RSS RSS

Вадим Крейд. К истории русской поэзии Америки. Первая волна эмиграции

К истории русской поэзии Америки

Первая волна эмиграции

Несмотря на огромное число переселенцев из Российской империи, русская литература Америки длительное время пребывала в зачаточном состоянии. Если что-нибудь стоящее все же мелькнуло, искать нужно под микроскопом. Сборники до 1917 г. немногочисленны и малохудожественны. Петр Гаталяк – «На олтарь отечества»; другой карпаторусский автор – Д. Вергун – «Карпатские отзвуки»; Давид (без фамилии) – книжка «В когтях города». Город с когтями, естественно, Нью-Йорк. Связи не возникло между дореволюционным стихописанием и пореволюционной поэзией США.

 

Первая волна эмиграции открывала для себя Америку заново и, в сущности, положила начало русской поэзии Америки. Первым следует считать В. Ильяшенко. Он выпускник Александровского лицея, в студенческие годы увлекался Фетом, и преклонение перед ним пронес через всю жизнь. Словом, в своем начале русско-американская поэзия изведала влияние Пушкина и Фета. С 1917 г. жил в США А. Браиловский. Ему посвящено программное стихотворение Брюсова «Юному поэту» (1896): «Юноша бледный со взором горящим, / Ныне даю я тебе три завета: / Первый прими: не живи настоящим, / Только грядущее – область поэта…». Завет Брюсова юноша исполнил – стал жить грядущим, готовить революцию. Приговоренный к повешению, он совершил побег из камеры смертников и тайно перебрался в Швейцарию, где, насмотревшись на революционную эмиграцию, отошел от марксизма и решил искать покоя и воли в Новом Свете.

 

Между русской Прагой, Харбином, Шанхаем, Парижем, Берлином, Белградом, Варшавой, Ригой больше общего, чем между каждым из этих центров и Нью-Йорком. Фактически особая цивилизация США могла, казалось бы, сформировать определенную общность, но этого не случилось. На берега США накатила не просто первая эмигрантская волна, но три разделенных временем прибоя. Первоэмигранты (в Америке их называли «новыми», а не первыми) стали прибывать в начале двадцатых годов. В 1939 г. в связи с военными событиями в Новый Свет устремились реэмигранты из Европы. И был еще один поток – послевоенный, включивший также и вторую эмиграцию.

 

В самой подростковой стране культурный опыт диаспоры оказался самым продолжительным, раза в четыре длительнее, чем в Восточной Европе, в три раза дольше, чем в Китае, протяженнее, чем в Париже. Этот опыт длился в ХХ в. более 80 лет, без перерыва на войну. Здесь обосновалось больше русских поэтов, чем где бы то ни было. Ю. Иваск, И. Акимов, Б. Нарциссов, И. Чиннов начали писать в Прибалтике; Л. Алексеева, Н. Белавина, Н. Кудашев, Н. Воробьев – в Югославии. А. Биск жил в Болгарии и в Бельгии. В Бельгии писал стихи Странник, тогда кн. Д. Шаховской. Е. Маркова до войны жила в Бухаресте, Г. Лахман – в Швейцарии. В пражском «Скиту поэтов» получили выучку А. Васильковская, Х. Кроткова, В. Мансветов, М. Толстая, внучка Льва Николаевича. Приехали в США из Китая Н. Алл, Е. Антонова, М. Визи, М. Волин, Б. Волков, Ю. Крузенштерн-Петерец, Л. Нели-дова-Фивейская, О. Скопиченко, В. Янковская. Как поэт сформировался в Польше С. Войцеховский. Из берлинского кружка, известного коллективными сборниками «Новоселье», «Роща», «Невод», в Америке оказались С. Прегель, В. Корвин-Пиотровский, З. Троцкая, Е. Раич. Наконец, многие поэты, переехавшие в США, – в прошлом парижане. Спектр творческих манер столь широк, что можно говорить об эмигрантском макрокосме, представленном за океаном. Но былые различия нивелировались. Послужил ли тому причиной местный индивидуализм конформистов, типичное для страны экзистенциальное отчуждение, миф о единстве этнических культур? Русские поэты – каждый в отдельности – оставались в нише собственного творчества.

