Алексей Лис. Не программируемое чудо: интервью с Натальей КРОФТС

Наталья КрофтсСегодня у нас в гостях очень необычный человек. И мне хотелось бы сначала поделиться личными впечатлениями. Каждый раз, когда я разговариваю с Наташей (по электронной почте), у меня появляются два интересных ощущения. Первое – как будто мы “продолжаем разговор”, вот только что прервались на час-два – и опять продолжаем. Хотя на самом деле могло пройти и месяца два-три с последнего. И второе – всегда кажется, что Наташа где-то рядом, близко… Ну, это сложно передать словами. Хотя на самом деле Наташа в этот момент может быть в Чили, России, Англии, Сиднее…

Итак, знакомьтесь – Наталья Крофтс.

 

Наталья Крофтс родилась в 1976 году в г. Херсоне. Окончила МГУ им. Ломоносова и Оксфордский университет. Жила в восьми странах, побывала более чем в шестидесяти. Автор многочисленных публикаций, в том числе в журналах «Нева», «Юность», «Новый журнал», «Работница», в «Литературной газете» и многих других изданиях. Сборник стихов Н. Крофтс «Поэт эпохи динозавров» вошёл в список «65 лучших книг года» в России, а в 2013 году – в длинный список премии «Литературной газеты» им. Антона Дельвига. Её английские стихи вошли в четыре британские поэтические антологии. Живёт в Австралии.

Наташа, давно хотелось тебя проинтервьюировать. А начну с такого “хитрого вопроса” – какие вопросы тебе никогда не задавали, а так хочется ответить именно на них?

Такие вопросы всегда есть – только они меняются. Например, сейчас меня интересует видеопоэзия – стихи, к которым добавляется визуальный ряд, иногда – музыка или шумовые эффекты, и – голос. Иногда читаю я, но год назад появился замечательный человек из Нью-Йорка, Жаклин де Гё, которая просто чудесно читает мои стихи. По-моему, такое сочетание смысла, звука, видеоряда обогащает поэзию, позволяет расширить пространство стиха, довольно «сплющенное» в наши дни.

Ведь долгое время «про себя» вообще никто не читал – наверное, многие слышали красивую историю о том, что Блаженный Августин сильно удивился, увидев, как его учитель глядит в текст – но не произносит вслух ни слова! Это всё равно, что обычному человеку увидеть: кто-то молча смотрит в ноты – и при этом вроде бы слышит музыку. И, продолжая аналогию, я боюсь, что такое «сухое» чтение всё больше ведёт к тому, что люди видят – только ноты, а про музыку уже все давно забыли, и стало как-то даже неприлично о ней напоминать.

Изначально, поэзия была целым представлением – например, в Древней Греции: с танцами, музыкой, праздничной атмосферой… Поэтому она и жила с людьми, трогала их гораздо больше, чем когда вы читаете несколько строк на листочке или на крохотном экране, между звонками, среди деловых и не очень разговоров и прочего «информационного шума», которым так богато наше окружение. Я не говорю, что нынешнее время плохо для поэзии: нет, напротив, оно заставляет стихи быть более сильными, насыщенными, лаконичными – чтобы всё-таки зацепить людей во всём этом шуме-гаме, среди кучи отвлекающих факторов. Кроме того, в наше время поэзия может быть «всегда с тобой» – достаточно только нажать на кнопку. Но стихам можно помочь обрести свой трёхмерный мир – с помочью звуков, красок, движения. Сейчас возможности «дивного нового мира» энергично используют множество разных дисциплин – а у поэзии, как мы только что сказали, на такую «трёхмерность» права очень древние.

За пару лет на моей странице Ютьюба накопилось штук 15 видеостихов, и несколько сейчас в работе. К моему изумлению, одно из этих видеостихотворений, «Эвкалипт», уже стало призёром Грушинского интернет-конкурса, а небольшое видео из трёх стихотворений, «Херсонская трилогия», получило «Золотое Перо Руси» в номинации 3D. Конечно, когда вижу старые свои клипы, как правило, хочется многое изменить, улучшить – но я пока занимаюсь новыми вещами, а там – посмотрим.

