Виктор БАНДУРКО. Рассказ старого кадета

Виктор Федорович Бандурко

Отец мой, Федор Иванович Бандурко был кубанским казаком. Родился он 15 марта (2 марта по старому стилю) 1895 года в день Святого Федора. Учился он в начальной школе в Сочи, затем поступил в гимназию в Армавире, которую окончил с золотой медалью. Если вы окончили школу с золотой медалью в царской России, могли поступить без конкурса в любое высшее учебное заведение. Мой отец поступил в Военно-Медицинскую Академию в Питере. Стипендия его в то время была 16 рублей в месяц. Академию ему окончить не удалось, так как началась революция.

В конце 17 года произошел с отцом такой случай. Он шел по Литейному проспекту в военной форме с погонами, навстречу шли курсанты. Он мог погибнуть, но один старый матрос, увидев всю эту картину, спрятал отца за своей спиной и, таким образом, спас ему жизнь. После февральской революции отец слушал в Думе Керенского, который мог говорить 17 часов подряд. При этом он падал в обморок, его откачивали, и он продолжал говорить.

В конце 1918 года уехал он на юг примкнуть к Белой армии. Когда он приехал на Финляндский вокзал, там уже выступал Ленин. После выступления Ленин подошел к нему и расспросил его, кто он и что здесь делает, а потом поинтересовался, если он украинец. «Нет, русский», – ответил отец.

Он рассказывал, что чем дальше продвигался он на юг, тем страшнее были зверства большевиков. Наконец, отец примкнул к Белым. Так служил он в Белой армии до ее развала. В это время он очутился в Грузии, в г. Поте, где планировал сесть на американский пароход, отплывающий в Нью-Йорк. Но в Нью-Йорк он не уехал, а уехал в Крым. Из Крыма он перебрался в Словению. В течение 4-5 лет жил в лагере, в надежде вернуться в освобожденную Россию. Вскоре друзья собрали ему деньги, и он уехал в Загреб продолжать медицинское образование. Окончил он обучение в 1924-25 годах и продолжил свое обучение в Белграде, где и познакомился с большим русофилом, сербом по фамилии Бата Мичич. Он был в то время директором Красного Креста. В его доме отец мой встретил свою будущую жену – сестру Бата Мичича. Была она учительницей. Через полгода папа женился.

Отец получил государственную работу недалеко от Белграда, в небольшом селе под названием Баваниште, где он работал сельским врачом.

Я родился 21 января 1931 года в этом селе, где я и рос со своей сестрой Верой. До 6 лет я не говорил по-русски, а только на крестьянско-сербском языке. Недалеко от нашего села был небольшой город Панчево. Там располагалась большая русская колония, больница и начальная школа. Отец отправил меня и сестру жить в русскую семью. Учительницей нашей была Александра Аркадьевна Боголюбова – женщина очень образованная. Образование она получила в Смольном, свободно говорила на немецком, английском и французском языках. Отец велел мне учить немецкий. В этой школе я проучился 4 года. Домой приезжал только на летние каникулы. К этому времени сербский язык я уже начал забывать. Как сейчас помню 37-38 годы, мадам Садовская, хозяйка дома, где я жил, любила петь русские романсы под собственный аккомпанемент, особенно любила она романс «Отцвели уж давно хризантемы в саду».

В апреле 1941 года слышу я на улице шум – выхожу – вижу – толпа студентов, кричат: «Лучше война, чем пакт, лучше гроб, чем рабство». Дело в том, что за полгода до этого Принц Павел подписал пакт с Гитлером пропустить через страну вагоны с ранеными немцами из Греции в Германию. Авиация под руководством генерала Симовича устроила путч. Павла и его правительство арестовали и поставили королем Петра II. Это было очень важно исторически, так как в апреле этого года Гитлер планировал напасть на Россию. Через неделю после путча случилась такая история. На ступеньки Думы вышел немецкий посол, и студент плюнул ему в лицо. Это был мировой скандал.