 

Но первые поэтические страницы были написаны в духе единения. В начале 1920-х гг. нашли друг друга В. Ильяшенко, Г. Голохвастов, Д. Магула. Все трое знали западноевропейскую классическую поэзию, ориентировались на русское творчество Х1Х в., избежали влияния модернизма. Они и выпустили в 1924 г. коллективный сборник «Из Америки», выделявшийся на фоне русско-американской книжной продукции. Равного ему эстетически, интеллектуально и в отношении технического совершенства стиха не появлялось. Свои индивидуальные сборники стихов Магула и Голохвастов выпустили позднее в Париже с мыслью не столько об американском читателе, сколько о европейском. Русская диаспора в ту пору была евроцентричной, США представлялись ей полупустыней.

 

Творческая жизнь сосредоточилась в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Следом за книгой «Из Америки» выходит «Дымный след», альманах сан-францисского Литературно-художественного кружка, не связанного с литературной жизнью русских на Восточном побережье. Участвовало в кружке в лучшую его пору человек восемьдесят.

 

Самым одаренным поэтом был Б. Волков. В прошлом студент Московского университета, участник мировой войны, георгиевский кавалер, живя в Калифорнии, он работал грузчиком. Его сборник «В пыли чужих дорог» издан в Берлине в расчете на более широкого читателя. Русских в Калифорнии тогда насчитывалось около десяти тысяч. Образовательный уровень уступал русско-европейскому. На поэзии Волкова сказалось влияние Н. Гумилева, особенно чтимого поэтами кружка. Другим участником был А. Масаинов. Когда-то он печатался вместе с И. Северяниным в альманахах эгофутуристов. В Сан-Франциско он прожил недолго, успел вдохновить О. Ильину на издание ее первого сборника «Молчание звезд», напечатал несколько своих «поэз» и отбыл в Голливуд в надежде на кинематографическую карьеру. Ильина скоро стала писать романы по-английски. Свой второй сборник она выпустила в девяностолетнем возрасте. Показательно, что книга вышла в Сан-Франциско: в Америке уже не считали Западную Европу центром диаспоры. Н. Дудорова, правнучка Баратынского, участвовала в сан-францисском кружке с двадцатых годов. Ее стихи появились в коллективных изданиях кружка – «Дымный след», «Земля Колумба», «У золотых ворот». Последний вышел к 35-летию объединения. Никакой другой русский кружок в Америке не достиг и половины этого возраста. Сам кружок возник из дружеских встреч в гостиной Е. Грот, жившей в Калифорнии с 1921 года. Свой первый сборник «Свеча зажженная» она выпустила в 1930 году. Она тяготела к жанру стихотворной молитвы.

 

В Нью-Йорке с 1922 г. жил «отец русского футуризма» Д. Бурлюк. Здесь он быстро определился в своих взглядах. Для него США – «страна гнусного капитализма». Под одним из своих очерков он пометил место написания «На дюне, которую еще жирный буржуй не успел объявить своей собственностью». Отношения с эмиграцией у него не сложились. Провозвестник урбанизма, он попадает в самый урбанистический мегаполис и пишет ему отнюдь не гимны:

 

     Толпы грустных мертвоокон

     Кто их к жизни воскресит,

     Кто пронижет вешним соком

     Брони троттуароплит?

 

Он чувствует себя в Нью-Йорке «сплошным куском цемента», и Гудзон представляется ему «матерной неозаренной Летой».

 

В. Левин, как и Бурлюк, футурист, для которого не нашлось в эмиграции благоприятной среды. В Нью-Йорк Левин попал из Китая. В 1926 г. выпустил поэтический  сборник «Песнь о Пекине». Как и ряд других книг русских американцев, он вышел не в США, а в Европе. Америка еще смотрела на Европу сквозь комплекс неполноценности. Если футуризм Бурлюка урбанистический, то футуризм Левина проникнут тягой к природе и религиозностью. О нем писал его брат, нью-йоркский художник Иосиф Левин. «Последние годы он жил в горах, в лесу, в маленьком домике, мечтал построить скит, где родственные души могли бы спасаться от душу леденящей современности».