Наташа, ты пишешь прозу и стихи о многих местах, где побывала. А есть ли среди них любимые? Какие? Почему?

Вообще-то я не пишу специально о «посещённых местах»: тогда бы у меня был уже огромный фолиант, поскольку я побывала где-то в 60 странах, а жила – в восьми. Но иногда страна или просто какая-нибудь деталь или поразит тут же, или «всплывёт» потом, годы спустя. Так, побывав на Мёртвом Море и в древнем городе Петра я, вернувшись в гостиницу, в тот же вечер целиком написала «Письма с Мёртвого моря», очевидно, на почве эмоционального потрясения, так это было невероятно и прекрасно.

Лично мне дорога одна вещь, где описана встреча, произошедшая на Сицилии – но тогда у меня и в мыслях не было её записывать. А спустя несколько лет эта миниатюра вдруг сама «проклюнулась»: я до сих пор вижу и сицилийских старичков, и человека, машущего газетой, и маленькое кафе в крохотном горном городке Энна.

Я знаю, что ты являешься участником (в том числе – редактором) нескольких российских и международных изданий. Как ты все это успеваешь?

В какой-то период редактура, действительно, занимала очень много времени – но была очень полезной для меня: когда читаешь поток рукописей, начинаешь лучше чувствовать, что – стихи, а что – нет. Вроде и всё хорошо, и без ляпов написано – а не цепляет, не запоминается, не удивляет. Нет чуда. По крайней мере, когда ты только что прочитал 100 разных рифмованных текстов про берёзки или милые глаза, меньше опасности, что сам начнёшь заниматься подобными выкладками. Но сейчас – из-за нехватки времени – я, в основном, просто рекомендую авторов в издания.

Правда, я до сих пор веду портал русскоязычной литературы Австралии. Как ни странно, до нас этим ещё никто не занимался: этой, казалось бы, довольно очевидной задачей собрать всех интересных русских писателей Австралии «под одной крышей», с самого начала, с самых первых наших соотечественников, появившихся на пятом континенте, не деля авторов на «своих» и «чужих». Эта работа подарила мне удивительные открытия. Вы знаете, что одним из первых дошедших до нас русских авторов Австралии был Константин Бальмонт: он приехал в Австралию в 1912 году – правда, ненадолго. Среди других открытий – авторы знаменитых песен «Хороши весной в саду цветочки» и «Дорогая пропажа» (её пел Вертинский), да и просто много хороших стихов, интересной прозы – и порой невероятных судеб.

Немножко поменяю тему… А сколько твоих книг вышло? Ты их сама издаешь или тебя приглашают?

Моя первая «настоящая» книга вышла совсем недавно, 2 года тому назад, когда я даже и не особо задумывалась о публикации. В Ростове-на-Дону есть замечательная ознакомительная серия, «32 полосы»: тот редкий случай, когда издательство бесплатно выпускает небольшие, всего на 32 страницы, книги интересных им поэтов и прозаиков, просто чтобы поддержать литературу и познакомить с новыми именами. Впрочем, там не только новые имена: в этой серии публиковались Василий Бетаки, Борис Херсонский, Марина Кудимова и так далее. Конечно, было очень приятно получить приглашение в такую замечательную серию, но я, прежде всего, пришла в ужас. Мне сказали: «Пришлите 1640 строк стихов». А где я их возьму?! Во-первых, я пишу сравнительно редко, а во-вторых, с каждым годом всё более критично относишься к написанному, и не хочешь «выпускать» то, чем ты сам не совсем доволен.

Но в результате у книги оказалась довольно счастливая судьба: в 2012 году она вошла в список «65 лучших книг года» (Москва, газета «Поэтоград), а в следующем году – в длинный список премии от «Литературной газеты».