Гитлер объявляет войну Сербии и посылает две военных дивизии для ее разгрома. Через деревню, где мы жили, проезжает сербский полк. В нашем доме скрывались семь сербских офицеров. Отец просил их не выходить из дому, но они его не послушались, и сосед-немец их всех выдал. В это время в деревню уже вошли немцы. Первые немецкие дивизии не были такими жестокими. Немцы сразу заняли в нашем доме две комнаты.

Через неделю вошли СС. В один прекрасный день перед нашим домом останавливается два грузовика, и немцы делают обыск. Отца снова выдал немец-сосед, сообщив, что доктор скрывал сербов. У отца нашли охотничье оружие. Но немецкий солдат, живший в нашем доме, отца от ареста спас.

В. Бандурко среди выпускников 1943 г. В. Бандурко среди выпускников 1943 г.

Да, забыл сказать, что в 1941 году отец отвез меня в Белую Церковь, где я проучился три года во 2-ом русском кадетском корпусе. Когда я учился в кадетском корпусе за моей партой сидел правнук Льва Толстого – Илья Толстой, а сзади – внук Римского-Корсакова. Вел он себя плохо, и по поведению у него была единица. А старший брат его Олег всегда говорил о России. Там же учился и сын генерала Кутепова. Помню, как в 1943 году подъезжает к училищу Гестапо, и забирают 2-х кадетов – сына генерала Кутепова и сына кубанского генерала Фостикова. Что же было? Оказывается, НКВД в гнезде белогвардейцев основало коммунистическую ячейку, во главе которой был сын Кутепова. В какой-то момент и я хотел записаться, но меня не взяли. Их хотели повесить, повезли в Вену, но спас их русский агент.

В начале июня немецкие солдаты временно уходят на маневры и Тео, один из солдат, мне говорит: «У нас будет война с Россией». Было это 10 июня. За моей тетей ухаживал один немецкий сержант по фамилии Альберт, и когда началась война, от твердо сказал: «Германия проиграет».

Что тоже очень важно, объявление войны с Россией отодвинулось с апреля на июнь. В Сербии начали формироваться партизанские отряды. Один из таких отрядов спас 500 американских летчиков. Руководил партизанским отрядом в Сербии Драже Михайлович. Последний основал отряды четников. Другой группой руководил Льотич, в нее входила в основном сербская интеллигенция, которая была близка по духу к русской интеллигенции, обосновавшейся в Сербии. Но Драже Михайлович сделал тактическую ошибку – он в какой-то момент заключил пакт с немцами. Несколько позже появились партизанские отряды, во главе которых встали коммунисты, особенно в старой Сербии, в городе Ужицы.

Партизанское движение было основано благодаря сыну Черчилля. В 1936 году Рандольф Черчилль и Тито (наст имя Иосип Броз) были вместе в Испании во время Гражданской войны и служили в знаменитой бригаде Линкольна. Там же служил и Хаменгуэй. Об этом писал в своих воспоминаниях Андрей Седых.

Эти партизаны-коммунисты начали охотиться и убивать русских эмигрантов. Тогда в Белграде жил генерал Скородумов. Он просил немцев дать эмигрантам оружие, чтобы бороться против партизан. Это движение называлось «Шутцкор» (Schutzkor). У них тогда были еще старые формы. В течение месяца организовался первый полк из казаков. Начальником этого полка был генерал Зборовский. До Первой Мировой Войны он служил в конвое и был любимым партнером Николая II по игре в теннис.

Когда началась война с Россией, немцы обещали перебросить всех этих воинов на Восточный фронт сражаться против большевиков. Генерал Скородумов выразил немцам свое возмущение и его арестовали. Начальником корпуса назначили крещеного еврея по фамилии Штейфон. Армия разрослась из одного полка до пяти. Там было много советских военнопленных и много из Буковины. Отец оказался в русском корпусе – на них надели немецкую форму, и уйти было уже невозможно.