 

По сравнению с Берлином, Парижем, Харбином, журналов издавалось мало. Известная просветительской направленностью «Зарница» охотно печатала стихи – все как на подбор дурного вкуса, – например, «поэма-симфонета» «Горох и жемчуг» некоего Максима Стоцкого. В 1929 г. в Чикаго основан журнал «Москва». Здесь находим венок полусонетов Л. Страховского (распространенная в США благодаря В. Ильяшенко твердая форма стиха) и стихи Нелидовой-Фивейской. Печататься она начала в нью-йоркской газете «Россия» в 1923 г. Вскоре вышел ее первый сборник. Была она балерина, певица, замужем за композитором Фивейским. Семью связывали дружеские узы с Шаляпиным, Рахманиновым, Гречаниновым. Повлиял на ее поэзию русский романс и Надсон. По просьбе Шаляпина написан ее пролог к опере Рахманинова «Алеко». Отдельным изданием вышла большая поэма Нелидовой о Пушкине – «Невольник чести». Свой отрыв от родины она переживала остро:

 

     Зачем я здесь?… Нью-Йорк, Манхаттан…

     Восьмое авеню… Бродвей…

     На что они душе моей?

     Вопрос, который не разгадан.

 

Н. Алл, как и Нелидова, приехал из Китая, где он редактировал еженедельный журнал «Дальневосточный огонек» и выпустил сборник «Ектенья». В Америке основал русскую газету, стал ее редактором. Уроженец Петербурга, он учился в морском корпусе. Увлекся творчеством Блока и русской историей. Участвовал в мировой и гражданской войнах. Этот жизненный путь нашел отражение в темах его поэзии: война, чужбина, русские древности, блоковская вечная женственность, Санкт-Петербург.

 

Е. Антонова писала стихи в Монтане и Айдахо, где до нее никогда не было написано ни строчки по-русски. В военные годы жила она в Нью-Йорке. Город вошел в самую плоть ее стиха. Писала о тихой улице в городе-гиганте, о свидании на берегу нью-йоркской бухты:

    

     По-иному все выглядит там,

     Не похоже, что это в Нью-Йорке.

     Жизнь прекрасней покажется нам,

     Пусть столицы там только задворки.

 

     Типичный для нее мотив – головокружительная влюбленность. Писала о дальневосточном маленьком городе, где она окончила гимназию, об эмигрантах:

 

     Бездомные люди отжившего мира,

     Куда нас судьба занесла?

 

Об одиночестве:

 

     Потерялась я не в бессветной мгле,

     Не в ночи глухой, не в тумане.

     Одинокая на чужой земле,

     Словно пленница в вражьем стане.

 

     Какую бы ни давать оценку довоенной русско-американской поэзии, все-таки стихи, а не проза занимали ведущее место. Говорить всерьез о русско-американской прозе можно, начиная с 1939 г., когда в результате исхода из Европы обогащаются и проза, и поэзия и со временем достигают рассвета. В предшествующие этому периоду тридцатые годы деятельными в литературе были примерно двенадцать поэтов. Из вышедших в тридцатые годы немногочисленных поэтических книг особое место занимают «Полусонеты» Георгия Голохвастова, «Свеча зажженная» Елены Грот, «Свет вечерний» Дмитрия Магулы и еще одна книга Голохвастова – монументальная эпическая поэма «Гибель Атлантиды». Аналогов ей не существует, хотя зарубежью большие формы в поэзии чужды не были. Эмигрантская литература насчитывает немало романов в стихах и поэм, объемом, не уступающим романам. Пример большой формы – «Кондратий Булавин» калифорнийца Н. Воробьева.

 

В 1936 г. был основан сан-францисский журнал «Земля Колумба». Печатались в нем стихи Т. Андреевой, Т. Баженовой, Б. Волкова и жившего тогда в Голливуде А. Вертинского. О характере издания писал его редактор П. Балакшин: журнал «свободен от какой-либо определенной программы, не предлагает никакой панацеи, не утверждает никакого канона, никакой зафиксированной идеи, от упадочности он стремится к Возрождению и против идеи смерти выставляет идею жизни как одну всепобеждающую радость». В этой программной невнятице все же уловима некая суть. Земля, открытая Колумбом, не способствует выработке общей идеи, настроения или ноты, как это случилось в литературе Парижа, Праги, Харбина, Шанхая. Эту особенность хорошо сознавали основатели нью-йорского Кружка русских поэтов возникшего в 1939 г. В предисловии к коллективному сборнику «Четырнадцать», изданному кружком, подчеркивалась только одна подробность: не ищите эстетической общности, никто никого, кроме себя самого не представляет. Однако Балакшин предугадал путь развития. «Мы накануне широкого литературного роста русской Америки», – писал он в «Земле Колумба».

