, учитывая еще и разницу во времени. Вот уж поистине прав был еврейский мудрец, сказав: «Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Марта ящика слева не обнаружила и вернулась без ключа. По-видимому, Шай не только пишет и читает справа налево, но и думает тоже. Теперь на поиски ключа они пошла вдвоем с Гришей, результат тот же. Две пары глаз хорошо, но три все таки лучше, последняя надежда. Мы с Гришей упорно рылись в пыльных ящиках – три справа и еще пару на стенке у лифта. Ключа нет. Что делать?

На наше счастье рядом с парадным оказалось кафе, работавшее круглосуточно. Сдвинув два столика, мы расположились табором со своими чемоданами и сумками. С 14 по 22 апреля в Израиле большой праздник – Pesach, день возвращения евреев на землю обетованную. И мы прибыли как раз вовремя. В честь этого события, к тому же, проголодавшись, мы заказали гамбургеры. Еда почти праздничная: правда, вместо мацы белая булочка, вместо баранины какое-то мясо, не помню уже какое, но точно не свинина, овощи совпадали условно, вместо орешков с фруктами заказали некошерный капучино, было очень вкусно. Все это замечательно, но ключа все равно нет. Помня Шаины уговоры не стеснятся и, в случае необходимости, звонить в любое время суток, Марта набрала его номер. Сон у Шая оказался на удивление крепким, он не откликнулся, по-моему, даже на десятый Мартин звонок. Тут уже и ее дочка подключилась к нам и стала названивать ему из Америки.

Забрезжил рассвет – с добрым утром, Израиль! Мы съели второй завтрак, выпили третий кофе, и тут Шай наконец проснулся. Как он объяснил, ждал он нас завтра, поэтому ключ находится у соседа на первом этаже. Марта пошла к соседу, она пыталась что-то объяснить ему, а он, сонный, ошалело смотрел на обаятельную незнакомую женщину, которая непонятно чего хотела от него на рассвете в шабат, тем более, что он не понимал ни по-русски, ни по-английски. Пришлось опять звонить Шаю.

Все, операция «Ключ» успешно закончилась! Кое-как втиснувшись с сумками и чемоданами в небольшой лифт, мы поднялись на шестой этаж и наконец вошли в квартиру. Первым делом открыли жалюзи, окна и балкон, приятный теплый ветерок врывался в комнату, ярко светило солнце. Впечатлившись видом: внизу набережная с пальмами, а через дорогу лазурное море, сон как рукой сняло, и мы пошли гулять. Через дорогу, на площадке у моря играла музыка, люди танцевали. Они радовались солнцу, морю и просто жизни, цену которой здесь знают, наверное, лучше, чем в любой другой стране мира. Мы пошли дальше, среди прохожих встречались совсем еще юные мальчики и девочки в военной форме с автоматами в руках – солдаты, мужественно защищающие свою землю в случае опасности, но сегодня они были в увольнении, сегодня они отдыхали. Вдоль набережной с фешенебельными высотными гостиницами современной архитектуры и красивыми жилыми домами с миллионными квартирами, на столбах между стройными пальмами висели громкоговорители для объявления тревоги. Такие мы видели только в кино о войне…

Мы бродили по Бат Яму, на пересечении улиц Бальфур и Ротшильда наткнулись на турагентство, купили экскурсию в Иерусалим на завтра. Остановка экскурсионного автобуса, как нам сказали, у ханьона Бат-Ям. И первая мгновенная реакция: о, тут и каньон есть! Оказалось, что в переводе на русский «ханьон» – это торговый центр.

Пока мы гуляли, Гриша созвонился с Борей Соболевым и тот обещал подъехать. Боря Соболев – организатор Первого международного фестиваля ОдессAviv, то есть Одесская весна, председатель Израильского филиала Всемирного клуба одесситов. Вернувшись в Хьюстон, я нашла на Интернете их сайт и узнала, как это начиналось. Пересказывать не буду, тут несколько строк и я их просто перепечатала.

«Впервые за 5770 лет (от сотворения).

В Одесский день 1 апреля Израильский филиал ВКО со скромным названием «Апоговорить» (пишется слитно, прим. мое) произвел самооткрытие. На первом заседании клуба единоручно был избран председатель – глубококоренной одесский музыкант и тележурналист, с диагнозом – тяжелый одесский синдром в легкой форме, Борис Соболев (в девичестве Госпин)».

Это было четыре года назад, а сегодня – Международный фестиваль.

Гриша с Борей друзья еще с тех лет, когда мы все жили в Одессе. Оба были когда-то музыкантми, вместе играли. И Лариса Долина, тогда еще молодая и начинающая, пела у них в ансамбле.

Пора было возвращаться, Марта с Гришей остались дома ждать Борю, а у меня в четыре встреча с Бронечкиной сестрой Татьяной Петровной и ее дочкой Мариной. Броня пришла к нам в семью после войны, в 1950 г. и прожила с нами всю жизнь, умерла она в 2008 году. Я всегда считала, что у меня две сестры: Броня и младшая сестра Валя. И Татьяну Петровну я помню с моего раннего детства. Так что Марина была абсолютно права: мы родственники, хоть и не по крови. Иногда существуют настолько тесные внутренние связи, что уже и не важно по крови они или не по крови, нас связывает общее прошлое, любовь к Бронечке и к Одессе.

Марина приехала к маме в Израиль на недельку. К нашей обоюдной радости мы совершенно случайно пересеклись здесь, правда, только на один день. Встреча была радостной и очень теплой, несмотря на то, что не виделись мы больше двадцати лет, правда, по Скайпу общались довольно часто.

Пока мы сидели в кафе и разговаривали, подошли Марта с Гришей и Борей. Оказалось, что Татьяна Петровна и Боря уже знакомы, он привозил ей несколько дней тому назад билеты на фестивальный концерт. Так что мы увидимся с ней и ее младшей дочкой Полиной еще и двадцать четвертого. А Марина завтра улетает домой в Швейцарию. Мы распрощались, Марина с мамой уехали в Ришон-Ле-Цион, где живет Татьяна Петровна, а мы вчетвером отправились в Яффо поужинать.