А потом появилась ещё одна книга – сама собой, неожиданно. Вы уже рассказывали о замечательном художнике Михаиле Толстых на сайте ЛитСеть. Впервые я его увидела, когда он пришёл на мои поэтические чтения. А потом меня затащили в его мастерскую. И когда я стояла (по-моему, с открытым ртом) перед одной из картин, Миша тихо подошёл и сказал: «Я эту картину видел, когда вы читали стихотворение “Поэт эпохи динозавров”». И после этой фразы я поняла, что у нас действительно огромное количество параллелей: прежде всего, это заслуга картин – в них такая невероятная глубина и многоплановость, что каждый может читать их по-своему. В результате появилась книга-путешествие, состоящая из картин, стихов и небольших рассказов – «Разбитое пространство».

Как ты считаешь, почему поэзия так мало совместима с коммерцией в отличие от прозы, музыки, живописи и других видов искусства?

Хороший вопрос, Лис. Я думаю, потому, что хорошие, настоящие стихи – это маленькое чудо, другой функциональности у них в наши дни нет, по большому счёту. А настоящее чудо – не программируемо, поэтому на нём одном очень сложно построить бизнес-план. Только когда покупатель уже и так убедился, что этот конкретный автор – хотя бы иногда бывает волшебником, или когда читатель сам нашёл для себя функциональность того или иного автора, можно продать его книгу.

С прозой, музыкой, живописью – проще: у них есть основная функциональность. И когда «сверх этого» случается чудо, то есть вы вдруг находите для себя нечто абсолютно прекрасное, то это – неожиданный «бесплатный подарок в придачу», но не то, за что вы, собственно, заплатили.

Например, книги: человеку всё надоело, и хочется вечер просто побыть в другом измерении, пытаясь угадать – «кто убил господина N». Или слетать в другую галактику, пережить любовное приключение, побыть среди эльфов или среди юных волшебников, кому что нравится. Люди примерно знают, что они покупают, это входит в привычку – и поэтому издательства могут худо-бедно работать: планировать продажи, печатать тиражи, тратить деньги на рекламу и т.д. Создаются книжные серии – и человек, пришедший в магазин за морковкой, купит морковку – вкуснее или хуже, но ему не подсунут ананас, на который у него, предположим, аллергия. И вечером он будет счастливо грызть свою вожделенную морковку, а доест – придёт за новой.

С музыкой – тоже понятно: человек слушает радио, например, в качестве фона, когда ведёт машину – и вдруг слышит «своё». Или танцует с девушкой, или щёлкает кнопкой «лекарства от скуки» – телевизора. И на рок-радиостанции вам не подсунут попсу от которой вас, например, мутит, а на радио популярной музыки – рок, от которого у вас лично голова болит. И вот из этого, в общем приемлемого «фона» человек уже выбирает «своё». Но основная функциональность была – фон, из-за неё-то и произошло первое знакомство.

Я, конечно, утрирую – но, мне кажется, так легче понять суть явления. Так же и с живописью: как правило, продаются вещи функциональные: картину можно повесить в гостиной, или в гостинице, или в ресторане – и это покажет, что здесь авангардно», или «уютно», или «как в Англии», и так далее.

У поэзии в разные периоды истории тоже были свои функции: дидактическая, сакральная, в более недавнее время в СССР – скажем так, «политическая» (вне зависимости от вектора высказывания). В Древней Греции поэты вполне хорошо могли заработать на хвалебных одах, да и в наши дни я знаю людей, которым заказывали гимны разных учреждений. Но сейчас практических применений у поэзии как таковой осталось очень мало. Отлично продаются стихи замечательного Игоря Губермана и, насколько я понимаю, Игоря Иртеньева тоже. Остроумный смех людям нужен, за него готовы платить. Кроме того, нужны «проверенные» стихи о любви: и почувствовать, что «ты не один», да и включить в любовное послание. Поэтому до сих пор продаётся Эдуард Асадов: на нём стоит чёткий штамп «о любви» и одобрение нескольких поколений определённого круга «да-да, это подойдёт»…