 

Росту способствовал наплыв беженцев из Европы и Дальнего Востока. Приехали сразу многие: М. Толстая, М. Цейтлин, А. Биск, М. Визи, Г. Забежинский, Х. Кроткова, Г. Лахман, В. Манн-светов, З. Троцкая, С. Прегель, Е. Раич, Е. Рубисова, Т. Тимашева, В. Набоков – и это лишь начало перечня. Число русских поэтов в США за какие-нибудь три года утроилось. Литературная планка впервые была поднята высоко, образ провинциальной культурной жизни русской Америки был отброшен в прошлое. Рассматривая довоенный период, Мансветов в 1942 г. писал в статье «Неизвестная литература»: «Не могу даже утверждать с полной уверенностью, что предмет мой вообще существует на свете… Я действительно только догадываюсь о своем предмете и больше верю в его существование, нежели знаю о нем. Станет ли дело ясней, если я скажу, что предмет мой называется русской зарубежной литературой». Он проясняет эту постановку вопроса: «Чаще всего под словом зарубежная литература понимали творчество только тех авторов, которых судьба забросила в Париж…. Не говорю об Америке, где мы теперь находимся и о которой мы, сидя в Европе, не знали ровно ничего». Знакомство с творчеством русских американцев привело Мансветова к выводу, что «периферийные» авторы «по своему творческому складу очень отличаются и от парижских и от пражских.… Без этих писателей полного и правильного представления о характере зарубежной литературы составить невозможно». Эта неизвестная литература дала больше, чем кто-либо мог предположить. С прибытием новых эмигрантов на американскую землю культурная жизнь стала многообразнее, чем когда-либо раньше. В военные годы вышли сборники Е. Антоновой «Отражения», Г. Голохвастова «Жизнь и сны», Д. Магулы «Последние лучи», З. Троцкой «Вполголоса», К. Славиной «Бумажные крылья», И. Яссен «Земной плен». Кружок русских поэтов пополнился новыми участниками.

 

Год 1942-й – переломный. Был организован Союз русских писателей в Нью-Йорке, издавший коллективный сборник «Ковчег». Большинство участников – русские европейцы и дальневосточники, но есть и русские американцы (Остроумова, Рубисова и др.). Участвовал в манхэттенском «Ковчеге» и философ Г. Федотов, писавший о самобытности русского пути и уникальности духовного наследия. В статье об эмигрантской поэзии его взгляд франкоцентристский. «В зарубежье, – писал он, – были очаги культуры: Прага, Берлин, Рига, Харбин и др., но только один центр – Париж, который к началу войны “свое слово договорил до конца”, а сама эпоха 1919-1939 гг. теперь “уже очерчена до последнего штриха”. Невидимые лучи, исходившие из Парижа, распространялись по всей диаспоре, другого центра у нас не было, и нет». Для Федотова культуры русской Америки еще не существует. Но где бы ни жил поэт-эмигрант, он, по Федотову, призван выразить запрещенные на родине темы о свободной личности. Но – добавлю от себя – как правило, не тематика отличала эмигрантскую поэзию от советской, но выбор слов, за ними – мысль, за мыслью – мироощущение человека, чувствующего себя свободной личностью.

 

С января 1942 г. издается в Нью-Йорке «Новый Журнал». Основателями были М. Алданов и поэт М. Цетлин, в прошлом консультант отдела поэзии парижских «Современных записок». Ни один номер «Нового Журнала» не выходил без поэтических публикаций. В ежеквартальнике напечатаны стихи более ста поэтов первой волны. На ранней стадии существования единственного в диаспоре толстого журнала поэзия представлена приехавшими в США еще в двадцатые годы К. Славиной, Е. Антоновой, И. Яссен, стихами редактора журнала М. Цетлина, стихами М. Железнова (знаменитого на все зарубежье фельетониста Аргуса), а также известными еще  по «Современным запискам», наследником которых стал «Новый Журнал», С. Прегель и Т. Остроумовой, жившей – что бывало редко – не в Нью-Йорке и не в Калифорнии, а в середине Америки, в Колорадо. Самый значительный поэт в ранних номерах – В. Набоков. Здесь находим первопубликации таких известнейших его произведений, как «Слава», «О правителях», послание в стихах «Кн. С. М. Качурину». После войны журнал из русско-американского превратился в общеэмигрантский, стал, по словам Г. Струве, «главным журналом эмиграции» и распространялся более чем в тридцати странах.