Боря вез нас по узеньким улочкам Старого города, я с трудом представляла, как здесь могут разъехаться две встречных машины. Все выглядело очень экзотично и, когда через десять минут мы выехали на широкую, усаженную деревьями улицу со светофорами, мне показалось, что я попала не только в другую климатическую зону, но и в другую эпоху. По дороге от автостоянки до ресторана нам встретился молодой, интеллигентного вида скрипач. Мы с Мартой остановились послушать, играл он замечательно. Разговорились, оказалось, что он москвич, получил музыкальное образование в Москве, теперь живет и продолжает учиться в Нью-Йорке, а в Израил приехал в гости. Поблагодарив за прекрасную музыку и пожелав ему удачи, пошли догонять Борю с Гришей. Я сидела в ресторане, разомлевшая от счастья и усталости, и мне казалось, что я знаю Борю так же давно, как и Марту с Гришей.

Только мы вернулись домой, как за нами заехали Регина с Сашей, Мартины друзья, и повезли нас к себе в гости. Мы сидели на огромном балконе, вернее, это была часть крыши с балюстрадой. Ночное небо, как и полагается на юге, было темным, с яркими большими звездами. Тихо звучала музыка, мы пили вино, ели сыр с фруктами и общались.

Перед самым отъездом в Израиль я получила журнал, где была напечатана моя повесть. Там был такой же балкон, устроенный на крыше. Случайно, а может быть и нет, кто бы мог подумать, в Израиле, в первый же вечер я попала в придуманный мною мир из повести и не могла поверить этому неожиданному совпадению.

Уже было за полуночь, когда мы вернулись домой. Так закончился наш первый, полный впечатлений и самый длинный день в Израиле.

Завтра мы едем в Иерусалим.

20 апреля – Поездка в Иерусалим

В семь часов утра мы были уже возле ханьона Бат Ям. Еще в Нью-Йорке Марте кто-то рассказал о замечательном экскурсоводе Марке Гершоне, и сегодня нам повезло, он оказался нашим гидом.

За окнами автобуса мелькают красивые пейзажи, мы слушаем Марка, а в промежутках между его рассказами говорим.

Однажды, по-моему, в мой первый приезд к Марте, я увидела среди прочих интересных фотографий, висевших в ее кабинете, снимок, где мэр Иерусалима Эхуд Ольмерт вручает ей памятный диплом. Теперь Марта рассказала мне более подробно об этом событии.

25 сентября 1996 г., в день еврейского Нового года (Rosh Hashanah), Иерусалим праздновал свое 3000-летие. Вообще-то, Иерусалим на восемь веков старше, но три тысячи лет тому назад царь Давид объявил Иерусалим столицей Израильского государства. Вот с тех пор и идет отсчет. Когда Иерусалим праздновал эту дату, израильское правительство пригласило много гостей, в том числе триста радиожурналистов со всего мира, среди приглашенных была и Марта.

Наш автобус остановился, мы приехали. Я молча стояла на смотровой площадке на Масличной горе, потрясенная величием и красотой Иерусалима.

Кто только не захватывал Иерусалим за его многовековую историю: вавилоняне, персы, македонцы, египтяне, римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, османцы владели этой территорией четыре века – с 1517 г. по 1917 г. И все они, захватывая этот многострадальный город, что-то разрушали и, самоутверждаясь, строили свое великолепие. С 1917 по 1948 год это была подмандатная территория Великобритании.

Наша сегодняшняя экскурсия посвящена христианскому Иерусалиму. Марк рассказывает разные библейские истории и легенды двухтысячелетней давности, рядом со мной Марта с Гришей, а у меня вдруг возникло ощущение реальности всего услышанного.

Вот восемь олив в Гефсиманском саду, которые помнят Христа, а вот на этом камне, рядом с оливами, он любил сидеть и молиться. А здесь, где Иисус молился в последнюю ночь своей земной жизни, и где Иуда предал его, стоит теперь Церковь Страстей Господних, ее еще называют Церковь Всех Наций. Построена она в 1924 г. на пожертвования католических общин из двенадцати стран. В этом храме нет статуй и отсутствует дневной свет, синие витражи создают полумрак, символизирующий ночь, единственный источник света проникает вовнутрь только через открытую дверь.

Мы идем по Блошиному рынку в Мусульманском квартале. Я даже улыбнулась про себя, заметив, что я не просто иду, а осторожно ступаю по древней булыжной мостовой Старого города, столько повидавшей на своем веку. Впереди Марк с яркожелтым зонтом, как опознавательным знаком для нашей группы, чтобы мы не потерялись в нескончаемой толпе паломников и туристов. Мы идем на Голгофу, и мне кажется, что это уже не Иерусалим, а Ершалаим, и где-то далеко впереди, если Марк опустит свой большой зонт, я увижу Иешуа, несущего крест.

Мы поднимаемся на гору к Храму Гроба Господня или Храму Воскресения. Еще первые христиане почитали место распятия и погребения Иисуса Христа, находившееся тогда за городской чертой. И в моем воображении оживают страницы из «Иудейской войны» Иосифа Флавия как легионы Тита разрушали город в 70-ом году н.э. Потом на месте распятия Христа был построен языческий храм, тоже разрушенный впоследствии. Первая церковь Гроба Господня была заложена Св. царицей Еленой. В начале 1000-ых годов Храм разрушили арабы. Император Константин восстановил его. После большого пожара в 1808 году Храм реконструировали, достроили купол, и место, где распяли Христа, теперь оказалось внутри. Вот в таком виде он и существует по сей день. Храм стоит между другими зданиями, и снаружи он выглядит без всякой претензии на помпезность, но внутри он поражает своим величием.

Храм разделен между шестью христианскими конфессиями. У каждой конфессии свой день служения Богу. Ключ от Храма хранится в мусульманской семье и передается от отца к старшему сыну. И каждый день, начиная с ХII века, мусульманин открывает и закрывает христианский храм. А между конфессиями часто возникают, не по этому поводу, а по многим другим, различного рода разногласия и конфликты.

Входим в Храм, обойдя Камень Миропомазания, попадаем в большую ротонду, в центре которой возвышается кувуклия, т.е. часовня, разделяющая пещеру Гроба Господня на две части: придел Ангела и собственно Гроб Господен. Сегодня Пасха, и в придел Ангела, к Благодатному Огню, самовозжегшемуся вчера, толпа народу со связками свечей в руках (33 свечи – по количеству лет земной жизни Христа).

Я человек не верующий, в церковь, как правило, не хожу, и если я испытывала, даже не знаю, как это точнее назвать, трепет, что ли, или что-то подобное, перед таинством самовозжения Огня, то что же должны испытывать верующие, стоя у Благодатного Огня, ниспосланного им свыше.

