RSS RSS

Павел Бабич: Поэзия и жизнь

     «Когда-то я обещал, что вернусь домой, то только в Санкт-Петербург… С тех пор всё изменилось… Но то близкое и незабытое “вчерашнее” прокатило меня через свои “шестерёнки” и выплеснуло; к счастью, на волю – а не из “Большой зоны” в меньшую, другую.

     Всё изменилось и, вероятно, все… Изменился и я, оказавшись на другой орбите, в невесомости и несовместимости с ней… И ещё выше вырастает стена, разделяющая две моих жизни – там и здесь, стена из прожитых на чужбине лет. Не потому ли здесь, как и в стихах, я живу в прошлом?..».

     Павел Александрович Бабич родился в 1933 году в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Окончил ремесленное училище, Ленинградский Индустриальный техникум, позже Горный институт. Работал инженером-конструктором. В 1980 году эмигрировал, в настоящее время живет в штате Вермонт, США. Работает резчиком по дереву. Женат. Четверо детей.

     Поэзию Павла Бабича сформировали три главных события в его жизни.

     Первое – война и ленинградская блокада, с которыми он встретился, будучи семилетним мальчиком. Массовые смерти вокруг и ожидание близкой собственной лишили его детства. Остались вопросы: «Почему? Кто виноват?». Поиски ответов будут продолжаться потом всю жизнь.

     Второе событие – арест и смерть в советском концлагере отца. П. А. Бабич в последний раз видел отца в 1939 году, когда тот уезжал на зимовку начальником станции на острове «Домашнем». Почётный полярник А. П. Бабич был арестован в 1941 году, приговорён к смертной казни, как «изменник Родины», отправлен в лагерь. Умер в лагере в 1950 году, по официальной версии от «язвы желудка». Реабилитирован посмертно в 1965 году.

     Павел Бабич не знал отца, но позже он писал: «Я запомнил страницы, где я перед ним виноват». Взрослым человеком он предпринимал отчаянные попытки узнать об обстоятельствах и причинах ареста отца, не допуская мысли, что «злой человек сыпнул табака в глаза макаке-резусу… просто так».

    Эти поиски, размышления, а также встреча с будущей женой – активной диссиденткой – привели Павла Бабича в противостояние с самой могущественной советской организацией – КГБ. После нескольких «профилактических бесед» и провокаций стало ясно, что выход один – эмиграция.

     Отъезд из России – последнее и главное событие в формировании Павла Бабича – поэта. Он писал стихи и раньше. Но, как у новорожденного с перерезанием пуповины начинается совершенно новый процесс дыхания. Так и у П. Бабича с эмиграцией изменилось его мироощущение. С первого дня отъезда из России легла «на плечи чугунным крестом тоска – утешение за отреченье». Горечь и отчаяние от потери Родины, ощущение вины за бегство, благодарность к «доброй, чужой стороне» (которая никогда не стала своей) должны были найти выход, и нашли – в поэзии.

     В 1996 году вышла первая и единственная книга его стихов «Низкое небо». О поэте не надо писать много. Вся его биография, его чувства, его мысли, переживания – в его стихах:

 

Задохнусь от беды,

                                И в траву упаду, и приму утешенья,

                                                                Как пригоршню

Воды,

Отыскав, наконец, на Земле

                                На мгновенье спасенье

                                                                От земной суеты.

 

                                                                                        Джемма Квачевская (Бабич)

                                                   Вермонт, 1996 год

 

ПАВЕЛ БАБИЧ

 

* * *

Над степью закат, за степью пожар,

И где-то труба поет.

Я помню: мой конь тревожно заржал,

Стрелы угадав полет.

 

Мне щит не помог, броня не спасла –

Всему наступает срок.

Я помню: тупая стрела вошла

Мне в грудь под левый сосок.

 

Над черным курганом, как всадник, луна,

А мне не скакать на коне…

Я помню черного ворона,

И он пировал на мне.

                                                1982

 

* * *

                                                Джемме

 

Я споткнусь на бегу,

                Оступлюсь, упаду и не встану,

                                                Как тогда на

Скаку…

Хрипло ворон кричал,

                Ковылял и лениво разглядывал рану,

                                                И следы на снегу.

А следы уводили куда-то коня,

                Уходили по снегу

                                                Навсегда от меня.

Я вернулся к началу начал,

                Задыхаясь от бега,

                                                И на круги своя…

Я споткнусь и уйду, как тогда, в никуда

                От тепла и от света –

                                                От тебя –

Навсегда.

Всё на круги своя.

                Повторится когда-то и осень, и лето…

                                                Только ты –

Никогда.

Задохнусь от беды,

                И в траву упаду, и приму утешенья,

                                                Как пригоршню

Воды,

Отыскав, наконец, на Земле

                На мгновенье спасенье

                                                От земной суеты.