 

В феврале 1942 г. вышел первый номер «Новоселья», основанного поэтессой С. Прегель. «Мысль о России, обращенность к России, будет руководящим началом всей нашей деятельности», – формулировала редакция характер своего «ежемесячного литературно-художественного журнала». Ежемесячником «Новоселье» не стало, издавалось нерегулярно. Название журнала напоминало о коллективном берлинском поэтическом сборнике «Новоселье» (1931), о берлинском кружке поэтов, в который Прегель входила в молодости. «Среди выходящих в Соединенных Штатах газет и журналов на русском языке, – говорилось в предуведомлении “От редакции”, – нет органа, всецело посвященного вопросам литературы, искусства и науки. “Новоселье” стремится заполнить этот пробел». С первого же номера стали печататься русско-американские поэты. Из тех, кто уже давно приехал в Америку, были М. Железнов, К. Славина, И. Яссен, М. Чехонин, Е. Антонова. Но не меньше поэтов, приехавших в США одновременно с Прегель, – Х. Кроткова, С. Дубнова, Е. Маркова и др. Но всего больше в журнале поэтов, оставшихся во время войны во Франции, в чем сказался вкус редактора «Новоселья». Как об издании с «советским душком» писал о «Новоселье» Г. Струве в книге «Русская литература в изгнании». О «демонстративно настойчивом большевизанстве» говорил Г. Иванов. Просоветская ориентация не затронула печатавшейся в журнале поэзии. Стихи по своей словесной ткани, по эмоциональному строю были эмигрантские.

 

При сохранении творческой индивидуальности каждого поэта в отдельности наметилось нивелирование школ, определившихся в довоенной литературе Парижа, Прибалтики, Праги, Белграда, Берлина, Харбина. После окончания войны эта тенденция усилилась. Многие из новоприбывших стали авторами «Нового Журнала», так что его комплект до сих пор остается лучшим собранием эмигрантской поэзии. В 1946 г. в США переехал Странник (кн. Д. Шаховской), в 1947 г. – живший ранее в Англии историк литературы и поэт Г. Струве. В 1948 г. прибыл в США Н. Арсеньев, чьи поэтические мотивы близки темам его же культурологических исследований. В 1949 г. приехал Ю. Иваск, ставший в Америке видным поэтом и критиком. С 1949-го жила в Нью-Йорке Л. Алексеева, которую нельзя не считать лучшей русской поэтессой на американской земле. В 1949 г. приезжает в Нью-Йорк Н. Белавина, о стихах которой Л. Алексеева писала: «Удивительно, сколько в них силы и радости жизни». В 1950-м приехала Н. Берберова, тогда же поселилась в Калифорнии А. Васильковская, в прошлом участница пражского «Скита». Б. Нарциссов, один из крупнейших поэтов русской Америки, приехал в США в 1953 г. Перебрались и многие поэты русского Китая: Ю. Крузенштерн-Петерец, Н. Резникова, О. Скопиченко, М. Волин, В. Янковская. В шестидесятые годы реэмиграция не прекратилась, хотя она уже не была массовой. Например, В. Корвин-Пиотровский, И. Чиннов, Л. Волынцева стали американскими жителями в 1960-е гг. Американский плавильный котел окутывал своими парами и русскую беженскую поэзию. Показательны в этом отношении индивидуальные судьбы. Например, первый сборник Игоря Чиннова «Монолог» был настолько в русле парижской ноты, насколько это вообще возможно. Вторая книга, написанная в Германии, еще обнаруживает верность парижским канонам. Но третья, написанная в США, целиком вне прежнего регистра.