Обойдя кувуклию, становимся в длинную очередь к Гробу Господню – это гробница в скале, где был похоронен и на третий день воскрес Иисус. Пещерка маленькая, там с трудом могут поместиться 3-4 человека, и очередь продвигается медленно. У Марты, после недавней операции, разболелось колено. Марк пошел просить священнослужителя, стоявшего у входа в пещеру, пропустить Марту вне очереди. Священнослужитель, войдя в положение, оценил свое сочувствие в 100 долларов.

Гроб Господен мы так и не увидели. И вовсе не денег нам было жаль…

Голгофа, столько веков вдохновлявшая гениальных мастеров на создание шедевров мировой культуры, теперь, скорее, похожа на музей с экспонатами.

На обратном пути Марк повел нас на Александро-Невское подворье. Находится оно на маленькой улочке и очень напоминает по стилю петербургские здания второй половины ХIХ века. Началось все с расчистки участка для строительства русского консульства, а, в конечном итоге, построили Храм Святого Александра Невского. Во время раскопок были обнаружены остатки городской стены, относящиеся к 455 году до н.э. Ученые пришли к заключению, что найденная там арка с двумя колоннами и есть Порог Судных Врат, за которые выводили Христа, когда вели его на Голгофу. И тогда на этом месте Крестного пути русская православная церквь решила возвести храм. В 1896 г. храм освятили в честь Святого Александра Невского соименного Святого Императора Александра III, по чьей инициативе появилась Русская Духовная Миссия в Иерусалиме.

Легенда, так тесно переплетенная с реальной историей, оказалась все же сильнее, чем утверждение современных ученых, что здесь был тогда просто жилой квартал и Судные Врата находились в другом месте. И вот уже более 100 лет именно сюда приходят паломники, чтобы помолиться у священного Порога Судных Врат.

Сняв с себя что-то наподобие юбки, которую мы надели поверх своих «срамных» брюк, и платок, прикрывавший наши неблагоразумные головы, мы отдали все это двум юным, приветливым монашкам и вышли на шумную улицу. Наверное, не я одна задавала себе вопрос: «Как же им удается сохранять на Подворье благостный дух несуетливой, патриархальной России XIХ века?» Однако, удается…

Идем дальше. Стена Плача или Западная Стена – единственное, что осталось от Второго Иерусалимского Храма. Талмуд толкует причину разрушения Второго Храма так: «За то, что возлюбили богатство… и возненавидели друг друга».

Весной 70 года н.э. Тит с римской армией осадил Иерусалим, где в это время продолжалась братоубийственная война. Во время одного из боев сгорели продовольственные склады, в городе начался голод. Осада длилась пять месяцев, но римлянам никак не удавалось овладеть Храмом, оставшиеся повстанцы сражались до последнего. И Тит приказал поджечь ворота. Спустя шесть лет после окончания строительства нового Иерусалимского Храма он был сожжен, в тот же самый день – 9-го Ава по еврейскому календарю, в который в 586 году до н.э. вавилоняне сожгли Первый Храм, Храм Соломона. Армия Тита превратила Иерусалим в руины, Храмовая гора была распахана. Остался только западный кусок подпорных стен, сооруженных Иродом Великим для укрепления земляной насыпи на Храмовой горе при расширении территории Храма.

С тех пор человечество «поработало» над своей историей с неменьшей жестокостью, чем в те древние времена, так что сегодня люди приходят сюда не только оплакать уничтоженную святыню, но и помолиться за живых и ушедших от нас, попросить прощение у Бога за грехи – свои и чужие.

Медленно иду к Стене Плача. Я чувствую рядом Бронечку, когда-то вошедшую, давно и навсегда в мою жизнь, в мое сердце, а вместе с нею со-переживание и со-страдание этому удивительному народу.

«… О многом я узнала в достаточно раннем возрасте, потому что в моей жизни появилась Броня. Я слышала незнакомые слова и, как все маленькие дети, задавала традиционные вопросы «А что это такое?», «А что это значит?»

– Мамочка, а что значит сирота?

– Вот Броня – сирота. Ее родители погибли в гетто.

– Мамочка, а что такое гетто?

Представляю, в какое сложное положение я ставила маму, задавая подобные вопросы невинным голосом любознательного пятилетнего ребенка. Как можно объяснить дочке-дошкольнице значение этих страшных слов, за которыми стоят трагедии миллионов погибших и тех, кто прошел через этот ад и остался в живых с вечной болью о потерянных родителях, детях и близких?!

Конечно, можно философствовать о религии, истории, даже коснуться экономики, опять об истории от самых ее истоков до сегодняшнего дня. Но слова «антисемитизм» и «Холокост» из всемирного толкового словаря этими философствованиями не вычеркнешь, миллионов погибших не вернешь и страданий оставшихся в живых тоже не уменьшишь! Неужели судьбу каждого, кто стал жертвой Холокоста, нужно умножить на шесть миллионов и еще на страдания миллионов выживших, чтобы люди поняли, что это — трагедия, трагедия целого народа, длящаяся века?!

… Броня жила в нашем доме. И чем больше я узнавала ее, тем ближе она мне становилась, она стала мне старшей сестрой. .. Я просила Броню рассказать о детстве, и тут лицо ее становилось грустным и задумчивым. Не нужно было отбирать у нее счастливые минуты выздоровления. Но где мне было понять тогда это?! Броня, помолчав немного, улыбалась и рассказывала какую-нибудь забавную историю из своего короткого довоенного детства. Она щадила меня.

А взрослые и не знали, что у меня уже есть своя маленькая Стена Плача. Я складывала ее по кирпичику из тех немногих рассказов, потрясших мою душу и воображение».

Я долго стояла у Стены с зажатой в кулаке запиской, потом вложила ее в щель между камнями и медленно пошла назад.

Мы уезжали, я прощалась с Иерусалимом с надеждой, что приеду сюда когда-нибудь вновь и посмотрю то, что я не успела увидеть сегодня. Ощущение в этот день было удивительное: страницы из книг Фейхтвангера и Флавия, Шмитта и Булгакова вдруг «ожили», как-будто и не было между теми событиями и сегодняшним днем тысячелетий. Так и проходила я целый день с чувством «… как бы двойного бытия».

21 апреля – Поездка в Ашдод

Сегодня мы ездили в Ашдод, к родственникам отца Марты и Гриши. Когда мы приехали, вся большая семья была уже в сборе – четыре поколения. Мне предложила сесть рядом с собой милая женщина преклонных лет. Она оказалась очень общительной, вскоре я уже знала, что зовут ее Ида, и она глава семьи. И торт, что стоял на столе рядом с Идочкой, и который я должна непременно попробовать, как сказала она улыбнувшись, она испекла вчера вечером, потому что сегодня с утра бегала в парикмахерскую в честь нашего приезда. И возраст уже солидный – 81 год, а сколько энергии и очарования!

