Галина Климова ● Иерусалим благословит…»
* * *
Молитесь в утреннем саду,
чтоб сад не занемог.
Псалмы читайте на ходу
споткнувшихся дорог.
Кто одичал или продрог
и сам себе не по нутру,
молитесь на ветру.
Через две тыщи грешных лет
вам отзовётся Назарет,
преуспевающий на вид.
Возможно, звёздный Вифлеем
в решении земных проблем
при жизни вас усыновит.
Иерусалим благословит.
ПОД НЕБОМ НОВОГО ЗАВЕТА
1.
Речитатив холмов лиловых,
их арамейское наречие
по-божески и так по-человечьи
исполнены молитвенного слова,
страданья, чуда, встречи.
И не коснётся их земная слава,
ни зло пустыни, ни зависть ночи.
Заветный свет, открыв заблудших очи,
восторжествует: Отче, Авва!
И я прозрею: Авва, Отче!
2.
Грех многословья принимая,
не промолчит библейская гроза,
что воздух молодит,
как бирюза
высокого Синая.
И ветры
на устах людской молвы
вместо лукума
местной детворе
приносят сладкий ладан,
как волхвы,
сошедшие с гравюр Доре.
Пустыня слова и сюжета.
Пейзаж конца и края света,
где центр Вселенной,
пуп Земли,
где мирты белые
смиренно процвели
под вечным небом
Нового Завета.
* * *
Давай до холодов махнём в Иерусалим.
И через Львиные и Яффские ворота
возьмём его, и сделаем своим
до первого – от сердца – поворота,
до взгляда врозь,
до слова поперек,
но вряд ли с нами приключится это.
Библейское не за горами лето,
и в наших паспортах ему отмерен срок.
Махнём, хотя б рукой…
Какие пилигримы!
С буханкой чёрного и с водкой ледяной
нагрянем, будто снег, по адресу: домой,
где наша жизнь без нас бежала мимо,
где по-людски меня ты отогрел,
безжалостно и не по-философски.
Махнём скорей!
Нас ждёт Наум Басовский
со стопкою стихов, с пучком поющих стрел.
* * *
Молитесь в утреннем саду,
чтоб сад не занемог.
Псалмы читайте на ходу
споткнувшихся дорог.
Кто одичал или продрог
и сам себе не по нутру,
молитесь на ветру.
Через две тыщи грешных лет
вам отзовётся Назарет,
преуспевающий на вид.
Возможно, звёздный Вифлеем
в решении земных проблем
при жизни вас усыновит.
Иерусалим благословит.
ПОД НЕБОМ НОВОГО ЗАВЕТА
1.
Речитатив холмов лиловых,
их арамейское наречие
по-божески и так по-человечьи
исполнены молитвенного слова,
страданья, чуда, встречи.
И не коснётся их земная слава,
ни зло пустыни, ни зависть ночи.
Заветный свет, открыв заблудших очи,
восторжествует: Отче, Авва!
И я прозрею: Авва, Отче!
2.
Грех многословья принимая,
не промолчит библейская гроза,
что воздух молодит,
как бирюза
высокого Синая.
И ветры
на устах людской молвы
вместо лукума
местной детворе
приносят сладкий ладан,
как волхвы,
сошедшие с гравюр Доре.
Пустыня слова и сюжета.
Пейзаж конца и края света,
где центр Вселенной,
пуп Земли,
где мирты белые
смиренно процвели
под вечным небом
Нового Завета.
* * *
Давай до холодов махнём в Иерусалим.
И через Львиные и Яффские ворота
возьмём его, и сделаем своим
до первого – от сердца – поворота,
до взгляда врозь,
до слова поперек,
но вряд ли с нами приключится это.
Библейское не за горами лето,
и в наших паспортах ему отмерен срок.
Махнём, хотя б рукой…
Какие пилигримы!
С буханкой чёрного и с водкой ледяной
нагрянем, будто снег, по адресу: домой,
где наша жизнь без нас бежала мимо,
где по-людски меня ты отогрел,
безжалостно и не по-философски.
Махнём скорей!
Нас ждёт Наум Басовский
со стопкою стихов, с пучком поющих стрел.