Но большинство поэтических книг – вещи очень разноплановые, то есть покупатели идут не «на тему», а на имя. Одна из книжных сетей опубликовала статистику продаж поэтических сборников. Все авторы в двадцатке самых продаваемых книг – общеизвестные легенды (я не знала одного автора, но посмотрев, кто это, поняла, почему: я просто не из той среды). Покупая классиков, вы покупаете возможность назвать себя культурным человеком. Или же вы покупаете не просто сборник стихов Есенина, а возможность побыть с ним – и им, немного: напеть «Ты меня не любишь, не жалеешь», почувствовать себя хулиганом, мечтой женщин, гением с трагичной судьбой и прочая и прочая. Вы уже не просто покупаете тексты, а жизнь, миф – «надтекстовое» пространство.

Это немного напоминает то, что мы говорили о прозе: вы покупаете возможность пожить в другой шкуре – уже чётко означенной, обработанной и воспетой. Но сколько таких вот легенд вы знаете – и сколькими бы вам хотелось побыть? То есть не просто выложить за книгу 5 долларов, но – что гораздо более важно – быть настолько одержимым этой «легендой», чтобы найти время погрузиться в мир вашего героя – будь то Лермонтов, Полозкова или Бродский, уж что кому нравится. Если бы на этом же томике стояла фамилия Вася Пупкин, в сочетании со средней наружностью и «никакой» биографией на обложке, вы бы его просто не купили – прошли мимо.

Причём очень часто имена известны по синкретическим жанрам: в уже упомянутом списке – Владимир Семёнович Высоцкий, а также один автор эстрадных песен. А Дом книги, не оглашая конкретных цифр, назвал десять самых продаваемых современных («послевоенных» и далее) поэтов, трое из которых – Окуджава, Городницкий и Рязанов. Я очень бы хотела увидеть человека, который впервые об Эльдаре Александровиче узнал из его поэтического сборника. Впрочем, то, что авторы песен иногда «отграничиваются» от поэзии – не совсем корректно: поэзия, как мы говорили, изначально и была песенно-речитативной, и в этом смысле поэзия вполне и продаётся, и собирает огромные залы.

Если же вас знают только в литературной среде – то цифры будут в сотню раз скромнее: во-первых, круг чисто «литературной среды» как таковой всегда был довольно узок, как мы с вами знаем, а во-вторых, поэты друг друга давно читают (или «просматривают») в сети, бесплатно. Да и формат интернета для поэзии очень удобен, «кусочный» – в отличие от прозы, которую, по моим наблюдениям, с экрана читают гораздо менее охотно. И за новинками так следить легче: как правило, авторы их сами же и обнародуют, достаточно только найти интересных вам поэтов – они сами «принесут» вам всё самое лучшее и свежее. При таком раскладе книги купят редко: это те, кто вас уже постоянно читают, то есть аудитория, для которой вы стали своим «волшебником», личной легендой. И ещё, конечно, книги покупают на презентациях, что-то вроде «сувенира на память о приятно приведённом вечере».

Спасибо, Наташа. Такой подробный ответ. Но давай вернёмся к тебе. Как ты относишься к участию в конкурсах? Были ли какие-то особо запомнившиеся из них и почему?

Сама мысль о соревновательности в поэзии мне не близка: в конце концов, оценка в поэзии – это во многом дело вкуса. Например, у всех есть свои любимые писатели и поэты из классиков, а есть классики, которые лично вам абсолютно чужды – причём имена могут радикально меняться в течение жизни. Но сами-то писатели от этого хуже не становятся.

Тем не менее, в конкурсах я участвую: во-первых, меня иногда просто приглашают – и я не вижу особой причины отказаться. Так, например, произошло с телепередачей «Вечерние стихи», которая, по сути дела, просто даёт авторам возможность почитать свои стихи, хотя там и присутствует элемент соревновательности.

А, кроме того, конкурсы – это и возможность найти нового читателя, возможность найти для себя очень интересных, близких по духу авторов – а если очень повезёт, то и хороших друзей, которые останутся с тобой надолго.

Спасибо за очень интересные ответы, Наташа.