15 сентября 1944 года папа приезжает из Белграда в деревню и сообщает нам, что нужно немедленно уезжать, так как Красная армия должна была вот-вот занять нашу деревню. Мы собрали только то, что могли взять и умолили папиного бывшего больного, чтобы он отвез нас на телеге в Панчево, где был сбор. Отец уехать с нами не мог. Не успели мы уехать, как соседи наши полностью разграбили все наше имущество, и только тете удалось спасти маленькую китайскую чашечку, которую я до сих пор бережно храню.

17 сентября немцы посадили нас в вагоны, всего 3-4 тысячи человек, и мы двинулись в Австрию. Но, не доезжая до австрийской границы, началась бомбардировка английской авиацией. К счастью, перед нами был туннель, и мы успели там спрятаться. На другой стороне была Австрия. Вагон двинулся назад. Нас пересадили в товарный поезд, направляющийся в Вену.

19 сентября 1944 года мы приехали в Вену, но не успели мы прибыть, как американцы разбомбили наш поезд. Опять пришлось нам спасаться в укрытиях. Прошли мы тогда 7 километров пешком – была слякоть, снег. Было мне всего 13 лет. Мама спрашивает по-сербски охранявшего нас немца: «Куда нас ведут?». А он отвечает маме: «Вы не волнуйтесь, все будет хорошо». Был я в то время непоседливый и нетерпеливый, все забегал вперед, и первым увидел вывеску на немецком языке: «Лагерь. Работа сделает нас свободными». Это был известный теперь концлагерь «Маутхаузен».

Вошли мы в этот лагерь, и нас сразу же раздели догола, всех вместе, женщин, детей, старых и молодых и отправили в душевую. Позже я узнал, что один клапан там был для душа, а другой – для газа. Нашу одежду продезинфицировали и отдали нам ее обратно.

Я вышел во двор и первое, что я увидел – это человека, подвешенного за руки, а сверху ему на голову льется вода. Эту страшную картину я никогда не забуду. Вскоре отправили нас в палаты, по 50 человек в каждой, дали по одеялу и солому, на которой мы спали. Я тогда везде бегал. Подхожу к проволочному заграждению и вижу какие-то странные люди. Я спрашиваю: «Откуда вы?», а он отвечает: «С Варшавского гетто», и на хорошем немецком языке спрашивает: «Хлеб есть?». Хотел променять свои сапоги на буханку хлеба.

В концлагере было две категории людей. Одна – те, которые носили полосатые одежды и у них на руке были выжжены номера. Другие – те, которые носили свою одежду, но у них посередине головы были полосой выстрижены волосы, и красной краской на одежде был нарисован номер. Я видел, как немцы издевались над людьми, особенно над евреями и цыганами. Их заставляли носить тяжелые камни.

Однажды ко мне подошел еврейский мальчик лет 15 и говорит: «Хочешь выйти из лагеря чинить железнодорожные трассы?» (а нам тогда давали в день одну тарелку горохового супа, и мы очень голодали). Я пошел с ним. Мы день отработали, а в конце работы он вдруг упал. Я подошел к охраннику, спрашиваю, как помочь ему. Охранник попался хороший, говорит: «Если найдешь тачанку, отвези его». Я тачанку нашел, поднял его, он очнулся. В течение двух месяцев, что я был в лагере, мы его как могли, подкармливали. Потом он исчез… Наверное, погиб…

Через два с половиной месяца нас собрали немцы (около 3,000 человек) и вывезли из лагеря. Привезли нас в маленький немецкий город Хольштат, возле Зальцбурга. Маму отправили работать на завод, где делали ракеты. Так жили мы там до мая 1945 года пока не пришли американцы. Оттуда попали мы в американскую зону в Зальцбурге, где я начал ходить в русскую школу, в 4-ый класс. Окончил я эту школу в 1949 году. В сентябре все начали разъезжаться.