Марта, разговаривая с Идочкой, спросила о каком-то дальнем родственнике, которого видела в последний раз в детстве, когда приезжала к дедушке с бабушкой на летние каникулы, и помнила его смутно.

– Ну как же ты его не помнишь, – удивилась Идочка, вставая. – Я сейчас вернусь. Мила, поедем со мной? – И по тому, как она спросила, я почувствовала, что ей очень хочется, чтобы я согласилась.

Мы привезли большой, старый семейный альбом. С пожелтевших фотографий, еще с дореволюционных времен, на нас смотрели бравые, молодцеватые прадедушки в военной форме царской армии рядом с прабабушками в строгих закрытых платьях, а на следующей странице уже дедушки в форме красногвардейцев и бабушки в темных юбках и белых блузках, в непременных косынках на голове, повязанных назад. Потом красноармейцы, а дальше – папы в чесучовых костюмах с широкими брюками и в парусиновых туфлях, и мамы в крепдешиновых платьях.

Идочка рассказывала о каждом, кто был запечатлен на фотографиях, перелистывая страницы фотоальбома как страницы истории нашей родины.

Она перевернула последнюю страницу.

Закончилась та, прежняя жизнь на родине, где мы все родились и выросли.

А потом семья Машевичей переехала на свою историческую родину, и все нужно было начинать сначала – учиться, работать, в армии служить. Все, как в прежней жизни, но все по-другому. Было нелегко, но они справились, трудности, радости и горе переживали вместе. И я уверена, что их дети и внуки не потеряют это чувство сплоченности не только в радости, но и в готовности прийти на помощь друг другу.

Я была там одна «инородным телом» – и не родственница, и пятая графа «таки нет», но как же тепло и уютно я себя чувствовала в этой большой, дружной семье.

22 апреля – Прогулка по Яффо

Среда, утро, сейчас за нами заедет приятель Бори Соболева, журналист и гид, Боря Брестовицкий, и покажет нам Яффо.

Начал он нашу прогулку со Старого порта. Мы подошли к малопримечательному снаружи зданию, это театр На Лагаат, Театр Прикосновения. Есть театры глухих, театры слепых, но этот театр уникальный – единственный в мире театр слепоглухонемых. Создала его режиссер Адина Таль в 2007 году.

Зрительный зал на 350 мест. В театре служат 70 человек, имеющих дефекты речи, зрения и (или) слуха, из них 11 актеров. Рядом с каждым артистом на сцене находится помощник, озвучивающий их «партии». Над сценой экран с бегущей строкой на иврите, английском и арабском.

Театр уже гастролировал в США, Канаде и еще где-то в Европе, не помню точно где.

В театре есть кафе Кашиш, где работают глухонемые. На столах лежат скатерти с напечатанными жестами, тоже с переводом на иврит, английский и арабский. Сейчас в Москве открыли подобное кафе. Еще есть ресторан, но попасть туда нам не удалось, так как места нужно резервировать заранее.

Мы вышли из театра. Потрясенная увиденным и услышанным, я шла по набережной. Море, распростершись до самого горизонта, лениво нежилось под апрельским солнцем. Неугомонные чайки улетали в небо и, перекрикиваясь друг с другом, тут же опускались на воду, поджидая свой обед.

А у меня не выходила из головы темная комната, которую мы увидели в театре через открытую дверь. Это ресторан Black out, маленький ресторан всего на 40 мест, посетителей там обслуживают слепые. Помещение звукоизолировано, в ресторане полная темнота, чтобы посетители хоть на время почувствовали себя погруженными во тьму…

Когда-то Яффо был окружен большой каменной стеной, защищавшей его с моря, со временем стену убрали и остался только ее след – тропинка на набережной. Яффо – один из самых древнейших портов Израиля, ему уже около 5 тысяч лет. Возвращение евреев на родную землю началось с Яффо. Тут сохранился маяк еще с тех самых пор, он находится во дворе армянской семьи Захарья. А рядом дом Шимона-кожевенника, где по преданию останавливался Святой Петр. Здесь Ной возвел свой ковчег, и библейская легенда об Ионе тоже начинается отсюда: кит, проглотив нерадивого Иону, выплюнул его у этих берегов, и Иона отправился из Яффо пророчествовать, как велел ему Господь.

Памятников киту в Яффо много, но лучшую скульптуру, на мой взгляд, создала известный в мире скульптор и дизайнер Илана Гур. Скульптура стоит напротив особняка, где находится ее музей.

Дедушка Иланы, Иосиф Борисович Сапир – литератор, редактор, художник, скульптор, врач, был видным сионистом, руководил Одесским филиалом фонда «Керен Кайемет» для покупки земель в Палестине. В 1925 г., в силу сложившейся обстановки в стране, он вынужден был уехать с семьей из Одессы в Палестину. Иосиф Борисович был талантливым врачом, и его дочка тоже известна в Израиле как Доктор Сапир. Дедушка и мама Иланы – одесситы, значит и у Иланы Гур есть одесские корни. И даже гордость появляется за Одессу, что она дарит миру таких ярких и одаренных людей.

Илана родилась в 1936 году. Мама уделяла большое внимание рано открывшемуся таланту дочери. Выйдя замуж, Илана переехала в Штаты, стала там знаменитым дизайнером. Прошли годы и ее потянуло на родину, она вернулась в Израиль. Купив в Яффо особняк ХVIII века, перевезла туда свою большую коллекцию, открыла музей, называв его «Музей Иланы Гур», в этом же особняке она живет, и там же ее мастерская.

Ее скульптура Woman against the Wind украшает Яффо, в Герцлии – The Sad Eagle, в Музее Яд-Вашем стоит ее скульптура Never again.

Мы уходили от моря, узкие, симпатичные улочки поднимались вверх – это квартал Созвездий Зодиака, любимие место обитания яффских художников, актеров и музыкантов. Тут много небольших театров, ресторанчиков, магазинов. В маленьком, уютном магазинчике «Гранатовое вино 613» продаются вина, коньяки и даже водка, сделанные из граната. По еврейской традиции гранат считается символом изобилия. Мы не успели проверить на себе целебные свойства этих вин, но во вкусовых качествах мы убедились прямо на месте во время дегустации. Все напитки действительно очень вкусные и мы, конечно, ушли не с пустыми руками.