* Автор благодарит за помощь в подготовке интервью Максима Клюева и Лору Бар.Наталья КрофтсСегодня у нас в гостях очень необычный человек. И мне хотелось бы сначала поделиться личными впечатлениями. Каждый раз, когда я разговариваю с Наташей (по электронной почте), у меня появляются два интересных ощущения. Первое – как будто мы “продолжаем разговор”, вот только что прервались на час-два – и опять продолжаем. Хотя на самом деле могло пройти и месяца два-три с последнего. И второе – всегда кажется, что Наташа где-то рядом, близко… Ну, это сложно передать словами. Хотя на самом деле Наташа в этот момент может быть в Чили, России, Англии, Сиднее…

Итак, знакомьтесь – Наталья Крофтс.

 

Наталья Крофтс родилась в 1976 году в г. Херсоне. Окончила МГУ им. Ломоносова и Оксфордский университет. Жила в восьми странах, побывала более чем в шестидесяти. Автор многочисленных публикаций, в том числе в журналах «Нева», «Юность», «Новый журнал», «Работница», в «Литературной газете» и многих других изданиях. Сборник стихов Н. Крофтс «Поэт эпохи динозавров» вошёл в список «65 лучших книг года» в России, а в 2013 году – в длинный список премии «Литературной газеты» им. Антона Дельвига. Её английские стихи вошли в четыре британские поэтические антологии. Живёт в Австралии.

Наташа, давно хотелось тебя проинтервьюировать. А начну с такого “хитрого вопроса” – какие вопросы тебе никогда не задавали, а так хочется ответить именно на них?

Такие вопросы всегда есть – только они меняются. Например, сейчас меня интересует видеопоэзия – стихи, к которым добавляется визуальный ряд, иногда – музыка или шумовые эффекты, и – голос. Иногда читаю я, но год назад появился замечательный человек из Нью-Йорка, Жаклин де Гё, которая просто чудесно читает мои стихи. По-моему, такое сочетание смысла, звука, видеоряда обогащает поэзию, позволяет расширить пространство стиха, довольно «сплющенное» в наши дни.

Ведь долгое время «про себя» вообще никто не читал – наверное, многие слышали красивую историю о том, что Блаженный Августин сильно удивился, увидев, как его учитель глядит в текст – но не произносит вслух ни слова! Это всё равно, что обычному человеку увидеть: кто-то молча смотрит в ноты – и при этом вроде бы слышит музыку. И, продолжая аналогию, я боюсь, что такое «сухое» чтение всё больше ведёт к тому, что люди видят – только ноты, а про музыку уже все давно забыли, и стало как-то даже неприлично о ней напоминать.

Изначально, поэзия была целым представлением – например, в Древней Греции: с танцами, музыкой, праздничной атмосферой… Поэтому она и жила с людьми, трогала их гораздо больше, чем когда вы читаете несколько строк на листочке или на крохотном экране, между звонками, среди деловых и не очень разговоров и прочего «информационного шума», которым так богато наше окружение. Я не говорю, что нынешнее время плохо для поэзии: нет, напротив, оно заставляет стихи быть более сильными, насыщенными, лаконичными – чтобы всё-таки зацепить людей во всём этом шуме-гаме, среди кучи отвлекающих факторов. Кроме того, в наше время поэзия может быть «всегда с тобой» – достаточно только нажать на кнопку. Но стихам можно помочь обрести свой трёхмерный мир – с помочью звуков, красок, движения. Сейчас возможности «дивного нового мира» энергично используют множество разных дисциплин – а у поэзии, как мы только что сказали, на такую «трёхмерность» права очень древние.

За пару лет на моей странице Ютьюба накопилось штук 15 видеостихов, и несколько сейчас в работе. К моему изумлению, одно из этих видеостихотворений, «Эвкалипт», уже стало призёром Грушинского интернет-конкурса, а небольшое видео из трёх стихотворений, «Херсонская трилогия», получило «Золотое Перо Руси» в номинации 3D. Конечно, когда вижу старые свои клипы, как правило, хочется многое изменить, улучшить – но я пока занимаюсь новыми вещами, а там – посмотрим.