В это время русский корпус из Югославии уехал в Австрию, в английскую зону, где и был расформирован. В июле или августе того же года отец нашел нас в Зальцбурге, в лагере для перемещенных лиц. Отец устроился в этом лагере работать врачом. Был это русский лагерь, а были еще и польские лагеря, и еврейские, и другие. В Америку из Германии нас не выпустили, так как отец переболел туберкулезом, а у меня не было трех зубов, которые мне выбил немецкий солдат, когда я пытался спасти тонущего в туалете старого еврея. Не пустили нас ни в Бразилию, ни в Канаду. Наконец, отец получил контракт на работу в Эфиопии.

Из Марселя мы плыли на пароходе через Порт-Саид и, наконец, прибыли в столицу Эфиопии, Аддис-Абебу. В этой столице прожили мы только два месяца, жили мы в русской части города, где старые русские эмигранты сдавали квартиры. Многие из них жили здесь еще с 1912 года. Прислуживали нам местные жители, которые научились говорить по-русски и готовить русскую еду.

Граф Иван Сергеевич ХвостовГраф Иван Сергеевич Хвостов хотел создать там русскую коммуну. Сам он выучился на адвоката. Дядя его еще при Керенском был министром. Сам же он был поэтом, к тому же еще перевел с французского Гражданский кодекс Наполеона на абиссинский язык. Он свободно владел четырьмя иностранными языками. Женой его была графиня Наталья Владимировна Татищева. Благодаря его хлопотам мы и попали в Эфиопию.

Однако папу отправили работать на юг Эфиопии, 150 километров от столицы. Подъезжаем – а вместо дома стоит маленькая соломенная хибарка. Попали мы на золотые прииски, где работали преступники. Сначала мы плакали, было трудно, хотя и работало на нас 4-5 человек прислуги из местных.

Сестра Вера осталась в Аддис-Абебе и иногда приезжала к нам охотиться на леопардов. Я учился говорить по-итальянски, русских вокруг никого не было. Горными инженерами работали американцы, и условия у них были лучше, чем у нас.

Американцы стали нас с сестрой уговаривать ехать в Америку. Один из них, господин Кеммер, обещал быть моим спонсором. Сначала я не хотел ехать, так как меня приняли в Хайдельбергский университет на медицинский факультет, но после многих уговоров я все-таки согласился. В январе 1952 года мы с сестрой переехали в Нью-Йорк.

Через две недели после приезда я поступил в колледж Святого Франциска в Бруклине, потом в Фордхамский университет (Jesuit Fordham University in Bronx,NY), где получил степень магистра химии. В 1972 году я получил докторскую степень. После получения докторской степени был приглашен на работу известной фармацевтической фирмой «Johnson and John-son», где и проработал до марта 2003 года. У меня 16 патентов по химии и 12 научных работ. Работы были в различных областях медицины, получал я и престижные награды за свои научные открытия.

Несмотря на большую занятость в науке, я всегда интересовался литературой и музыкой. Пел в хоре. Приглашал в Америку хоровые группы из Москвы. Устроил 250 концертов в США и Канаде. Способствовал приезду хора из Волгограда и Бреста. Посещал лекции Елагина, Берберовой и других.

Свои первые десять лет пребывания в США принимал участие в русском казачестве, а последние пять лет участвую в кадетском движении в Америке и России. Российские кадеты приглашают меня теперь на их съезды. Посетил Питер, Москву, Екатеринбург, Хабаровск и Владивосток.

Случилось так, что в американской армии за неимением православных священников приобщился к еврейской религии и каждую пятницу посещал военную синагогу. По окончании университета Ешивы, по просьбе декана помогал вновь прибывшим евреям из бывшего Советского Союза, что и продолжаю делать сейчас. Живем мы с женой недалеко от Нью-Йорка. У нас трое детей и шестеро внуков. Так сложилась моя судьба.

Виктор Федорович Бандурко в России (2009 г.)

Виктор Федорович Бандурко в России (2009 г.)

Грамота, полученная В. Бандурко в 1968 г. от Русского Императорского Дома в Мадриде

Грамота, полученная В. Бандурко в 1968 г. от Русского Императорского Дома в Мадриде.