Тут же рядом, за углом, находится галерея Франка Майслера, всемирно известного израильского скульптора. Он родился в Данциге, в Германии в 1929 г., пережил Холокост. Родители его погибли в концлагере, а его вместе с несколькими тысячами детей «Kindertransport» вывез в 1939 году в Англию. Учился он в Манчестере, на архитектурном факультете. В 1960-ом переехал в Израиль.

Майслер один из авторов мемориальных комплексов в Вашингтоне, Майами и на Поклонной горе в Москве. Его скульптуры под открытым небом можно увидеть в Мадриде, Иерусалиме, Москве, Киеве и Германии. В Яффо одна из его семи галерей.

Его маленькие скульптурки иногда лиричны, иногда ироничны, но всегда уникальны – не только по замыслу и исполнению, но и потому, что он не делает копий. Описывать его скульптурки я не буду, пусть этим занимаются искусствоведы, но эти шедевры нужно видеть и наслаждаться.

Дальше Боря повел нас к Висячему дереву. В большом керамическом горшке, подвешенном на цепях, растет апельсиновое дерево. Одни говорят, что когда издали закон о вырубке всех апельсиновых деревьев, хозяин пересадил его в горшок и подвесил. Другая версия гласит, что хозяин подвесил дерево, чтобы не платить налог на землю. А на самом деле эту скульптуру сделал Ран Морин в 1993 году. Это символ еврейского народа, бывшего долгое время оторванным от своих корней.

Последнее место нашей сегодняшней прогулки – Абраша-парк.

Когда в 1936 году арабы устроили в Яффо очередной еврейский погром, британцы, предварительно выселив всех жителей из этого района, взорвали несколько арабских кварталов. Около двадцати лет развалины были пристанищем для всякого сброда и преступников. Такое соседство с роскошными тель-авивскими пляжами подрывало туристический бизнес. И в 1955 году яффские власти взялись за восстановление старой части города, что заняло около десяти лет. К этому проекту подключились археологи, и не безрезультатно. Они обнаружили развалины дворца Рамзеса II, сооруженного 3,5 тысячи лет тому назад. Теперь на месте этих раскопок стоят сохранившиеся, с тех самых пор, столбы ворот с реальной надписью «Добро пожаловать».

Проектом по восстановлению руководил Авраам Шехтерман. зам. мэра Яффо и директор Общества развития Яффо, член муниципалитета Тель-Авива, депутат Кнессета, и при этом, один из активных организаторов ВВС Израиля. И мне трудно удержаться, чтобы не отметить, что Авраам Шехтерман, конечно же, одессит. Родился он в 1910 году и еще совсем молодым переехал в Палестину. Всю свою жизнь посвятил Израилю, оставив заметный след в жизни этого государства.

В честь Авраама Шехтермана, в начале 70-ых был заложен парк и назван, в знак любви и благодарности просто – Абраша-парк.

23 – 25 апреля 2014 г.

Первый международный фестиваль Всемирного клуба одесситов

OdessAviv – Одесская весна

День первый

Одесса таки пускает корни в Израиле!

. Недалеко от фермы А.Шарона в красивейшем месте на юге Израиля, вы сможете поучаствовать в посадке единственной в мире Одесской рощи на тысячу деревьев.

(Из программы фестиваля)

Мы едем на юг Израиля. Склоны гор вдоль шоссе покрыты густым лесом, а когда-то здесь была многовековая пустыня. Почти все, что произрастает на израильской земле – плод упорного труда рук человеческих маленького и поразительно трудолюбивого народа.

Наш автобус, свернув с шоссе на каменистую дорогу, медленно поднимается все выше по горному массиву. Лес остался позади, перед нами пустыня Негев, где на желто-коричневом фоне разбросаны зеленые островки лесов – пока островки.

Когда мы приехали, нам сказали, что недалеко от места, где мы будем сажать Одесскую рощу, находится ферма Ариэля Шарона «Хават ха-шикмим», и там растет большая роща акаций. И я вдруг вспомнила Одессу весной, явственно почувствовала ее запах, это чудо, когда деревья сплошь усыпаны белыми гроздьями, и весь город просто утопает в дурманящем аромате.

Дюк де Ришелье, градоначальник совсем еще юной тогда Одессы, однажды купил в Вене (на собственные деньги) саженцы акации и бесплатно раздавал их каждому, кто обещал посадить и ухаживать за ними. И потом, каждое утро он обходил город, стучась в двери и напоминая горожанам, чтобы не забыли полить молодые деревца. Уже в постсоветское время, очередной мэр, к сожалению, не одессит, и, как мне кажется, абсолютно не имеющий понятия, что значит для одессита акация, приказал вырубить их и засадить город тополями.

И только в Израиле справедливость, хоть таким образом, восторжествовала: теперь две рощи будут жить по соседству – Одесская и роща акаций.

В 10 км отсюда начинается сектор Газа, и, глядя на безмятежно-голубое небо, трудно представить себе, как эту тишину пронзает рев ракет. Но сейчас здесь спокойно.

Сегодня мы первый раз встретились с остальными участниками фестиваля, с удовольствием знакомились и общались. Я не могла не обратить внимание на немолодую, стройную женщину с красивым и очень приятным лицом и, поддавшись ее обаянию, подошла к ней. Ирина Викторовна Галина – врач-невролог, доктор медицинских наук, профессор, создатель известного в Европе Одесского института имени Януша Корчака – центра по реабилитации детей, болеющих детским церебриальным параличом. Здесь делают все, чтобы больные жили полноценной жизнью. Правда, Ирина Викторовна, в общем-то, и не считает своих пациетнов больными, « они просто немного другие», – говорит она. С невероятно щедрым сердцем, удивительно энергичный, жизнерадостный человек, Ирина Викторовна улыбается: «Увидеть каждый год весну – разве это не есть счастье?» И в свою 80-ую весну она сажает дерево в Одесской роще на израильской земле.

И еще одно приятное знакомство – Игаль, а если по-русски, Игорь Ясинов, выступивший первым в короткой официальной части. Марта спросила его потом, какое отношение он имеет к клубу одесситов, на что он, рассмеявшись, ответил:

«Моя бабушка, Софья Мостовая, была оперной певицей в Одессе». Конечно, нам приятно, что так или иначе, все дороги ведут в Одессу. А вот ее внук, бывший харьковчанин, Игаль Ясинов живет сейчас в Израиле, он заместитель председателя совета директоров ЕНФ-ККЛ.

