Искусанная мечта. По страницам старой эмигрантской периодики.
На страницах журнала «Сполохи», который издавался в Берлине, и просуществовал только 3 года (1921-1923), печатались такие известные поэты, как Владислав Ходасевич, Глеб Струве, Николай Оцуп, Константин Бальмонт, Иван Бунин и др. Но иногда там появлялись и стихи молодых поэтов, которые, по словам Юрия Мандельштама, не всегда были грамотны «стихотворно», хотя он и пытался оправдать их некие поэтические срывы: «Но беда в том, что поэтическое восхождение – не прямая линия, и сбиться с пути очень легко». Вот так, ступая «по кудрявым откосам» в поисках своей искусанной мечты, сбились с пути и застряли у «Врат», «словно зебры полосатые», некоторые поэты, распятые «на кресте тоски», которые, однако, позже стали серьезными литераторами, и посему имен их мы называть не будем.
Г. В.
* * *
Я иду по кудрявым откосам,
Своих чувств беззащитных пастух…
Ах, как больно, как больно осы
Искусали мою мечту!
Я на раны кладу подорожник,
Я лечу их холодной травой…
Что же ветер смеется безбожник,
Над моею опухшей мечтой!..
Есть у ветра привычка злая:
Когда лечит тебя человек,
Он смеется, бока подпирая,
И свистит, как степной печенег!
Право, может быть, было б и лучше,
Если б я научиться бы мог,
Сам мечту свою жалить и мучить,
И сосать ее розовый сок!
И смеяться нахально и громко,
И насмешки, как семя бросать!..
Тяжела ты пастушья котомка,
Ах, скучна ты любви благодать…
В. П.
У ВРАТ
Гряди. Закончено. Прими Голгофу снова.
Невеста скорбная восстала ото сна.
Дорога в терниях, – но нет пути иного;
В сосуде кровь твоя – испей ее до дна.
Вино отпенилось. Пшеница перезрела.
Последний гвоздь забит прилежною рукой.
Багровы облака; в полях царит покой.
Кресты позорные ждут мук твоих и тела.
Готово. В утренних туманах до рассвета
Перекликаются протяжно петухи.
Цветут шиповники. Свершается! И где-то
Уже предчувствием объяты пастухи.
Т.
ПОСВ. Н. Я. КВАРТИРОВОЙ
На кресте тоски распятая,
И живу и не живу,
Словно зебра полосатая
Средь людей. А наяву!
Бузина цветет, и мяту я
Собирать в полях люблю.
Сила, нежность непочатая, –
Вас я горестно гублю…
Манит так трава несмятая.
И, закрыв глаза, лежу.
На кресте тоски распятая,
В глубину небес гляжу.
ЮМОР
(из журнала «Сатирикон», 1931 год)
Дон-Аминадо
СОН КЛЭРКА
Хорошо уехать в Чили,
Или, скажем в Пернамбуко –
И заняться обработкой
Знаменитого бамбука!
Трижды девственную рощу
Взять в бессрочную аренду.
Богатеть ежеминутно
И творить свою легенду.
А потом, однажды утром,
Зарядить слегка двустволку,
Выйти в рощу, и внезапно
Встретить юную креолку.
Опустить пред ней оружье,
Этот довод трижды скользкий,
И сказать ей все, что нужно,
Ну, конечно, по-креольски.
Объяснить ей откровенно
Про Фоли и про Бержеры,
Вообще уж привести ей
Подходящие примеры.
Рассказать ей, что Парижем
Правит Идол, правит Молох,
И что Молох помешался
На креолках и креолах!..
Если ж девушка упрется,
То немедля, для острастки,
Выбрать веточку бамбука
На бамбуковом участке,
И сказать ей страшным басом:
— Жозефина, не ломайся,
Уложи свои бананы,
И сейчас же собирайся…
А потом с попутным ветром,
Погулявши в Новом Свете,
Плыть по волнам океанским
На разбойничьем корвете,
И с безумным романтизмом,
Подкупив матросов банду,
Ночью вынести на берег
Дорогую контрабанду!
А затем, за неименьем
Рынка рабского для сбыта…
Заявить ей совершенно
Откровенно и открыто:
«Госпожа моя, креолка,
Пернамбукская Диана!
Ты явилась жертвой чтенья
Авантюрного романа,
Жертвой жажды приключений
С доброй свадьбой в эпилоге.
Без особых упражнений
В психологии и слоге!..
Но в романах есть безумцы,
Графы, герцоги, бароны,
И потом, они герои,
А не мокрые вороны.
Не безумец, и к тому же,
Я не знатный полуношник.
Я – бухгалтер, даже хуже,
Я бухгалтера помощник!..
У меня жена и дети –
Оля, Коля, Ваня, Таня…
Понимаешь, Жозефина?!
Жозифеня, Жозифаня?!»