 

ДВА ГОРОДА

 

                                              А. Дмитриеву

 

В Бобруйске и грязь, и туман, и дожди,

А вечером улицы вязнут во тьму.

Дома на улицах, как кобели,

В заборы прячутся, как в конуру.

Стемнеет – тяжелые ставни и стекла.

Ни звука шагов, ни души. Тишина.

И хоть ты трижды вот здесь подохни,

Никто не выглянет из окна.

Но местный базар – прямо яблочный рай:

Шафран и антоновка, груды ранета…

А запах такой, будто пьешь крепкий чай

Вприкуску с бабьим медовым летом.

 

В ущельях улиц метель огней.

Вечер. В Нью-Йорке осень –

Мокрые скверы, мокрый хайвей,

Мокрые ветки сосен,

Мокрые отблески фонарей,

Автомобилей мокрые шины…

А я вдруг вспомнил, как вкус калины,

Тот город яблок и лошадей.

                                                                1984

 

МОГИЛА КРУЗЕНШТЕРНА

               (Прощание)

 

Орган звучал.

Надгробия штрихи –

Рождения и смерти знаки,

И кем-то брошенные маки,

И пыль на золоте строки,

На мраморе…. Как гул валов

О, рифмы у далеких островов,

Как семь ветров

О вечном сне без снов

Орган звучал.

Торжественно и глухо

Гремел аккордов лад

Под сводами, где сумерки наряд

Свой прятали, таясь от света дня,

А возле алтаря

Свеча потрескивала сухо

И язычком из янтаря

Лизала тополиный пух.

Плел тополь тени в две руки,

Напоминая о разлуке,

Что встречи будут коротки.

Да будут ли?.. Метались звуки,

И солнце на игле луча

Свече протягивало руки,

Но догорала та свеча…

Орган звучал.

                                                1984

 

* * *

                                                Б. Н.

 

Шестнадцать строк – не шестнадцать ног,

Не убежишь далеко.

Я попытался. И видит Бог,

Было ли мне легко.

 

На перекрёстках чужих дорог

Трудно свою искать.

Я попытался. И видит Бог –

Стоило рисковать…

 

Или порог, или пророк.

Лгать научусь. Чудак,

Я попытался. И видит Бог –

Это сущий пустяк.

 

А над полями, горя в ночи,

Падают звезды тихо…

Я б оправдался, да Он молчит,

Будто не слышит крика.

                                                1984

 

КОМАНДИРОВКИ

 

                                                В. Б.

В тамбуре снег и колес перестук.

Замкнулся круг, и опять на север.

Стужа из инея выткала луг

И разбросала по стеклам клевер.

Но телеграфные провода

Меня запутали в невода –

И Алмалык, и Караганда,

И Заполярье, и Кзыл-Орда…

На белом инее пальцем синим

Косые линии поведу

На поводу, как тропинки по воду

До черной проруби в зыбком льду.

 

Вернусь не скоро…

                                                1984

 

ПРОЩАНИЕ С МУЗОЙ

 

                                                Всё так…. Хоть смейся до надсады,

                                                Хоть волком вой, хоть вьюгой плачь.

                                                Не пишется? И пусть! Не надо!

                                                И задохнусь от неудач.

                                                                                        Лия Владимирова

 

Прост поясок, сарафанчик пёстрый,

Белые лебеди – рукава,

Ты приносила в чужие осени

Мной недосказанные слова.

Не надевала платки цветастые,

Туфельки – модные башмачки…

Ты приходила ко мне в ненастье,

Без расписанья, в конце строки.

Весны проходят, уходят осени

В ночи холодные без рассвета…

Ты отыскала меня и бросила

На перекрестке зимы и лета.

 

Пальцы озябшие, непослушные,

Брови, веснушки, глаза зелёные,

Рыжие волосы, губы солёные…

Ах, поясок, сарафанчик пестрый –

Простоволосая, босиком

По бездорожью в чужие осени

Ты приходила ко мне пешком.

 

                                                                1991

 

 

 

30-е НОЯБРЯ

 

Закрой глаза и слушай: осень плачет,

Невнятные слова наперебой,

То капли глухо с ветками судачат,

А чудится – поют за упокой.

Зов осени. Мне день ее дороже

Всех долгих дней зимы

Вермонта или Колымы –

Они по-своему похожи.

Я слышу их скрипучие шаги –

Декабрь перешел границу.

И не дописана страница…

Зимой не пишутся стихи.

 

За годом год они пришли на встречу –

Все шестьдесят, и встали у дверей…

А телефон молчал весь день, потом весь вечер

В мой юбилей.

 

                                30 ноября 1993 г. Около полуночи

 

 

ПАМЯТИ МИХАИЛА КРЕПСА

 

                                                Я – свет и слово, и огонь,

                                                И воскресенье, и окно

                                                                                М. Крепс

 

Вы стих, как мостик, перебросили

Над Летой, чтоб шагнуть из тьмы…

Вы перешли туда из осени,

А я пишу вам из зимы.