ЕНФ-ККЛ – Еврейский Национальный фонд «Керен Кайемет ле-Исраэль», что в переводе на русский означает «Фонд существования Израиля». О фонде можно говорить много, но я постараюсь быть краткой. ЕНФ-ККЛ более ста лет, да, кстати, первым председателем этого фонда был одессит Иона Кременецкий. Вековая мечта еврейского народа о возвращении на свою землю начала осуществляться с созданием этого фонда. Их целью было купить земли в собственность всего еврейского народа. В сборе денег участвовали все, даже дети – кто копейкой, кто рублем, кто миллионами фунтов стерлингов, франков или долларов, как Ротшильд и Моше Монтефиоре. Всего купили в Эрец-Исраэль свыше 270 тысяч га земли. Земля Израиля – народное достояние, предоставляющееся частным лицам или хозяйствам в пользование или аренду.

ЕНФ осушал малярийные болота, орошал пустыню, строил водохранилища и очистные сооружения, проложил десятки тысяч километров дорог, и сейчас тоже финансирует научно-исследовательские сельскохозяйственные центры и еще много полезного для страны делает этот фонд. Фонд посадил, только вдуматься, более 280 миллионов деревьев!

После действительно недолгой официальной части мы сажали деревья. Я смотрела на площадку с каменистой почвой, очень далекой от понятия «чернозем», а совсем рядом рос густой лес «Дорот», заканчивающийся ровным рядом больших деревьев, он ведь тоже был когда-то посажен. Значит и наша роща вырастет!

Первое дерево в Одесской роще посадили в честь самого главного одессита, основателя Всемирного клуба одесситов. Михаил Михайлович приехать не смог и его оливу посадили Боря Соболев, Игаль Ясинов и Аркадий Креймер, зам. директора клуба в Одессе. Посадили также дерево от имени города и в память Бориса Литвака.

Борис Давыдович – создатель и основатель Дома с ангелом, а более официально, Центра реабилитации детей-инвалидов и президент благотворительного фонда «Будущее». С 1996 года в Центре помогли 24 тысячам детей.

Борис Давыдович говорил: «Добро нужно делать тихо». Это был его девиз, так он жил. Но когда две недели тому назад Бориса Давыдовича провожали в последний путь, то попрощаться с ним пришло столько народу, что в центре города пришлось перекрыть движение транспорта.

Посол Украины в Израиле г-н Г. Надоленко тоже приехал на наш фестиваль и после приветственного слова вместе со всеми сажал деревья.

В тот день мы посадили 200 деревьев, а в ближайшем будущем в Одесской роще их будет 1000.

Посадила свое дерево и я. Конечно, я в своей жизни сажала деревья, немного, но сажала. В далекие советские времена городские власти решили укрепить и облагородить одесские склоны, спусающиеся к морю. И мы с Мартой, будучи школьницами, не один субботник сажали деревья на будущем Комсомольском бульваре. Уже в постсоветское время его переименовали в бульвар Искусств, а в 2009 году он стал бульваром Жванецкого. Мы тогда и предположить не могли, что сегодня будем закладывать Одесскую рощу в Израиле.

Посадка деревьев в Одесской роще стала для меня чем-то особенным и значимым, и, может, кому-то мои эмоции покажутся детскими, и даже вызовет ироническую улыбку, возникшее у меня чувство гордости за нашу сопричастность.

День второй – Праздничный концерт

Бат-Ям, Дворец культуры (Гейхал ха-тарбут), ул. Симтат Уфир, 3.

. Вы еще даже не успеете зайти, как вас уже встретят герои Бабеля и Ильфа и Петрова. Вы попадете на выставку фотографий, картин и карикатур одесских художников. Сможете записаться во Всемирный Клуб Одесситов «Апоговорить». А в зале вас ждут выступления известных актеров из Москвы, Австралии и, конечно же, из Одессы. Вы станете свидетелями открытия уникального памятника Бабушке-Старушка!

(Из программы фестиваля)

Одесситов собралось в тот вечер много: и в зале, и на сцене. Столько одесситов одновременно я давно уже не видела и не слышала. Немного щекочет в горле, срочно прохлопываешь глаза от нахлынувших эмоций, и вдруг попадаешь в какое-то театральное действо вперемежку с реальной жизнью. Зрители стоят в очереди в кассу, чтобы выкупить заказанные зараннее билеты, рыбачка Соня заразительно смеется, разговаривая с кем-то из знакомых. Паниковский, прихрамывая, бегает взад-вперед, стараясь всем помочь. Заложив руки в карманы и иронично улыбаясь, проплывает, как океанский лайнер, Остап Бендер.

Наконец зрители расселись, свет в зале погас. На зкране появились Михаил Михайлович, Лариса Долина, Сергей Юрский и Сергей Стоянов, они поздравляли нас с открытием фестиваля. А потом зазвучала музыка и голос Утесова:

Но каждой весной так тянет меня

В Одессу – мой солнечный город…

Наверное, не мне одной захотелось в этот момент оказаться в Одессе – той, нашей, солнечной, любимой, непохожей ни на один город мира.

Я жил тогда в Одессе пыльной…

Там долго ясны небеса, – читал пушкинскую главу Иосиф Рейхельгауз – заслуженный, народный, создатель театра в Москве, режиссер и, между делом, настоящий одессит.

Я уже не помню последовательности выступлений, да это и не важно. Важно, что все было замечательно!

Анатолий Торжинский – композитор и известный музыкант из Австралии, спел свою очень трогательную песню об Одессе «Бумажный кораблик». Композитор и скрипач-виртуоз всемирно известного Израильского симфонического оркестра Александр Поволоцкий был сегодня просто «Сашкой-скрипачом из Гамбринуса». Его брат Юрий Поволоцкий, пианист, педагог и тоже композитор, надев моряцкую тельняшку, пел с актрисой Б. Казанцевой одесские песни. Борис Барский, актер одесской комик-труппы «Маски», читал свои юмористические стихи, и весь зал хохотал. Израильские ребята из танцевального ансамбля исполнили несколько танцев в стиле одесского ретро. И что бы Ян Левинзон ни рассказывал со сцены, он неизменно остается одесским джентельменом. А Боря Соболев выступил, конечно, в кепочке, с Апрельскими тезисами своего клуба.

Одно выступление сменялось другим, и душа моментально откликалась то счастливым смехом, то светлой грустью.

И вдруг мне вспомнилось, как в далеком детстве я любили играть с калейдоскопом. Медленно поворачивала его, смотрела через круглое стеклышко и, как зачарованная, улетала в волшебный, полный невероятно ярких красок мир, в мир чудес. Детство давным-давно прошло, осталось в невозвратном прошлом, и пару лет тому назад я написала рассказ-воспоминание. Иронично улыбнувшись, я закончила его фразой: «А если взять и опять посмотреть в калейдоскоп…».

