RSS RSS

Ян Бруштейн. Золотые берега

Холодная весна

Пахнет весной. Но учти:
Что-то сломалось в пространстве!
Снова шевелятся в ранцах
Маршальских жезлов стручки.
Снова железу невмочь,
Мучится жаждой вампирьей.
Нынче взъерошили перья
Птицы, несущие ночь.
Милая, крепче прижмись!
Как бы тебя ни укрыл я,
Что наши слабые крылья –
Слово, и вера, и мысль…
Утро как будто во сне.
Мир отражается в луже.
Снова молюсь неуклюже
Этой холодной весне. 

 

* * *

 

Не дал ни злата мне, ни чина
Насмешливый, плешивый век.
Его я прожил самочинно,
Как вольный ветер в голове.
Когда же б’осым по траве
Забрав с собой одни морщины,
Седой, заслуженный мужчина,
Отбывший жизнь, а может – две,
Я побреду туда, где свет,
Где горизонт и сед, и розов,
Где сам себе я не знаком,
Где никого, возможно, нет,
Где говорить я буду прозой,
А думать, может быть, стихом.


Сад

Неравный и неправедный обмен:
Коснулось узловатых старых вен
Дыхание безумства и разбоя. 
По мокрому песку иду в тоске, 
Где мёртвый пес оставил на песке 
Следы давно замолкнувшего воя.

По жаркой кромке моря и стиха 
Моя душа, беспечна и легка, 
Пройдет до ей назначенного ада. 
И ловкий чёрт зажжет сырой огонь…
Но вынесет меня зелёный конь 
В просторы облетающего сада.

Останется – на счастье ль, на беду –
Деревья посадить в моём саду,
Укрыть землёй потрескавшийся камень,
Набросить сверху звонкую траву,
Понять, что здесь я заново живу
И снова разговариваю с вами.

 

 

Золотые берега

1.

право лево криво клёво по лесной почти трясине
по резной листве кленовой по дымящемуся дню 
по горе с названьем горе потерявшийся разиня
там где стынет небо сине я отчаянно гоню

и давно увидел дно бы только новы эти дали
только выдали мне долю мама время да строка
и кому кричать спасибо что дороги раскидали
что нам судьбы нагадали как бессрочные срока

а пока беги железо и крути свои колёса
и конечно эти слёзы я забыл и разменял
право лево криво клёво вылетаю из заноса
и горит горит заноза прямо в сердце у меня

2.

сосны ветер злые камни голубая чешуя
в жизни длящейся веками я не понял ни фига
из-под ржавого металла родниковая струя
паутиной обметало золотые берега

сети рыба под корягой раки пялятся на свет
на костре гуляет брагой невозможная уха
ничего я не расслышал что шептала  мне в ответ
там где дышит берег рыжий полусонная река

 

 

Ершалаим

             По горной царственной дороге
             Вхожу в родной Иерусалим
                                Самуил Маршак

Слова и взвешены, и строги,
Когда вхожу в Ершалаим.
О снах, о времени, о Боге
Я говорю сегодня с ним.
Забытый племенем своим,
Я словно на войне убогий.
Сухие тени у дороги,
И очага чужого дым
Мне ест глаза. Но как же сладок
В душе ослабшей беспорядок,
И безоглядное “прости”.
К стене, пропитанной веками,
Как будто бы оживший камень,
Смогу ли сердце принести?

 

 

Валуны

До первого света, до мёртвой луны,
До самого снежного часа,
Искал и ворочал свои валуны –
Попробуй-ка тут не отчайся!
Учил нас когда-то палван* Мухаммад,
Солдатиков первого года:
“Ворочая камни, не требуй наград,
Старайся во славу народа!”
Веками лежат в придорожной пыли, 
Под небом, взирающим строго,
И кто оторвет их от этой земли? –
Вросли и уснули до срока.
Ворочаю ныне шершавый мой стих,
С ладоней сдирается кожа…
Слова мои, камни, нет веса у них,
Но как же немыслима ноша!

*Палван (тюрк.) – силач, богатырь

Водопад

Я живу в километре от края Земли.
Там бездонна вода, там ленивые рыбы,
Там доныне русалки водиться могли бы,
Но за ними пришли, и давно замели.
Возвратилась одна, с рассечённой губой,
Привезли в провонявшем селёдкой бочонке, 
Старый ватник на ней, да платок на ребёнке.
Стыли жабры, но вспомнил и принял прибой.
И поплыли они прямиком на закат,
Где гремел водопад, обрывавшийся в бездну,
Где когда-то и я непременно исчезну,
Если только они не вернутся назад.

 

 

Лодка

А просто надо плыть по мелкой и ветвящейся реке
На лодке с плоским дном, от города и мира вдалеке.
Не рвать кувшинки, не распугивать печальных рыб –
Мы тоже так могли б, мы тоже так когда-нибудь смогли б…

И просто надо знать, о чём вздыхает старая сосна,
Ей нынче не до сна, она иные знала времена.
Над ней летит сова, не понимая, что ей делать днём,
И видит на реке давно пустую лодку с плоским дном.

 

 

* * *

Ну, вот и всё, погас и облетел
Осенний день, привычно суматошный.
Небесный волк, пока что злой и тощий,
Грызёт луну, и нет важнее дел.
Ещё вчера я пялился в тоске,
На жёлтый блин, повисший над забором,
И город надрывался птичьим ором,
И билась жила на моём виске.
На лике убывающей луны
Уже видны следы слепого мрака…
Но тише, тише, спит моя собака!
Луна, и волк, и я – всё это сны.

 

 

* * *

Скажу воробьиное слово 
И выйду в пространство окна,
Туда, где ни чести, ни славы, 
А только свобода одна,
Туда, где вранья ни на йоту, 
Где можно забыть о былом,
Где главная в жизни забота – 
Размахивать слабым крылом!

 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Ян Бруштейн

Ян Бруштейн - член Союза российских писателей и Русского ПЕН-центра, автор одиннадцати поэтических книг и более ста публикаций в толстых журналах, в том числе «Юность», «Знамя», «Дружба Народов» и многих других, в антологиях, альманахах и литературных газетах. Лауреат конкурсов им. Н.Гумилёва и Н.Некрасова, Грушинского фестиваля и конкурса «Линия фронта», премии «Писатель 21 века», премий журналов Зинзивер, Дети Ра, Зарубежные записки. Лауреат премии "Поэт года -2013".

Оставьте комментарий