Виктор Федорович Бандурко

Отец мой, Федор Иванович Бандурко был кубанским казаком. Родился он 15 марта (2 марта по старому стилю) 1895 года в день Святого Федора. Учился он в начальной школе в Сочи, затем поступил в гимназию в Армавире, которую окончил с золотой медалью. Если вы окончили школу с золотой медалью в царской России, могли поступить без конкурса в любое высшее учебное заведение. Мой отец поступил в Военно-Медицинскую Академию в Питере. Стипендия его в то время была 16 рублей в месяц. Академию ему окончить не удалось, так как началась революция.

В конце 17 года произошел с отцом такой случай. Он шел по Литейному проспекту в военной форме с погонами, навстречу шли курсанты. Он мог погибнуть, но один старый матрос, увидев всю эту картину, спрятал отца за своей спиной и, таким образом, спас ему жизнь. После февральской революции отец слушал в Думе Керенского, который мог говорить 17 часов подряд. При этом он падал в обморок, его откачивали, и он продолжал говорить.

В конце 1918 года уехал он на юг примкнуть к Белой армии. Когда он приехал на Финляндский вокзал, там уже выступал Ленин. После выступления Ленин подошел к нему и расспросил его, кто он и что здесь делает, а потом поинтересовался, если он украинец. «Нет, русский», – ответил отец.

Он рассказывал, что чем дальше продвигался он на юг, тем страшнее были зверства большевиков. Наконец, отец примкнул к Белым. Так служил он в Белой армии до ее развала. В это время он очутился в Грузии, в г. Поте, где планировал сесть на американский пароход, отплывающий в Нью-Йорк. Но в Нью-Йорк он не уехал, а уехал в Крым. Из Крыма он перебрался в Словению. В течение 4-5 лет жил в лагере, в надежде вернуться в освобожденную Россию. Вскоре друзья собрали ему деньги, и он уехал в Загреб продолжать медицинское образование. Окончил он обучение в 1924-25 годах и продолжил свое обучение в Белграде, где и познакомился с большим русофилом, сербом по фамилии Бата Мичич. Он был в то время директором Красного Креста. В его доме отец мой встретил свою будущую жену – сестру Бата Мичича. Была она учительницей. Через полгода папа женился.

Отец получил государственную работу недалеко от Белграда, в небольшом селе под названием Баваниште, где он работал сельским врачом.

Я родился 21 января 1931 года в этом селе, где я и рос со своей сестрой Верой. До 6 лет я не говорил по-русски, а только на крестьянско-сербском языке. Недалеко от нашего села был небольшой город Панчево. Там располагалась большая русская колония, больница и начальная школа. Отец отправил меня и сестру жить в русскую семью. Учительницей нашей была Александра Аркадьевна Боголюбова – женщина очень образованная. Образование она получила в Смольном, свободно говорила на немецком, английском и французском языках. Отец велел мне учить немецкий. В этой школе я проучился 4 года. Домой приезжал только на летние каникулы. К этому времени сербский язык я уже начал забывать. Как сейчас помню 37-38 годы, мадам Садовская, хозяйка дома, где я жил, любила петь русские романсы под собственный аккомпанемент, особенно любила она романс «Отцвели уж давно хризантемы в саду».

В апреле 1941 года слышу я на улице шум – выхожу – вижу – толпа студентов, кричат: «Лучше война, чем пакт, лучше гроб, чем рабство». Дело в том, что за полгода до этого Принц Павел подписал пакт с Гитлером пропустить через страну вагоны с ранеными немцами из Греции в Германию. Авиация под руководством генерала Симовича устроила путч. Павла и его правительство арестовали и поставили королем Петра II. Это было очень важно исторически, так как в апреле этого года Гитлер планировал напасть на Россию. Через неделю после путча случилась такая история. На ступеньки Думы вышел немецкий посол, и студент плюнул ему в лицо. Это был мировой скандал.