И кто бы мог подумать, что, казалось бы, несбыточное желание повторить ощущения детства во взрослой жизни сбудется. Самое главное, правильно сесть: напротив света – это из моего детского опыта с калейдоскопом. И сегодня мы сидели в абсолютно правильном месте – на праздничном концерте Первого международного фестиваля Всемирного клуба одесситов.

В антракте мы с Татьяной Петровной делились впечатлениями по поводу концерта. Я, увидев торопливо проходившего мимо нас Паниковского, спросила где можно записаться в Клуб одесситов. Не успела я закончить вопрос, как он подхватил меня под руку, и мы куда-то помчались.

– Куда вы меня так быстро бежите?

– Так мы ж таки торопимся!

– И шо, до такой степени, шо вы мне даже не дали закончить разговор с человеком!

В клуб я записалась и с Татьяной Петровной успела еще пару минут поговорить.

В конце второго отделения на сцену торжественно вынесли уменьшенную копию памятника Бабушке-Старушке. Судя по ее позе, она совсем не сожалеет о случившемся с ней «…на Дерибасовской угол Ришельевской в восемь часов вечера». Оригинал памятника Бабушке-Старушке будет обитать в деревне художников Эйн Ход. Автор памятника – известный скульптор Петр Штивельман, принимавший участие и в проекте создания памятника Бабелю в Одессе.

После концерта мы тусовались за кулисами – встречи, общение, смех. Ближе к полуночи работникам сцены, у которых мы все время путались под ногами, удалось таки выпроводить нас из-за кулис, и мы тесной компанией, человек тридцать, отправились в ресторан. И опять шутки, смех, тосты, разговоры. Можете себе представить в котором часу мы вернулись домой, а завтра с утра мы едем в Эйн-Ход.

День третий – Поездка в Эйн-Ход

. В деревне художников Эйн-Ход известные художники оттуда и отсюда представят вам свои работы, которые можно будет не только посмотреть, но и немножко купить. А заслуженный повар с Мясоедовской угостит вас одесским фаршмаком.

(Из программы фестиваля)

Откуда у нас бралась энергия неизвестно, скорее всего, от положительных эмоций. Встав утром бкз проблем, забежали в ресторанчик позавтракать и поехали к месту сбора, где нас ждал автобус. Нашу группу сопровождает сегодня Ирина Генина, вице-мэр города Бат-Ям.

Вообще, мэрия Бат-Яма и Министерство абсорбции очень помогли Боре Соболеву в организации первого фестиваля. А вчера Ирина Генина и Софа Ланвер, министр абсорбции, приветствуя участников, пожелали всем, чтобы такие фестивали стали традицией.

Пока автобус увозил нас на север Израиля, где между Хайфой и Кесарией, на склоне горы Кармель находится деревня художников Эйн-Ход, Ирина рассказывала нам о жизни израильтян, об их проблемах и немного о себе. Репатриировав с семьей из Ялты в Израиль в 1991 году, она довольно быстро влилась в активную жизнь: вступила в партию Ликуд, десять лет проработала в муниципалитете Бат-Яма, в 2003 году баллотировалась на пост вице-мэра Бат-Яма и победила на выборах, занимается политикой. В 2006 году Ирина, по результатам ее многолетней работы, заняла первое место среди представительниц 26 стран, участвовавших в конкурсе, и ей было присвоено почетное международное звание по самой престижной номинации «Женщина – политик 2005 года». У Ирины много проектов, направленных на улучшение социальной и культурной жизни Бат-Яма. По ходу беседы мы задавали ей вопросы, она охотно отвечала, рассказала немного о своей прошлой жизни, о взглядах на политику, о роли женщины в политике, с гордостью говорила о дочке. Оказывается, ее дочка, совсем еще молодая девочка, имеет награды за участие в двух войнах. Действительно, есть чем гордиться.

Конечно, интересно было узнать обо всем этом не из газет и телепередач, а из первых уст, от человека, решающего, и небезуспешно, многие проблемы, с которыми сталкиваются израильтяне в своей повседневной жизни между войнами.

Я слушала Ирину и думала: сколько же в этой хрупкой, невысокого роста женщине воли, энергии, целеустремленности и желания помочь людям.

Ну вот мы и приехали. Ирина вернулась обратно в Бат-Ям, а мы пошли в Эйн-Ход, где нас уже ждал Боря Соболев.

Эйн-Ход находится в очень живописном месте – горы и море. Деревне уже 60 лет и обитает здесь 170 художников. Тут все очень колоритно, ни один дом не похож на другой, по всей деревне стоят скульптуры, созданные местными мастерами, так что сразу попадаешь как бы в музей под открытым небом. Конечно, все галереи нам обойти не удалось, мы были ограничены во времени, но отказать себе в удовольствии выпить чашечку кофе в уютной кофейне, где у входа прямо на улице стоят мольберты с картинами, мы все таки не смогли. А потом мы пошли на открытие выставки одесских художников, приуроченной к фестивалю. Художники оттуда и отсюда, как сказал Боря, а если точнее, то из Одессы, Израиля и Америки. Семь авторов – Шимон Гармизе, Леонид Горбан, Евгения Александрова, Григорий Палатников, Владимир Шинкаревский, Татьяна Белоконенко и Николай Прокопенко. У каждого свой стиль, своя манера письма, своя тематика, но на всех картинах кусочек нашей любимой Одессы.

Ну а после, опять фуршет в одесском стиле, правда, вместо обещанного фаршмака была гефилте-фиш, но тоже очень вкусно. А к этому, разговоры «за Одессу» и вообще «за жизнь». Звучит одесская музыка, и все, ну совсем, как в одесском дворике.

Все хоршее имеет обыкновение заканчиваться, и три ярких, эмоциональных дня фестиваля пробежали быстрее, чем хотелось бы.

26 апреля – поездка в Герцлию

Марта предложила нам с Гришей съездить сегодня в Герцлию, это между Тель-Авивом и Натанией. Здесь находится известный во всем мире медицинский центр, много компаний высоких технологий, а к тому же, просто красивый город на побережье Средиземного моря. Назвали его в честь Теодора Герцля, одного из основателей сионистского движения. На гербе города семь звезд в честь первых семи человек, поселившихся в этих заброшенных местах, с них-то и начался город в 1924 году. Истории города посвящен Музей основателей – «Первый дом». Конечно, можно было пойти туда или на экскурсию на руины Махмиша, или в Музей современного искусства, но немного перенасытившись впечатлениями за предыдущие дни, нам хотелось просто погулять, отдохнуть. Мы взяли такси и поехали в Герцлию. Нашим таксистом оказался марроканский еврей по имени Мотт или Мотти, я так и не поняла, я его называла просто Мотя и он откликался. Мотя по дороге устроил нам маленькую обзорную экскурсию – посмотрите направо, посмотрите налево, а еще он пел на французском, английском и на иврите. И надо заметить, пел хорошо поставленным голосом, как выяснилось, он поет в синагоге. Вот такой необычный таксист нам попался.

