RSS RSS

Елена ДУБРОВИНА. Иван Умов: «Мы в скитаниях ничьи»

Иван УмовПо-разному складывались судьбы русских поэтов, покинувших Россию после революции. Волна рассеяния прошла по многим странам. В скитаниях они искали свою новую родину, но оказавшись «за бортом», пытаясь выжить в тяжелых условиях эмиграции, приспособиться к новой жизни, по словам поэта Ивана Умова  (1883-1961), они оставались «ничьи» – людьми без родины.

Нас в изгнаньи, в злой недоли,
Сушит ветер, душит пыль.
В снах мы слышим оклик в поле:
«Чьи вы? Чьи вы? Не мои ль?»

Вот в безлюдьи, в бездорожьи,
Льем, как тучи, слез ручьи.
На погостах – нивы Божьи.
Мы в скитаниях – ничьи.

  Волею судьбы оказался поэт И. Умов за пределами России. Перед самой революцией, в 1913 году, Иван Павлович был назначен вице секретарем российского консульства в Александрии. Он «…только что обосновался на берегах Нила, как события изменили, вернее, – разрушили основные законы России, и императорские консулы за рубежом остались не у дел. И. П. Умов автоматически превращается в человека без родины в Египте», – писал, прозаик, критик и журналист, Георгий Гребенщиков в 1949 году в предисловии к книге стихов Умова «Незримый гость» (Southbury: Atlas Printing, 1949). Так Иван Умов оказался отрезанным от России, от родных, в чужой стране с другой культурой, традициями, обычаями.

 

История загадочной и древней страны Египет, его религия, мистика, экзотика, древние пирамиды, сфинксы, сказочные берега Нила давно привлекали русских поэтов. Первым туда отправился Вл. Соловьев, не только с целью ознакомления с красотами страны, но для изучения и понимания ее религии – ислама. Египет он посетил дважды, и последний раз – незадолго до смерти. К этой стране, как и Иван Умов, он был по-своему и по-особому привязан. Когда в конце жизни Соловьева спросили, где бы он хотел жить, он написал: «В России или в Египте». Поездка в Египет стала для Соловьева каким-то мистическим озарением. Его глубоко личный опыт нашел  воплощение не только в его поэзии, но и в философском учении. У Соловьева было много последователей: Кузмин, Вяч. Иванов, Бунин, Гумилев, Бальмонт, А. Белый, Сирин, Брюсов, Глинка, Заболоцкий. Одним из посетителей Ивана Павловича Умова в Александрии, по  свидетельству внучатой племянницы Н. Ф. Мартыновой, был Николай Гумилев. По-видимому, остановка Гумилева в Египте была связана с его поездкой в Абиссинию. В память о встрече с Умовым Гумилев оставил в его альбоме автограф, помеченный «Александрия. 13 сентября 13. Н. Гумилев». Стихотворение хранится в Женеве, в архивах Сергея Иосифовича Умова, внука поэта.

В Египте существовала своя небольшая русская колония. По отчетным данным Лиги Наций, к 1926 году – из общего числа беженцев 1,160,000 человек – до Египта добралось не более полпроцента.  В подавляющем большинстве это были деникинские и врангелевские офицеры, для которых жизнь на чужбине начиналась в английском лагере на полпути между Каиром и Исмаилией. Востоковед Г. В. Горячкин в книге «Русская Александрия. Судьбы эмиграции в Египте» дает нам такую информацию: «Русские эмигранты, прибывшие в Александрию после разгрома деникинских войск на юге России, сформировали ядро белой эмиграции в Египте, существенно дополнили численность александрийских русских, оказавшихся в этом городе до 1920 г.». Однако в 1922 году англичане лагерь ликвидировали и вывезли всех его обитателей в Болгарию и Сербию.

С 1923 года положение русских в Египте резко меняется в связи с прекращением помощи эмигрантам. Беженцы из России оказались в Египте «в положении самых бесправных» и в ситуации «самой оскорбительной», в которой никогда не оказывались представители христианских держав в мусульманской стране. Как пишет тот же Г. Горячкин: «они теперь попали под надзор квартальных шейхов и стали подсудны местным трибуналам, а в случае их задержания должны были содержаться в местных тюрьмах». События октября 1923 г. еще более усилили разобщенность в стане русских беженцев, существовавшую и ранее.