Гитлер объявляет войну Сербии и посылает две военных дивизии для ее разгрома. Через деревню, где мы жили, проезжает сербский полк. В нашем доме скрывались семь сербских офицеров. Отец просил их не выходить из дому, но они его не послушались, и сосед-немец их всех выдал. В это время в деревню уже вошли немцы. Первые немецкие дивизии не были такими жестокими. Немцы сразу заняли в нашем доме две комнаты.

Через неделю вошли СС. В один прекрасный день перед нашим домом останавливается два грузовика, и немцы делают обыск. Отца снова выдал немец-сосед, сообщив, что доктор скрывал сербов. У отца нашли охотничье оружие. Но немецкий солдат, живший в нашем доме, отца от ареста спас.

В. Бандурко среди выпускников 1943 г. В. Бандурко среди выпускников 1943 г.

Да, забыл сказать, что в 1941 году отец отвез меня в Белую Церковь, где я проучился три года во 2-ом русском кадетском корпусе. Когда я учился в кадетском корпусе за моей партой сидел правнук Льва Толстого – Илья Толстой, а сзади – внук Римского-Корсакова. Вел он себя плохо, и по поведению у него была единица. А старший брат его Олег всегда говорил о России. Там же учился и сын генерала Кутепова. Помню, как в 1943 году подъезжает к училищу Гестапо, и забирают 2-х кадетов – сына генерала Кутепова и сына кубанского генерала Фостикова. Что же было? Оказывается, НКВД в гнезде белогвардейцев основало коммунистическую ячейку, во главе которой был сын Кутепова. В какой-то момент и я хотел записаться, но меня не взяли. Их хотели повесить, повезли в Вену, но спас их русский агент.

В начале июня немецкие солдаты временно уходят на маневры и Тео, один из солдат, мне говорит: «У нас будет война с Россией». Было это 10 июня. За моей тетей ухаживал один немецкий сержант по фамилии Альберт, и когда началась война, от твердо сказал: «Германия проиграет».

Что тоже очень важно, объявление войны с Россией отодвинулось с апреля на июнь. В Сербии начали формироваться партизанские отряды. Один из таких отрядов спас 500 американских летчиков. Руководил партизанским отрядом в Сербии Драже Михайлович. Последний основал отряды четников. Другой группой руководил Льотич, в нее входила в основном сербская интеллигенция, которая была близка по духу к русской интеллигенции, обосновавшейся в Сербии. Но Драже Михайлович сделал тактическую ошибку – он в какой-то момент заключил пакт с немцами. Несколько позже появились партизанские отряды, во главе которых встали коммунисты, особенно в старой Сербии, в городе Ужицы.

Партизанское движение было основано благодаря сыну Черчилля. В 1936 году Рандольф Черчилль и Тито (наст имя Иосип Броз) были вместе в Испании во время Гражданской войны и служили в знаменитой бригаде Линкольна. Там же служил и Хаменгуэй. Об этом писал в своих воспоминаниях Андрей Седых.

Эти партизаны-коммунисты начали охотиться и убивать русских эмигрантов. Тогда в Белграде жил генерал Скородумов. Он просил немцев дать эмигрантам оружие, чтобы бороться против партизан. Это движение называлось «Шутцкор» (Schutzkor). У них тогда были еще старые формы. В течение месяца организовался первый полк из казаков. Начальником этого полка был генерал Зборовский. До Первой Мировой Войны он служил в конвое и был любимым партнером Николая II по игре в теннис.

Когда началась война с Россией, немцы обещали перебросить всех этих воинов на Восточный фронт сражаться против большевиков. Генерал Скородумов выразил немцам свое возмущение и его арестовали. Начальником корпуса назначили крещеного еврея по фамилии Штейфон. Армия разрослась из одного полка до пяти. Там было много советских военнопленных и много из Буковины. Отец оказался в русском корпусе – на них надели немецкую форму, и уйти было уже невозможно.