Легко прощаться…. Нет, не верьте.

И не поэту не понять –

Писать, зачеркивать, читать

Стихи за полшага до смерти.

Погас в светильнике огонь,

Но светится в ночи окно…

«Прозрачен мир, легка ладонь.

Жуковский, Шиллер – всё равно».

 

                                                Вермонт,

                                                Конец дек. 1994 г.

 

ЭКРАН И ПАМЯТЬ

(два стихотворения)

 

1. ОБСТРЕЛ (Ленинград, декабрь 1941 г.)

 

Далекий выстрел, свист, удар…

Но я пока живой.

На пятом этаже пожар,

А наш этаж – шестой.

 

2. ПОД ГРОЗНЫМ (22 декабря  1994 г.)

 

Обстрел. И рушится стена.

С экрана кровь и смерть.

И можно жить, смеяться, петь…

А тем, в Чечне, война.

Бессмысленность всегда обидна.

Я был…. Я русский, и за вас,

И за себя – за нас –

Мне стыдно.

                                                Вермонт, 1994 г.

 

* * *

Колокола звонят, колокола.

Их голоса плывут издалека,

И тонут, и манят под облака…

Из-под небес звонят колокола.

 

Колокола, колокола звонят.

Без устали, с зари и до зари,

Из пустоты воскресши, звонари

От Спаса-на-Крови в колокола звонят.

 

Звонят колокола, колокола,

В них слышатся фабричные гудки.

Я в прошлое вгляжусь из-под руки –

К земле от куполов, с земли под купола…

 

Колокола на оттепели зла.

Они зовут переступить черту,

Но снова вспомню всё – и в пустоту

Колокола звонят, колокола.

 

                                                                1991

 

 

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

 

В чашке остывший чай.

Вечер постыл и долог.

В сумерках всплески-всполохи

Пляшут, озорничают.

Прописью, росчерком, прочерком –

Белые, красные, синие,

Пляшут шальные линии

И убегают в корчах.

Как бесенята, россыпью –

Прочь. И опять сначала.

Сумерки величают

И провожают с почестями.

По горизонту обручем

Вечер уйдет за тучи,

В чье-то благополучие,

Муромским калачом.

Пляшут, озорничают

В сумерках всплески-всполохи…

Вечер постыл и долог.

В чашке остывший чай.

 

Публикация подготовлена Еленой Дубровиной.

 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Павел Бабич

Поэт. Родился в 1933 году в Ленинграде. Живет в штате Вермонт, США. Был вынужден покинуть Россию в 1980 году, так как вместе с женой Джеммой участвовал в диссидентском движении. Отец четверых детей. Пережил ленинградскую блокаду. Отец Павла, почетный полярник был арестован в 1941 году, приговорен к смертной казни как «изменник родины», умер в советском концлагере в 1950 году. Реабилитирован посмертно в 1965 году. В предисловии к его единственной книге стихов «Низкое небо» (1996), жена поэта пишет: «Отъезд из России – последнее и главное событие в формировании Павла Бабича – поэта. Но, как у новорожденного с перерезанием пуповины, начинается совершенно новый процесс дыхания, так и у П. Бабича с эмиграцией изменилось его мироощущение. С первого дня отъезда из России «легла на плечи чугунным крестом – утешение за отречение». Горечь и отчаяние от потери родины, ощущение вины за бегство, благодарность к «доброй, чужой стороне» (которая никогда не стала своей) должны были найти выход, и нашли – в поэзии». Павел Бабич печатался в русской зарубежной периодике. После перенесенных пяти тяжелых инсультов в 1996 году стихи писать перестал. Его биография напоминает биографию Ивана Елагина, а стихи его близки по духу к поэзии Елагина, особенно его цикл «Ностальгия» и стихи, посвященные памяти погибшего отца. Стихи Павла Бабича глубоко искренние, в них нет словоблудия – каждое слово значительно, ёмко, весомо. В его стихах – отказ «от внешних эффектов, от игры образами и словами», в них – честность и сосредоточенность, сдержанность и глубина, поиск внутренней правды и человечности, тоска по утерянной родине. Именно эти качества чистоты и искренности ценил в поэзии известный литературный критик первой волны эмиграции, Юрий Терапиано.

One Response to “Павел Бабич: Поэзия и жизнь”

  1. avatar Неля-Ана Чижикова says:

    ” Лучше поздно чем никогда” это-я-бывшая Неля Файнберг. Павла и тебя Джемма помню всю жизнь.Помню его прощальное стихотворение: “Вот и все и прощай моё поле, я оставил тебя навсегда но куда б я теперь не приехал, всё равно я приехал СЮДА.

Оставьте комментарий