По данным парижской газеты «Возрождение» к 1928 году русская колония состояла примерно из 1500 человек. В той же газете за 1928 год было напечатано письмо некой Надежды Тырковой из Каира, где она описывает жизнь русских беженцев в Египте. Она указывает на тот факт, что попасть русскому человеку из Европы в Египет без солидной рекомендации было практически невозможно, так как египетские власти не хотели допускать в страну большевиков. Но, даже получив визу, им приходилось проходить еще дополнительную проверку в Каире в русском бюро, во главе которого стоял Н. И. Виноградов. Виноградов, однако, дружески относился к новоприехавшим и старался, как мог, им помочь. В Каире была русская поликлиника и небольшая, но уютная русская церковь. Профессии инженеров и врачей пользовались наибольшим спросом. Офицеры же в большинстве случаев работали таксистами. Женщины зарабатывали вышиванием, которое пользовалось успехом у местных богатых дам, или работали гувернантками в европейских семьях, некоторые преподавали музыку, работали в больнице.

 

В Каире, Александрии и Порт-Саиде были созданы землячества, центром духовной жизни которых стали клубы и православные церкви. Так, например, в 1935 году в Каире был создан Клуб русской национальной молодежи, над помещением которого развивался русский национальный флаг. При клубе была организована библиотека, проводились лекции, доклады и вечера. Небольшое общежитие принимало малоимущих членов организации и оказывало им посильную материальную помощь.

 

Интересен факт, что Вице президентом каирского международного суда был русский – Юрий Владимирович Молостов, пробыв на этом посту больше 20 лет до своей кончины в 1930 году. Еще в 1909 году он был рекомендован русским царским правительством на должность члена международного  суда, и  после  революции, как и Умов,  остался  жить  в  Египте.  Среди русских, осевших в Египте, было немало талантливых ученых, художников, а также потомков старинного рода, как, например, Владимир Голенищев (1856-1947), оказавшийся за пределами России в 1915 г. Голенищев основал в Каире национальный египтологический центр и составил каталог папирусов Египетского музея. В Египте долгое время жил известный художник Иван Билибин, который, однако, в 1936 году вернулся в Россию. В 1929 году поселился в Египте на ферме князь Лев Голицын, с молодой женой, Маргаритой Голицыной, (свадьба состоялась в 1928 году в Париже). Он был сыном князя Александра Голицына. Но семью постигла трагедия – в возрасте 25 лет Маргарита Голицына умирает.

 

Иван Умов не был эмигрантом в том смысле, в каком мы его понимаем, – он был скорее, так же как и Молостов или Голенищев, «невозвращенцем». Но, как и его многие соплеменники, до конца жизни оставался он «ничьим», забытым на родной земле, ярко выразив эту мысль в стихотворении «Перелетные птицы»:

 

      Мы дети России, бездомные птицы,

Мы бедствуем всюду, под небом всех стран.

Летят разоренных скитальцев станицы

В Египет, в Алжир, на седой океан.     

 

Георгий Адамович в известной книге «Одиночество и свобода» продолжает ту же линию: «Мы стоим на берегу океана, в котором исчез материк, – и есть, вероятно, у всех эмигрантов чувство (во всяком случае, есть оно у представителей старой эмиграции, довоенной), что если бы даже домой мы еще и вернулись, то прежнего своего “дома” мы не найдем, и пришлось бы нам по-новому ко всему присматриваться и многому переучиваться». Таким образом, Россия для русского эмигранта, оставившего там дом, надежды, родных, могла быть только несбыточной мечтой, воспоминанием.

 

                О, если б знали вы, что русский на чужбине

                Не понят, одинок, всегда живет в мечтах

                О липах, о дубах, о вьюге на равнине,

                О белых лебедях на заливных лугах!

 

Одиночество стало спутницей многих эмигрантов, но в этом одиночестве творчество давало им духовные силы выжить на чужой земле. В одной из своих статей Юрий Мандельштам проводит мысль о том, что «только в одиночестве корень всякого творчества». Иван Умов, как и многие его соотечественники, писал в стол, писал «для себя», зная, что стихи его на родину никогда не вернутся.

 

                Живу один, холодный, безразличный,

                И друга мне средь трупов не найти,

                И мысль о смерти спутницей привычной

                Идет со мной на жизненном пути.