15 сентября 1944 года папа приезжает из Белграда в деревню и сообщает нам, что нужно немедленно уезжать, так как Красная армия должна была вот-вот занять нашу деревню. Мы собрали только то, что могли взять и умолили папиного бывшего больного, чтобы он отвез нас на телеге в Панчево, где был сбор. Отец уехать с нами не мог. Не успели мы уехать, как соседи наши полностью разграбили все наше имущество, и только тете удалось спасти маленькую китайскую чашечку, которую я до сих пор бережно храню.

17 сентября немцы посадили нас в вагоны, всего 3-4 тысячи человек, и мы двинулись в Австрию. Но, не доезжая до австрийской границы, началась бомбардировка английской авиацией. К счастью, перед нами был туннель, и мы успели там спрятаться. На другой стороне была Австрия. Вагон двинулся назад. Нас пересадили в товарный поезд, направляющийся в Вену.

19 сентября 1944 года мы приехали в Вену, но не успели мы прибыть, как американцы разбомбили наш поезд. Опять пришлось нам спасаться в укрытиях. Прошли мы тогда 7 километров пешком – была слякоть, снег. Было мне всего 13 лет. Мама спрашивает по-сербски охранявшего нас немца: «Куда нас ведут?». А он отвечает маме: «Вы не волнуйтесь, все будет хорошо». Был я в то время непоседливый и нетерпеливый, все забегал вперед, и первым увидел вывеску на немецком языке: «Лагерь. Работа сделает нас свободными». Это был известный теперь концлагерь «Маутхаузен».

Вошли мы в этот лагерь, и нас сразу же раздели догола, всех вместе, женщин, детей, старых и молодых и отправили в душевую. Позже я узнал, что один клапан там был для душа, а другой – для газа. Нашу одежду продезинфицировали и отдали нам ее обратно.

Я вышел во двор и первое, что я увидел – это человека, подвешенного за руки, а сверху ему на голову льется вода. Эту страшную картину я никогда не забуду. Вскоре отправили нас в палаты, по 50 человек в каждой, дали по одеялу и солому, на которой мы спали. Я тогда везде бегал. Подхожу к проволочному заграждению и вижу какие-то странные люди. Я спрашиваю: «Откуда вы?», а он отвечает: «С Варшавского гетто», и на хорошем немецком языке спрашивает: «Хлеб есть?». Хотел променять свои сапоги на буханку хлеба.

В концлагере было две категории людей. Одна – те, которые носили полосатые одежды и у них на руке были выжжены номера. Другие – те, которые носили свою одежду, но у них посередине головы были полосой выстрижены волосы, и красной краской на одежде был нарисован номер. Я видел, как немцы издевались над людьми, особенно над евреями и цыганами. Их заставляли носить тяжелые камни.

Однажды ко мне подошел еврейский мальчик лет 15 и говорит: «Хочешь выйти из лагеря чинить железнодорожные трассы?» (а нам тогда давали в день одну тарелку горохового супа, и мы очень голодали). Я пошел с ним. Мы день отработали, а в конце работы он вдруг упал. Я подошел к охраннику, спрашиваю, как помочь ему. Охранник попался хороший, говорит: «Если найдешь тачанку, отвези его». Я тачанку нашел, поднял его, он очнулся. В течение двух месяцев, что я был в лагере, мы его как могли, подкармливали. Потом он исчез… Наверное, погиб…

Через два с половиной месяца нас собрали немцы (около 3,000 человек) и вывезли из лагеря. Привезли нас в маленький немецкий город Хольштат, возле Зальцбурга. Маму отправили работать на завод, где делали ракеты. Так жили мы там до мая 1945 года пока не пришли американцы. Оттуда попали мы в американскую зону в Зальцбурге, где я начал ходить в русскую школу, в 4-ый класс. Окончил я эту школу в 1949 году. В сентябре все начали разъезжаться.