И когда дитя природы,
Смуглый жемчуг Пернамбуко,
Овладеет гибкой тростью
Из чудесного бамбука,
И захочет этой тростью
В явном гневе замахнуться
В эту самую минуту
Клэрку следует проснуться!…
Подборка подготовлена Еленой Дубровиной
На страницах журнала «Сполохи», который издавался в Берлине, и просуществовал только 3 года (1921-1923), печатались такие известные поэты, как Владислав Ходасевич, Глеб Струве, Николай Оцуп, Константин Бальмонт, Иван Бунин и др. Но иногда там появлялись и стихи молодых поэтов, которые, по словам Юрия Мандельштама, не всегда были грамотны «стихотворно», хотя он и пытался оправдать их некие поэтические срывы: «Но беда в том, что поэтическое восхождение – не прямая линия, и сбиться с пути очень легко». Вот так, ступая «по кудрявым откосам» в поисках своей искусанной мечты, сбились с пути и застряли у «Врат», «словно зебры полосатые», некоторые поэты, распятые «на кресте тоски», которые, однако, позже стали серьезными литераторами, и посему имен их мы называть не будем.
Г. В.
* * *
Я иду по кудрявым откосам,
Своих чувств беззащитных пастух…
Ах, как больно, как больно осы
Искусали мою мечту!
Я на раны кладу подорожник,
Я лечу их холодной травой…
Что же ветер смеется безбожник,
Над моею опухшей мечтой!..
Есть у ветра привычка злая:
Когда лечит тебя человек,
Он смеется, бока подпирая,
И свистит, как степной печенег!
Право, может быть, было б и лучше,
Если б я научиться бы мог,
Сам мечту свою жалить и мучить,
И сосать ее розовый сок!
И смеяться нахально и громко,
И насмешки, как семя бросать!..
Тяжела ты пастушья котомка,
Ах, скучна ты любви благодать…
В. П.
У ВРАТ
Гряди. Закончено. Прими Голгофу снова.
Невеста скорбная восстала ото сна.
Дорога в терниях, – но нет пути иного;
В сосуде кровь твоя – испей ее до дна.
Вино отпенилось. Пшеница перезрела.
Последний гвоздь забит прилежною рукой.
Багровы облака; в полях царит покой.
Кресты позорные ждут мук твоих и тела.
Готово. В утренних туманах до рассвета
Перекликаются протяжно петухи.
Цветут шиповники. Свершается! И где-то
Уже предчувствием объяты пастухи.
Т.
ПОСВ. Н. Я. КВАРТИРОВОЙ
На кресте тоски распятая,
И живу и не живу,
Словно зебра полосатая
Средь людей. А наяву!
Бузина цветет, и мяту я
Собирать в полях люблю.
Сила, нежность непочатая, –
Вас я горестно гублю…
Манит так трава несмятая.
И, закрыв глаза, лежу.
На кресте тоски распятая,
В глубину небес гляжу.
ЮМОР
(из журнала «Сатирикон», 1931 год)
Дон-Аминадо
СОН КЛЭРКА
Хорошо уехать в Чили,
Или, скажем в Пернамбуко –
И заняться обработкой
Знаменитого бамбука!
Трижды девственную рощу
Взять в бессрочную аренду.
Богатеть ежеминутно
И творить свою легенду.
А потом, однажды утром,
Зарядить слегка двустволку,
Выйти в рощу, и внезапно
Встретить юную креолку.
Опустить пред ней оружье,
Этот довод трижды скользкий,
И сказать ей все, что нужно,
Ну, конечно, по-креольски.
Объяснить ей откровенно
Про Фоли и про Бержеры,
Вообще уж привести ей
Подходящие примеры.
Рассказать ей, что Парижем
Правит Идол, правит Молох,
И что Молох помешался
На креолках и креолах!..
Если ж девушка упрется,
То немедля, для острастки,
Выбрать веточку бамбука
На бамбуковом участке,
И сказать ей страшным басом:
— Жозефина, не ломайся,
Уложи свои бананы,
И сейчас же собирайся…
А потом с попутным ветром,
Погулявши в Новом Свете,
Плыть по волнам океанским
На разбойничьем корвете,
И с безумным романтизмом,
Подкупив матросов банду,
Ночью вынести на берег
Дорогую контрабанду!
А затем, за неименьем
Рынка рабского для сбыта…
Заявить ей совершенно
Откровенно и открыто:
«Госпожа моя, креолка,
Пернамбукская Диана!
Ты явилась жертвой чтенья
Авантюрного романа,
Жертвой жажды приключений
С доброй свадьбой в эпилоге.
Без особых упражнений
В психологии и слоге!..
Но в романах есть безумцы,
Графы, герцоги, бароны,
И потом, они герои,
А не мокрые вороны.
Не безумец, и к тому же,
Я не знатный полуношник.
Я – бухгалтер, даже хуже,
Я бухгалтера помощник!..
У меня жена и дети –
Оля, Коля, Ваня, Таня…
Понимаешь, Жозефина?!
Жозифеня, Жозифаня?!»
И когда дитя природы,
Смуглый жемчуг Пернамбуко,
Овладеет гибкой тростью
Из чудесного бамбука,
И захочет этой тростью
В явном гневе замахнуться
В эту самую минуту
Клэрку следует проснуться!…
Подборка подготовлена Еленой Дубровиной