 

Эти сточки Ивана Павловича Умова, которого называли «александрийским Тютчевым», говорят нам о его душевном состоянии, той трагической тоске, какую испытывал он вдали от родины, несмотря на тот факт, что жизнь его сложилась намного благополучнее, чем жизнь многих эмигрантов, включая бывших белогвардейцев, оказавшихся в Египте. Несмотря на быструю адаптацию к новой жизни на чужой земле, воспоминания о России мучают и не оставляют поэта. Последний цикл своих стихов в сборнике «Незримый гость» он назвал «Неизменный сон. Венок сонетов “Новый храм” и стихи о России». Цикл этот он посвятил своему другу, поэту, князю Константину Константиновичу, «направлявшего» его первые шаги в русской поэзии. Какова же была судьба Ивана Павловича Умова, этого необычного человека, полиглота, поэта, музыканта?

Отец Павел Иванович                Мать Варвара Алексеевна               Сестра Вера Павловна               Дочь Екатерина Ивановна

Отец Павел Иванович             Мать Варвара Алексеевна       Сестра Вера Павловна               Дочь Екатерина Ивановна

Поэт бунинской школы, Иван Умов родился в Старо-майнском районе Ульяновской области, в поселке Умовка, на берегу Волги, в родовом имении отца. Интересна богатая история рода Умовых. Прадед Ивана Павловича Умова, Павел Михайлович, был богатым помещиком Казанской губернии и носил в начале XIX века фамилию Наумов. Любовь к крепостной крестьянке Матрене Тихоновне, изменила полностью судьбу семьи. И хотя она родила ему несколько сыновей и дочерей, чтобы не рассорить его с родными, которые были против этого брака, выйти замуж за него она отказалась. По обычаям того времени, дворянским детям, родившимся вне официального брака, давали усеченную фамилию. Так и получили Наумовы фамилию Умовых. В родстве Умовых было много известных и талантливых людей, среди которых можно отметить выдающегося физика XIX века Николая Алексеевича Умова. Дед, тоже Иван Павлович, стал видным военным и общественным деятелем. Только ему одному, Ивану Павловичу, по высочайшему повелению было присвоено дворянское звание. Несмотря на свое происхождение, был он известен как ярый крепостник. Женился дед Ивана Умова на баронессе, дочери полковника, участника декабристского восстания, Александре Федоровиче фон-дер Бриггере.

 

Отец Ивана Павловича, Павел Иванович, герой Плевны (русско-турецкой войны конца XIX века), и мать Варвара Алексеевна имели двоих детей – Ивана и Веру. Сестра была на год старше брата и умерла в 1975 году. Как он сам вспоминал, малая родина привольного Поволжья оказала большое влияние на его воспитание. Здесь жили известные российские литераторы и историки — Державин, Карамзин, Аксаков, Сологуб и другие. Возможно, это сыграло определенную роль в жизни будущего поэта. «Потомок одного из декабристов, выросший в родовом имении своего отца, героя Плевны, на привольном Поволжье, где в пору его детства и юности культурную атмосферу его семьи создавало близкое соседство поместий, в которых жили и творили Державин, Карамзин, Аксаков, граф Сологуб и другие. Умов с юности воспринял культурные традиции и получил хорошее воспитание», – пишет о нем Георгий Гребенщиков. О счастливом детстве, об отце, о том пути, который указывал ему отец, вспоминал И. Умов в стихотворении «На утре лет»:

 

                Январским ярким днем, смеющимся ребенком,

                Спешил я за отцом вдоль оснеженных лип.

                Я падал, вязнул в снег и в перелеске звонком

                Ступал в следы отца, морозный слыша скрип.

 

                И, непричастный здесь, ни лжи, ни укоризне,

                Незлобный мой отец, чей образ берегу.

                На смех мой обратясь, как будто в лучшей жизни,

                Указывал мой путь – свой чистый след в снегу.                             

