RSS RSS

Ирина ЕВСА. «Скоро Новый год…»

 В узких окнах – завитками вытканный мороз.

Манка сладкая с комками. Полтарелки слез.

В коридоре запах ели: скоро Новый Год.

Молодой отец в шинели нервно маму ждет.

Не вертя башкой обритой, – что мне, мол, до вас? –

я давлюсь большой обидой, кашляю, давясь.

Взгляд у мамы виноватый, но броня крепка:

«Не реви. Побудешь с Натой. Мы ушли. Пока».

Ната в байковом халате. Трет сковороду.

Страшно впасть в немилость к Нате: «Не доешь – уйду!»

 «Баю-бай, – гудит Наташа, – ночь зашла в подъезд.

Спи, не то старуха Каша нашу детку съест.

Будет Каша бить баклуши, убежит на юг».

Голос Наты тише, глуше. Нет его… И вдруг

просыпаюсь в липком страхе с холодом внутри.

В длинной путаясь рубахе, шлепаю к двери.

Всё не там, не то: будильник, ваза на столе.

Словно голубь, холодильник булькает во мгле.

Кран по капле цедит воду. Пусто. Никого.

Выключатель там, где сроду не было его.

И над всем, не совпадая с тем, что снилось мне,

голова торчит седая в кухонном окне.

«Ну, привет, старуха Каша», – щурясь, говорит.

…Сигаретка «мэйд ин раша» гаснет, не горит.

 

МУРАВЕЙ

 

Муравьи, солдаты военной части,

обживая солнца слепой лоскут,

разбирают бронзовку на запчасти,

на себе старательно волокут.

 

Спозаранку черные ходят строем,

оттесняют рыжих (дави орду!),

раздают награды своим героям

и совокупляются на ходу.

 

Но гнушаясь грудой сухих отбросов,

никому не мылясь намять бока,

в холодке сидит муравей-философ

под колючим деревом будяка.

 

И когда избранник щедрот монарших,

протоптав тропинку к его плато,

вопрошает грозно: «А ты – за наших?» – 

Он таращит зенки: «А наши – кто?»

 

Проводник наитий, ловец понятий,

он в дрожащем воздухе чует гром:

это Некто слез, наконец, с полатей

и в сенях грохочет пустым ведром.

 

…Гарнизонный вождь нумерует роты.

И снуют по саду туда-сюда

то стрекоз громоздкие вертолеты,

то мохнатых гусениц поезда.

 

Плавунцы швартуются. «Майна! «Вира!»

…Но, захлопнув Библию и Коран,

запыленный шланг Устроитель мира

второпях цепляет на медный кран.

 

И вот-вот потоп – наплывая с грядок

валунами слизней, стадами тли –

перемелет всех, наведя порядок

на отдельно взятом клочке земли.

 

* * *

 

В общем, спрашивать не с кого –

разгребать доведется самой.

Жизнь спиной Достоевского

в подворотне мелькнула сквозной.

 

И застряла в бомжатнике,

где, надежду послав далеко,

сепараты и ватники

забивают «козла» под пивко.

 

Темень хрусткую комкая,

намывая сугроб на углу,

крупка сыплется колкая.

Примерзают костяшки к столу.

 

Митрич, Шурка безбашенный,

что к сеструхе забрел на постой,

Ленька с мордой расквашенной,

Витька Череп из двадцать шестой.

 

Не стерпев безобразия

и шального боясь топора,

полукровка Евразия

отрыгнула их в зону двора.

 

Им, с ухмылками аццкими

прочесавшим Афган и Чечню,

черно-белыми цацками

в этот раз не позволят – вничью.

 

И – сквозь драное кружевце

лип заснеженных – стол дармовой

продирается, кружится,

ввысь четверку влача по кривой.

 

То сбивает впритирочку,

то мотает попарно в пурге.

И у каждого бирочку

треплет ветер на левой ноге.

 

 

УТРО  АХАВА

 

Утренний поп-арт яичницы-болтуньи.

Солнце расплескалось по столу.

Ерзает пчела в малиновой петунье,

ввинчиваясь в лакомую мглу.

 

Муторно Ахаву: комары заели,

в ближний бар не сунешься – долги.

В летней кухне чадно: у Иезавели,

как всегда, сгорели пироги.

 

Притащилась, блин. Седые патлы – в сетке.

Взять бы да и вытолкать взашей.

Лишь одно и греет – мысли о соседке:

двадцать пять и ноги от ушей.

 

Вон ее законный топчется, толкая

тачку, полную камней.

Попусту ишачит. Крым – земля такая:

жить – живи, но не пускай корней.

 

То ль хохлы татар под зад ногой – и с горки,

то ль хохлов – Москва.

А ему плевать на местные разборки.

Он ваще – мордва.

 

Хошь – ползи на пляж  травиться беляшами,

хошь – до ночи режься в дурака.

Море, говорят. А что оно? – большая

лужа да мигалки будяка.

 

Разве что соседка. Шевельнет губами

вместо «здрасьте», – и  в паху Спитак.

В щелку подглядел, как шла она из бани:

родинка меж чреслами – с пятак.

 

Жаль, не для него подвижная монетка,

он бы разобрался, что к чему.

И, озлясь, Ахав плевком сбивает метко

на цветке зависшую пчелу.

 

 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Ирина Евса

Ирина Евса родилась в Харькове. Школу окончила в Белоруссии. Образование высшее: в 1987 году окончила в Москве Литературный институт им. А. М. Горького. С 1979 года – член Национального союза писателей Украины. Член международного Пен-клуба. Поэт, переводчик, составитель множества книг и антологий. Автор двенадцати поэтических книг. Перевела для издательства «Эксмо» стихотворения Сафо, гимны Орфея, «Золотые стихи» Пифагора, свод рубаи Омара Хайяма, гаты Заратустры, «Песнь Песней», псалмы Давида. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Звезда», «Знамя», «Радуга», «Крещатик», «Интерпоэзия», «Человек на земле», в альманахах «Стрелец», «Союз Писателей», «Новый Берег», в различных сборниках и антологиях. Лауреат премии Международного фонда памяти Б. Чичибабина, премии «Народное признание», конкурса «Литературный герой», премии журнала «Звезда», премии Н. Ушакова. За книгу стихотворений «Трофейный пейзаж» награждена Международной литературной премией имени Великого князя Юрия Долгорукого. Сборник стихотворений «Юго-Восток» (изд-во «Арт Хаус медиа») в «) в 2016-м году стала победителем конкурсов «Русская Премия» и «Волошинская Премия».

Оставьте комментарий