Мы гуляли по набережной, покупали подарки в сувенирных лавках, которых тут великое множество. Зашли в мороженицу, столики прямо на улице, рядом лазурное море и погода дивная. Как здорово было расслабиться после фестивальных эмоций. Домой нас опять вез Мотя и опять пел песни, Марта ему подпевала, а Гриша аккомпонировал на спинке Мотиного сидения. На прощание Мотя даже спел нам «Калинку» по-русски.

А вечером мы ходили в ресторан поздравлять Сашу, Регининого мужа, со вчерашним днем рождения. Рыбный ресторан «Fish» в бывшей промзоне, в здании бывшего завода. В фантазии дизайнерам интерьера не откажешь, во вкусе тоже, к тому же и кухня отменная.

Ну вот и еще один приятный день нашей поездки закончился…

27 апреля – День встреч и прощаний

И вот наступил последний день нашего пребывания в Израиле. Завтра мы уезжаем, было чуть-чуть грустно, хотелось побыть здесь еще немного.

С утра мы докупали подарки, Марта с Гришей еще остались в ханьоне, а я отправилась в Кфар-Сабу к Танечке Очеретян. Мы не виделись с ней с 1991 года, с тех пор, как я уехала в Америку. Все эти годы мы замечательно общались по телефону, вроде ни времени, ни расстояния не существовало для нас, но все равно так хотелось увидеться. И только сейчас я оказалась в Израиле, так складывалась моя жизнь.

Улица Hi-Emek, вот ее дом, поднимаюсь на лифте на третий этаж, с волнением нажимаю на кнопку звонка. Сколько раз я представляла, как мы сидим у нее в Кфар-Сабе и разговариваем, как в старые добрые времена в Одессе. Я слушаю ее голос, такой родной и близкий с детства, а перед глазами у меня Танечкин одесский балкон, мы пьем чай из тонких фарфоровых чашек, разговариваем, и она так заразительно смеется. Но ее легендарный, увитый виноградом балкон, которому посвящено столько стихов – и Танечкиных, и ее друзей, теперь уже в невозвратно ушедшем прошлом, впрочем, как и ее смех. Нет, она привезла его еще в Израиль, но в последние годы я слышала его по телефону все реже, теперь она много и подолгу болеет, но никогда не жалуется, вот только не смеется – как тогда.

Мы сидели, разговаривали, заметив, что Танечка устала, я засобиралась, да и мне, к сожалению, уже пора было уезжать.

Я вышла на улицу, на сердце было тяжело… Из задумчивости меня вывел телефонный звонок, звонила Надя – дочка моего друга детства Вити Лормана. Дело в том, что на какое-то время мы потеряли друг друга из виду, Витя разыскивал меня, я его. Он живет в Твери, я в Хьюстоне, а «нашлись» мы в Израиле. Спасибо Татьяне Петровне и Надюше за это.

Я возвращалась в Бат-Ям, за окнами машины мелькали израильские пейзажи. А я «улетела» в далекое детство, когда еще «все ухабы предстоящей жизни зажмурились перед прыжком в начало». И какими молодыми были тогда наши родные и близкие: наша с Валей мама, Берта Овсеевна – Витина мама и моя любимая школьная учительница, его отец Александр Михайлович, Бронечка. Мы дружили семьями долгие годы и жили тогда в нашей любимой, солнечной Одессе. И мне казалось, что так будет всегда…

Сегодня мы целый день перезванивались с Татьяной Петровной, я ей рассказала, как ездила к Танечке, о нашем разговоре с Надюшей. Татьяна Петровна обещала позвонить вечером, когда вернется домой. Сегодня День скорби по жертвам Холокоста, и она ходила на это мероприятие в Ришон-Ле-Ционе. Меня коробит от слова «мероприятие», но я не могу подобрать другого. Это не просто День памяти, а именно День скорби по невинно погибшим шести миллионам. Родители Бронечки и Татьяны Петровны погибли тогда тоже.

А мы с Мартой смотрели по телевизору передачу из музея Яд-Вашем. В музее собралось много народу, и все было сделано так, что мурашки по коже и хотелось смотреть эту передачу стоя.

Вечером опять позвонила Татьяна Петровна, чтобы пожелать мне счастливого пути, и я должна была пообещать, что в следующий приезд обязательно остановлюсь у нее. И уже совсем поздно вечером к нам заехали Боря Соболев с Аркадием Креймером. Боря появился на пороге в джинсах, в повидавшей виды за целый день рубашке, но при этом, в яркожелтой шляпе с биркой, свисавшей на ухо. Уставший, и даже похудевший за этих три дня, он спросил с улыбкой:

– Ну что, нравится? Это я Барскому в подарок купил к его желтому костюмчику.

Мы сидели, разговаривали, и не знали, что видимся с Аркадием в последний раз. Он ушел из жизни в конце ноября этого года, через неделю Одесса прощалась еще с одним ярким и талантливым одесситом Георгием Голубенко.

А в тот вечер мы вспоминали только что закончившийся фестиваль и договаривались все встретиться на следующем фестивале, который Боря планирует провести в 2015 году.

28 апреля – До свидания, Израиль

Мы встали в четыре утра, рейс у нас был ранний. Оставив ключ от квартиры в заветном ящичке, и, как десять дней тому назад с трудом втиснулись с чемоданами в маленький лифт. На улице было еще темно, машин в этот предрассветный час было немного, прохожих и вовсе не было, только изредка из темноты выныривал какой-нибудь любитель ранних пробежек, да в кафе возле нашего дома сидел одинокий человек. Рядом тихо плескалось море. Мы, немного растерянные и, не зная что делать, стояли на пустынной набережной, ведь таксист, с которым Марта договорилась вчера, за нами так и не приехал, И тут нам повезло: прямо перед нами остановилась машина. По дороге в аэропорт нас несколько раз останавливали на контрольно-пропускных пунктах, проверяли документы. Совсем скоро мы сядем в самолет и полетим домой.

Когда я приеду сюда снова, не знаю, но обязательно вернусь.

До свидания, Израиль! До встречи!