Наташа, ты пишешь прозу и стихи о многих местах, где побывала. А есть ли среди них любимые? Какие? Почему?

Вообще-то я не пишу специально о «посещённых местах»: тогда бы у меня был уже огромный фолиант, поскольку я побывала где-то в 60 странах, а жила – в восьми. Но иногда страна или просто какая-нибудь деталь или поразит тут же, или «всплывёт» потом, годы спустя. Так, побывав на Мёртвом Море и в древнем городе Петра я, вернувшись в гостиницу, в тот же вечер целиком написала «Письма с Мёртвого моря», очевидно, на почве эмоционального потрясения, так это было невероятно и прекрасно.

Лично мне дорога одна вещь, где описана встреча, произошедшая на Сицилии – но тогда у меня и в мыслях не было её записывать. А спустя несколько лет эта миниатюра вдруг сама «проклюнулась»: я до сих пор вижу и сицилийских старичков, и человека, машущего газетой, и маленькое кафе в крохотном горном городке Энна.

Я знаю, что ты являешься участником (в том числе – редактором) нескольких российских и международных изданий. Как ты все это успеваешь?

В какой-то период редактура, действительно, занимала очень много времени – но была очень полезной для меня: когда читаешь поток рукописей, начинаешь лучше чувствовать, что – стихи, а что – нет. Вроде и всё хорошо, и без ляпов написано – а не цепляет, не запоминается, не удивляет. Нет чуда. По крайней мере, когда ты только что прочитал 100 разных рифмованных текстов про берёзки или милые глаза, меньше опасности, что сам начнёшь заниматься подобными выкладками. Но сейчас – из-за нехватки времени – я, в основном, просто рекомендую авторов в издания.

Правда, я до сих пор веду портал русскоязычной литературы Австралии. Как ни странно, до нас этим ещё никто не занимался: этой, казалось бы, довольно очевидной задачей собрать всех интересных русских писателей Австралии «под одной крышей», с самого начала, с самых первых наших соотечественников, появившихся на пятом континенте, не деля авторов на «своих» и «чужих». Эта работа подарила мне удивительные открытия. Вы знаете, что одним из первых дошедших до нас русских авторов Австралии был Константин Бальмонт: он приехал в Австралию в 1912 году – правда, ненадолго. Среди других открытий – авторы знаменитых песен «Хороши весной в саду цветочки» и «Дорогая пропажа» (её пел Вертинский), да и просто много хороших стихов, интересной прозы – и порой невероятных судеб.

Немножко поменяю тему… А сколько твоих книг вышло? Ты их сама издаешь или тебя приглашают?

Моя первая «настоящая» книга вышла совсем недавно, 2 года тому назад, когда я даже и не особо задумывалась о публикации. В Ростове-на-Дону есть замечательная ознакомительная серия, «32 полосы»: тот редкий случай, когда издательство бесплатно выпускает небольшие, всего на 32 страницы, книги интересных им поэтов и прозаиков, просто чтобы поддержать литературу и познакомить с новыми именами. Впрочем, там не только новые имена: в этой серии публиковались Василий Бетаки, Борис Херсонский, Марина Кудимова и так далее. Конечно, было очень приятно получить приглашение в такую замечательную серию, но я, прежде всего, пришла в ужас. Мне сказали: «Пришлите 1640 строк стихов». А где я их возьму?! Во-первых, я пишу сравнительно редко, а во-вторых, с каждым годом всё более критично относишься к написанному, и не хочешь «выпускать» то, чем ты сам не совсем доволен.

Но в результате у книги оказалась довольно счастливая судьба: в 2012 году она вошла в список «65 лучших книг года» (Москва, газета «Поэтоград), а в следующем году – в длинный список премии от «Литературной газеты».