 

Юношей Иван Умов поступает в Симбирский кадетский корпус. В 1900 году туда прибыл Великий князь Константин Константинович. В честь его приезда устроили концерт, на котором читал свои стихи молодой кадет Иван Умов. Талант его особенно отметил Великий князь, сам писавший стихи и ценивший русскую поэзию. После  окончания Симбирского корпуса Иван Умов занимается в военно-инженерном училище в Санкт-Петербурге, где, наряду с обучением по общей программе, он успешно делает переводы с восточных языков, включая Омара Хайяма. В 1903-1908 гг. Умов служил в Крыму и в Киеве военным инженером в сапёрных войсках. Тяга к углубленному изучению восточных языков и любовь к восточной поэзии приводит его в Московский Лазаревский институт. В 1913 г, по окончании института, Умов получает назначение на должность вице-­консула в Александрию.

 

К этому времени Иван Павлович уже знал десять языков: пять западных – французский, английский, немецкий, итальянский, испанский; и пять восточных – арабский, персидский, грузинский, турецкий, сирийский. Знания европейских и восточных языков открыли ему дорогу не только в общество богатых египтян, но и «в пределы среднеазиатских и европейских литератур». Знание же английского, французского, немецкого, итальянского, испанского и русского послужили ему дипломами «на вселенское гражданство». Он занимается переводами, пишет стихи не только на русском, но на французском, арабском и других языках. Вход в «высшее» местное общество обеспечивает ему и удачный брак – Иван Умов женится на богатой христианке ливанского происхождения из знатного рода, обладавшего в Египте большой недвижимостью. Ей, Александре Иосифовне Умовой, посвятил он цикл своих стихов «Жертва. Образы русских женщин» в книге «Незримый гость».

 

Однако не все было в его жизни так благополучно. Как пишет Геннадий Горячкин в книге «Судьбы эмиграции в Египте», спустя пять лет пребывания в Египте Иван Умов попадает в непонятную историю, связанную якобы с освобождением от военной службы своего соотечественника. Как человек чести, Умов принял всю вину на себя. Консульский суд решает отстранить его от работы и отослать в Россию. Неизвестно, как трагически могла бы сложиться его судьба в пореволюционной России, если бы по дороге в свою бывшую родину не получил бы он разрешение вернуться в Египет. Снова оказался он в Александрии в 1917 году, где осталась вся его семья.

 

В поисках своего места в жизни, человек необыкновенно одаренный, И. Умов решает посвятить свою жизнь музыке и поступает в Лондонскую консерваторию. В 1936 году он окончил консерваторию по классу фортепьяно. Блестящее музыкальное образование дает ему, как пианисту, возможность преподавать музыку и успешно выступать с концертами перед широкой публикой. Это обеспечивает ему также и материальное благосостояние. Счастливый брак, четверо одаренных детей (трое сыновей и дочь), успешные выступления с концертами по всему миру – казалось бы, он должен быть удовлетворен своей новой жизнью. Детям он дает лучшее образование, дочь Катя становится известной балериной. Вместе с братом она составляла основу Александрийского симфонического оркестра. «Он, казалось, мог бы не скучать по мутной Волге и туманным всероссийским весям, но сила заложенной в нем культуры и непоколебимая любовь к родному народу оказались сильнее и притягательнее всех благ европейской цивилизации и экзотики восточных стран», – отмечает Гребенщиков в предисловии к его книге стихов.

 

                Уйдем… но тоска роковая

                Разыщет, измучит опять.

                Мы к людям вернемся, родная,

                Чтоб общею болью страдать.

 

Но трагедия душевная, связанная с тоской по родине, была не единственной трагедией в его жизни. В 1955 году летом умирает старший сын Ивана Павловича, а 17 сентября в возрасте 29 лет уходит из жизни в результате несчастного случая (неудачно упав и ударившись виском) любимая дочь Екатерина, не только талантливая балерина, виолончелистка, но и музыкальный критик. Екатерина (Катя, как ее звали друзья) была любима друзьями и популярна среди александрийской молодежи. Через три года после ее смерти Иван Павлович издал на французском языке небольшой сборник стихов, посвященный ее памяти. Кроме его собственных стихов в этот сборник вошли его переводы на французский язык поэзии Пушкина, Лермонтова, Фета, Бунина, А. Толстого, Бальмонта и Ахматовой.