В это время русский корпус из Югославии уехал в Австрию, в английскую зону, где и был расформирован. В июле или августе того же года отец нашел нас в Зальцбурге, в лагере для перемещенных лиц. Отец устроился в этом лагере работать врачом. Был это русский лагерь, а были еще и польские лагеря, и еврейские, и другие. В Америку из Германии нас не выпустили, так как отец переболел туберкулезом, а у меня не было трех зубов, которые мне выбил немецкий солдат, когда я пытался спасти тонущего в туалете старого еврея. Не пустили нас ни в Бразилию, ни в Канаду. Наконец, отец получил контракт на работу в Эфиопии.

Из Марселя мы плыли на пароходе через Порт-Саид и, наконец, прибыли в столицу Эфиопии, Аддис-Абебу. В этой столице прожили мы только два месяца, жили мы в русской части города, где старые русские эмигранты сдавали квартиры. Многие из них жили здесь еще с 1912 года. Прислуживали нам местные жители, которые научились говорить по-русски и готовить русскую еду.

Граф Иван Сергеевич ХвостовГраф Иван Сергеевич Хвостов хотел создать там русскую коммуну. Сам он выучился на адвоката. Дядя его еще при Керенском был министром. Сам же он был поэтом, к тому же еще перевел с французского Гражданский кодекс Наполеона на абиссинский язык. Он свободно владел четырьмя иностранными языками. Женой его была графиня Наталья Владимировна Татищева. Благодаря его хлопотам мы и попали в Эфиопию.

Однако папу отправили работать на юг Эфиопии, 150 километров от столицы. Подъезжаем – а вместо дома стоит маленькая соломенная хибарка. Попали мы на золотые прииски, где работали преступники. Сначала мы плакали, было трудно, хотя и работало на нас 4-5 человек прислуги из местных.

Сестра Вера осталась в Аддис-Абебе и иногда приезжала к нам охотиться на леопардов. Я учился говорить по-итальянски, русских вокруг никого не было. Горными инженерами работали американцы, и условия у них были лучше, чем у нас.

Американцы стали нас с сестрой уговаривать ехать в Америку. Один из них, господин Кеммер, обещал быть моим спонсором. Сначала я не хотел ехать, так как меня приняли в Хайдельбергский университет на медицинский факультет, но после многих уговоров я все-таки согласился. В январе 1952 года мы с сестрой переехали в Нью-Йорк.

Через две недели после приезда я поступил в колледж Святого Франциска в Бруклине, потом в Фордхамский университет (Jesuit Fordham University in Bronx,NY), где получил степень магистра химии. В 1972 году я получил докторскую степень. После получения докторской степени был приглашен на работу известной фармацевтической фирмой «Johnson and John-son», где и проработал до марта 2003 года. У меня 16 патентов по химии и 12 научных работ. Работы были в различных областях медицины, получал я и престижные награды за свои научные открытия.

Несмотря на большую занятость в науке, я всегда интересовался литературой и музыкой. Пел в хоре. Приглашал в Америку хоровые группы из Москвы. Устроил 250 концертов в США и Канаде. Способствовал приезду хора из Волгограда и Бреста. Посещал лекции Елагина, Берберовой и других.

Свои первые десять лет пребывания в США принимал участие в русском казачестве, а последние пять лет участвую в кадетском движении в Америке и России. Российские кадеты приглашают меня теперь на их съезды. Посетил Питер, Москву, Екатеринбург, Хабаровск и Владивосток.

Случилось так, что в американской армии за неимением православных священников приобщился к еврейской религии и каждую пятницу посещал военную синагогу. По окончании университета Ешивы, по просьбе декана помогал вновь прибывшим евреям из бывшего Советского Союза, что и продолжаю делать сейчас. Живем мы с женой недалеко от Нью-Йорка. У нас трое детей и шестеро внуков. Так сложилась моя судьба.

Виктор Федорович Бандурко в России (2009 г.)

Виктор Федорович Бандурко в России (2009 г.)

Грамота, полученная В. Бандурко в 1968 г. от Русского Императорского Дома в Мадриде

Грамота, полученная В. Бандурко в 1968 г. от Русского Императорского Дома в Мадриде.