 

Событием литературной жизни стал выход «Эстафеты». Местом издания названы Париж и Нью-Йорк. Инициатива принадлежала нью-йоркской поэтессе И. Яссен. Составители ориентировались на «Якорь», самую представительную довоенную антологию. В «Якоре» участвовали поэты Франции, Праги, Берлина, Дальнего Востока, а в последнем разделе «нашли место авторы, живущие в разных пунктах русского рассеяния, не образуя, однако, достаточно прочных и характерных групп, чтобы могло быть оправдано выделение их в особую главу». Так сказано в предисловии к «Якорю». Мы встречаемся здесь с поэтами вне «прочных и характерных групп» из Варшавы, Брюсселя, Гельсингфорса, Лондона, Ревеля, Рима, но ни одного поэта из США. Таков был взгляд из Западной Европы на материализм и провинциальность Америки, и составители «Якоря» Г. Адамович и М. Кантор не утруждали себя попытками найти в США хотя бы одного участника антологии. «Якорь» был поднят за три года до начала войны, «Эстафета» передана читателям через три года после ее окончания. Но как переменились времена! Треть участников новой антологии – русские американцы. Среди них – М. Железнов, Х. Кроткова, В. Набоков, Т. Остроумова, С. Прегель, Е. Рубисова, К. Славина, М. Толстая, М. Чехонин, И. Яссен. Отбор осуществлялся по критерию левой ориентации – не эстетически левой, то есть авангардистской, а политически. Отсюда не полнота «Эстафеты», что авторы предисловия уклончиво отмечали: «Не все поэты могли быть привлечены к участию…». Оправдывая состав «Эстафеты», редакторы писали: «Уже то обстоятельство, что под одной обложкой представлен 41 поэт и что среди них многие начали печататься лишь после войны, доказывает, что, несмотря на перенесенные испытания, несмотря на оторванность от родной земли, зарубежная поэзия не только существует, но и продолжает развиваться».

 

Это развитие нашло отражение в коллективном сборнике «Четырнадцать» (1949). В книге напечатаны стихи четырнадцати членов нью-йоркского Кружка русских поэтов (Алл, Антонова, Биск, Голохвастов, Ильяшенко, Лахман, Магула, Славина, Чехонин и др.). В целом уровень высокий, но авторский состав спорный. Например, Льва Славина, мужа Киры Славиной, вряд ли можно причислить к поэтам. Также и художника В. С. Иванова, оформившего обложку «Четырнадцати». Но оба были членами кружка, и составители, в отличие от редакторов «Эстафеты», делали свое дело без оглядки на политику. Сборник вышел к десятилетию кружка. «В прошлом», – говорилось в предисловии к сборнику, – кружки во внешней деятельности своей обнаруживали не только теоретическую терпимость, но и фантастическую вражду ко всему другому инакомыслящему и инакочувствующему. Недаром ведь русская литературная действительность породила меткую кличку – “кружковщина”. Кружок русских поэтов в Америке совершенно чужд такой кружковщине: объединение и дружеское сотрудничество поэтов, сближаемых любовью к поэзии и стремлением сохранения чистоты русского языка на чужбине – вот главная цель кружка. В нем участвуют поэты разных направлений, понимающие по-разному поэзию и как искусство слова, и как средство самоизъявления и совершенно свободные в своем творчестве и выборе своих тем.… Ни один не является выразителем мнений кружка в целом.… Эти особенности внутреннего строения, конечно, полностью отражены и в предлагаемом вниманию читателей сборнике».

 

Изданная в 1953 г. антология «На Западе» стала событием культурной жизни. В чем смысл названия, в котором видно стремление что-то сообщить? Составитель Ю. Иваск отвечал на этот вопрос: «Это просто констатирование факта, истолкование которого предоставляется читателю». Истолкование простое – запад-ноцентристская точка зрения составителя. От русского Китая он отделался лаконичным примечанием: «Данные о харбинских поэтах, к сожалению, отсутствуют». Отсутствовать они не могли, поскольку многие из поэтов Китая уже физически присутствовали в США. Сказалось такое же отношение к «провинциальному» Китаю, какое некогда утвердилось в Европе по отношению к русской Америке. Однако по всем иным параметрам «На Западе» – книга достойнейшая. Вслед за «Якорем» ее следует считать классической антологией. По числу участников «На Западе» превосходит «Якорь». В «Якоре» 77 поэтов, у Иваска 88, из них 25 – американцы. Цифра показывает, как обогатилась русская литература Нового Света. Художественное богатство, все четыреста страниц воспринимаются на фоне России. «Только так, на фоне России, эмиграция и интересна, – писал Николай Арсеньев, – только так она себя понимает как новое целое, только так она имеет историческое значение».