А потом появилась ещё одна книга – сама собой, неожиданно. Вы уже рассказывали о замечательном художнике Михаиле Толстых на сайте ЛитСеть. Впервые я его увидела, когда он пришёл на мои поэтические чтения. А потом меня затащили в его мастерскую. И когда я стояла (по-моему, с открытым ртом) перед одной из картин, Миша тихо подошёл и сказал: «Я эту картину видел, когда вы читали стихотворение “Поэт эпохи динозавров”». И после этой фразы я поняла, что у нас действительно огромное количество параллелей: прежде всего, это заслуга картин – в них такая невероятная глубина и многоплановость, что каждый может читать их по-своему. В результате появилась книга-путешествие, состоящая из картин, стихов и небольших рассказов – «Разбитое пространство».

Как ты считаешь, почему поэзия так мало совместима с коммерцией в отличие от прозы, музыки, живописи и других видов искусства?

Хороший вопрос, Лис. Я думаю, потому, что хорошие, настоящие стихи – это маленькое чудо, другой функциональности у них в наши дни нет, по большому счёту. А настоящее чудо – не программируемо, поэтому на нём одном очень сложно построить бизнес-план. Только когда покупатель уже и так убедился, что этот конкретный автор – хотя бы иногда бывает волшебником, или когда читатель сам нашёл для себя функциональность того или иного автора, можно продать его книгу.

С прозой, музыкой, живописью – проще: у них есть основная функциональность. И когда «сверх этого» случается чудо, то есть вы вдруг находите для себя нечто абсолютно прекрасное, то это – неожиданный «бесплатный подарок в придачу», но не то, за что вы, собственно, заплатили.

Например, книги: человеку всё надоело, и хочется вечер просто побыть в другом измерении, пытаясь угадать – «кто убил господина N». Или слетать в другую галактику, пережить любовное приключение, побыть среди эльфов или среди юных волшебников, кому что нравится. Люди примерно знают, что они покупают, это входит в привычку – и поэтому издательства могут худо-бедно работать: планировать продажи, печатать тиражи, тратить деньги на рекламу и т.д. Создаются книжные серии – и человек, пришедший в магазин за морковкой, купит морковку – вкуснее или хуже, но ему не подсунут ананас, на который у него, предположим, аллергия. И вечером он будет счастливо грызть свою вожделенную морковку, а доест – придёт за новой.

С музыкой – тоже понятно: человек слушает радио, например, в качестве фона, когда ведёт машину – и вдруг слышит «своё». Или танцует с девушкой, или щёлкает кнопкой «лекарства от скуки» – телевизора. И на рок-радиостанции вам не подсунут попсу от которой вас, например, мутит, а на радио популярной музыки – рок, от которого у вас лично голова болит. И вот из этого, в общем приемлемого «фона» человек уже выбирает «своё». Но основная функциональность была – фон, из-за неё-то и произошло первое знакомство.

Я, конечно, утрирую – но, мне кажется, так легче понять суть явления. Так же и с живописью: как правило, продаются вещи функциональные: картину можно повесить в гостиной, или в гостинице, или в ресторане – и это покажет, что здесь авангардно», или «уютно», или «как в Англии», и так далее.

У поэзии в разные периоды истории тоже были свои функции: дидактическая, сакральная, в более недавнее время в СССР – скажем так, «политическая» (вне зависимости от вектора высказывания). В Древней Греции поэты вполне хорошо могли заработать на хвалебных одах, да и в наши дни я знаю людей, которым заказывали гимны разных учреждений. Но сейчас практических применений у поэзии как таковой осталось очень мало. Отлично продаются стихи замечательного Игоря Губермана и, насколько я понимаю, Игоря Иртеньева тоже. Остроумный смех людям нужен, за него готовы платить. Кроме того, нужны «проверенные» стихи о любви: и почувствовать, что «ты не один», да и включить в любовное послание. Поэтому до сих пор продаётся Эдуард Асадов: на нём стоит чёткий штамп «о любви» и одобрение нескольких поколений определённого круга «да-да, это подойдёт»…

Но большинство поэтических книг – вещи очень разноплановые, то есть покупатели идут не «на тему», а на имя. Одна из книжных сетей опубликовала статистику продаж поэтических сборников. Все авторы в двадцатке самых продаваемых книг – общеизвестные легенды (я не знала одного автора, но посмотрев, кто это, поняла, почему: я просто не из той среды). Покупая классиков, вы покупаете возможность назвать себя культурным человеком. Или же вы покупаете не просто сборник стихов Есенина, а возможность побыть с ним – и им, немного: напеть «Ты меня не любишь, не жалеешь», почувствовать себя хулиганом, мечтой женщин, гением с трагичной судьбой и прочая и прочая. Вы уже не просто покупаете тексты, а жизнь, миф – «надтекстовое» пространство.

Это немного напоминает то, что мы говорили о прозе: вы покупаете возможность пожить в другой шкуре – уже чётко означенной, обработанной и воспетой. Но сколько таких вот легенд вы знаете – и сколькими бы вам хотелось побыть? То есть не просто выложить за книгу 5 долларов, но – что гораздо более важно – быть настолько одержимым этой «легендой», чтобы найти время погрузиться в мир вашего героя – будь то Лермонтов, Полозкова или Бродский, уж что кому нравится. Если бы на этом же томике стояла фамилия Вася Пупкин, в сочетании со средней наружностью и «никакой» биографией на обложке, вы бы его просто не купили – прошли мимо.

Причём очень часто имена известны по синкретическим жанрам: в уже упомянутом списке – Владимир Семёнович Высоцкий, а также один автор эстрадных песен. А Дом книги, не оглашая конкретных цифр, назвал десять самых продаваемых современных («послевоенных» и далее) поэтов, трое из которых – Окуджава, Городницкий и Рязанов. Я очень бы хотела увидеть человека, который впервые об Эльдаре Александровиче узнал из его поэтического сборника. Впрочем, то, что авторы песен иногда «отграничиваются» от поэзии – не совсем корректно: поэзия, как мы говорили, изначально и была песенно-речитативной, и в этом смысле поэзия вполне и продаётся, и собирает огромные залы.

Если же вас знают только в литературной среде – то цифры будут в сотню раз скромнее: во-первых, круг чисто «литературной среды» как таковой всегда был довольно узок, как мы с вами знаем, а во-вторых, поэты друг друга давно читают (или «просматривают») в сети, бесплатно. Да и формат интернета для поэзии очень удобен, «кусочный» – в отличие от прозы, которую, по моим наблюдениям, с экрана читают гораздо менее охотно. И за новинками так следить легче: как правило, авторы их сами же и обнародуют, достаточно только найти интересных вам поэтов – они сами «принесут» вам всё самое лучшее и свежее. При таком раскладе книги купят редко: это те, кто вас уже постоянно читают, то есть аудитория, для которой вы стали своим «волшебником», личной легендой. И ещё, конечно, книги покупают на презентациях, что-то вроде «сувенира на память о приятно приведённом вечере».

Спасибо, Наташа. Такой подробный ответ. Но давай вернёмся к тебе. Как ты относишься к участию в конкурсах? Были ли какие-то особо запомнившиеся из них и почему?

Сама мысль о соревновательности в поэзии мне не близка: в конце концов, оценка в поэзии – это во многом дело вкуса. Например, у всех есть свои любимые писатели и поэты из классиков, а есть классики, которые лично вам абсолютно чужды – причём имена могут радикально меняться в течение жизни. Но сами-то писатели от этого хуже не становятся.

Тем не менее, в конкурсах я участвую: во-первых, меня иногда просто приглашают – и я не вижу особой причины отказаться. Так, например, произошло с телепередачей «Вечерние стихи», которая, по сути дела, просто даёт авторам возможность почитать свои стихи, хотя там и присутствует элемент соревновательности.

А, кроме того, конкурсы – это и возможность найти нового читателя, возможность найти для себя очень интересных, близких по духу авторов – а если очень повезёт, то и хороших друзей, которые останутся с тобой надолго.

Спасибо за очень интересные ответы, Наташа.

* Автор благодарит за помощь в подготовке интервью Максима Клюева и Лору Бар.