 

Одновременно с выходом антологии был основан в Нью-Йорке журнал «Опыты». За образец взяты были парижские «Числа». Вышло всего 9 номеров, журнал, безусловно, остался в истории литературы. В нем находим стихи 22 поэтов, число «европейцев» и «американцев» одинаковое. Симметрия непреднамеренная – в ней спонтанно отразилась литературная действительность середины века. Париж терял статус столицы зарубежья. За океаном литературные силы возрастали. Сказалась тенденция Нового Света: не столько порождать таланты, сколько импортировать их.

 

Другое литературное начинание первой волны – «Воздушные пути». Этот ретроспективного характера альманах весь сосредоточен на крупнейших поэтах века – живших как в СССР (Мандельштам, Ахматова, Пастернак), так и в эмиграции (Ходасевич, Цветаева). Из современников напечатаны стихи Чиннова и Набокова. Культурнейший русский альманах, из когда-либо появившихся в Америке, «Воздушные пути» стал эпилогом полувековой альманашной традиции первой волны.

 

До войны книг русских поэтов вышло немного. Некоторые предпочитали издаваться в Европе. Но даже лучших поэтов Европа не заметила. Интереса к русским американцам было меньше, чем к харбинцам и шанхайцам. После войны картина меняется. Во второй половине ХХ в. в США вышло больше русских поэтических книг, чем в любой другой стране зарубежья. Ю. Иваск писал, что главные темы эмигрантов: Россия, чужбина, одиночество. Но напор художественного творчества прогибал стенки этого треугольника. Распространенной была интроспективная тема, несводимая к одиночеству. Тема природы у Голохвастова, Алексеевой и др. не сводится к пейзажной лирике. У Алексеевой, мастера чеканных миниатюр, слышится «грустная благодарность земле». Тема отечественной истории включает ее кровавые повороты, лично пережитые поэтами. Были стихи, тему которых вообще трудно определить. Нарциссова, например, влекла светомузыка и вместе с тем демоны подсознания. В одной его неопубликованной заметке говорится: «Может быть, через узкую щель подсознания можно вылезти из этого мира в лучший. С удовольствием отметил попытки Эдгара По сделать то же самое». Поэзия Грот – путь скорби, а стихи Акимова, говоря его же словами «предпожарный дым». Его преследовало чувство апокалипсиса. Свой поэтический мир он называл «побитым», ибо «все мы смертники в общей камере». Пессимистичны и стихи Железнова, но мера пессимизма какая-то домашняя даже посреди эмигрантской бездомности:

 

     Таков закон любви потусторонней:

     Умчался поезд, скрылся за гудком,

     Но кто-то остается на перроне

     И машет безнадежности платком.

 

 Первая волна в США включила несколько поколений. Амари, Ильяшенко, Бурлюк, родились в 1880-е гг. и печатались еще до революции. Аргус, Берберова, Визи, Кудашев, Странник, родились в начале ХХ в. За ними следует поколение родившихся около 1915 г. Между самым старшим, Д. Магулой, и самой младшей – И. Легкой разница в возрасте более пятидесяти лет. Бурлюк начал печататься в 1899 г., а Ираида Легкая выпустила свою книгу стихов «Подземная река» в 1999-м, и Акимов еще в 1999 г. печатался в «Новом Журнале». Все это значит, что творческий опыт первой эмиграции в США охватывает целое столетие.

Вадим Крейд. К истории русской поэзии Америки

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Вадим Крейд

Образование: Ленинградский и Мичиганский университеты. Докторская степень по русской литературе в 1983. Преподавал в Калифорнийском, Гарвардском и Айовском университетах. С 1995 по 2005 главный редактор «Нового Журнала» (Нью-Йорк). Состоит в редколлегии американского журнала «Поэзия: Russian Poetry Past and Present». Опубликовал несколько книг о серебряном веке и литературе в эмиграции: «Образ Гумилева», «Поэты парижской ноты», «Александр Кондратьев. Боги минувших времен», «Ковчег. Поэзия первой эмиграции», «Воспоминания о серебряном веке», «Георгий Иванов. Книга о последнем царствовании», «Петербургский период Георгия Иванова», «Николай Гумилев в воспоминаниях современников», «О русском стихе», «Вернуться в Россию стихами», «Русская поэзия Китая», «Словарь поэтов Русского Зарубежья» и др. Автор сборников стихотворений «Восьмигранник», «Зеленое окно», «Квартал за поворотом», «Единорог». Стихи, статьи, эссе, проза – в российских, американских и эмигрантских периодических изданиях, альманахах и антологиях.

Оставьте комментарий