 

Иван Умов писал стихи на разных восточных и европейских языках, но, тем не менее, больше всего писал он все-таки на родном языке. В его архивах было найдено множество тетрадей с русскими стихами, которые он не решался опубликовать. Будучи строгим к своему творчеству, он считал, что они все еще нуждаются в корректировке, пересмотре и в приведении их в порядок. Однако, уступив своим близким, он согласился отобрать четыре тетради своих стихов для первой его русской книги и приурочить ее выпуск к стопятидесятилетию со дня рождения А. С. Пушкина. Так вышел в 1949 году его единственный сборник стихов «Незримый гость». Эту книгу стихов он посвятил своему другу, пушкинисту, филологу и поэту, Модесту Людвиговичу Гофману (1887-1959). В книге ряд сонетов, написанных в память о любимых поэтах и писателях: Лермонтове, Пушкине, Достоевском, Короленко, Некрасове, Бунине и др.

 

Надо отметить, что в 20-х годах в Египте была своя немногочисленная поэтическая диаспора. Среди них известен был кадетский поэт Николай Воробьев (настоящая фамилия Богаевский),  кадетский корпус которого в 1929 году был эвакуирован в Египет. Кроме И. Умова среди бывших царских дипломатов выделялся своей деятельностью А. А. Смирнов, находившийся в Египте с 1905 года на должности Чрезвычайного посланника и Полномочного министра. Еще до революции Смирнов серьезно занимался литературой, и как его охарактеризовал один из его друзей: «он был известен как незаурядный поэт, и стихи его часто появлялись в печати и пользовались успехом». Однако настоящих профессиональных литераторов там практически не было, хотя и издавались литературные журналы. Так журнал «На чужбине», издававшийся в лагере русских беженцев под Александрией, по словам востоковеда В. В. Белякова («Восточный архив», №1, 2014), «изобилует стихами». Он называет фамилии Г. З. Денисовой и Ф. Щербакова. Другой журнал, «Донец на чужбине», как указывает Беляков, был полностью посвящен литературному творчеству. Это был рукописный журнал, издававшийся в лагере Донского кадетского корпуса, расположенного в Исмаилии. Первые шесть номеров журнала вышли в количестве 718 экземпляров. Была и своя культурная жизнь – проходили такие вечера, как чтение и разбор произведений А. Белого, Достоевского. В 1922 году был организован местный любительский театр. Часто приезжали на гастроли в Египет русские артисты. Большим успехом у публики пользовался балет, в котором танцевала Анна Павлова. Ей посвятил Иван Умов стихотворение «Умирающий лебедь»:

 

                В изгнаньи тихо умирая,

                Ты бьешь надломленным крылом,

                Поешь красу чужого края,

                А в тайне плачешь о былом.   

 

Среди гостей не раз бывал Федор Шаляпин. Все они, несомненно, встречались с Иваном Павловичем Умовым, известным пианистом и исполнителем произведений русских композиторов.

 

Иван Умов, прожив почти всю свою жизнь в этой экзотической стране на берегу Нила, стихов о ней почти не писал. Почему Иван Павлович так мало писал о Египте? Возможно, что ему, выросшему на Волге, знойная природа Египта не была близка. Мистика и красота этой страны не вдохновляла его, как поэта. Возможно, что чувства его совпадали с ощущениями Бальмонта, побывавшего в Египте:

 

Прекрасней Египта наш Север.
‎Колодец. Ведёрко звенит.
Качается сладостный клевер.
‎Горит в высоте хризолит.

А яркий рубин сарафана
‎Призывнее всех пирамид.
А речка под кровлей тумана…
‎О, сердце! Как сердце болит!

Поэзия Ивана Умова – не созерцательная, это не стихи постороннего наблюдателя, а скорее – переживания, духовная трагедия русского человека, тоскующего по родной земле, по той, оставленной культуре, по русской музыке, литературе, поэзии. Гражданственность звучания его поэзии тесно связана с Россией, нота ностальгическая особенно объемна. Язык его поэзии прост и понятен, тихая грустная эмоция, как мелодия русской задушевной песни, проходит через всю его поэзию. От отца заимствовал Иван Умов любовь к русской природе. Она осталась в его памяти как картина далекого прошлого, как призраки его той, другой жизни:

                За дряхлеющей рощей зеленой,

                На распутье у пыльных дорог,

                Близь часовни с разбитой иконой,

                Приютился во ржи бугорок.

 

Или:

 

                Я помню, помню в отдаленьи

                От озаренных детских мест,

                Старинный дом в родном селеньи

                                                Погост и крест…

 

Иван Павлович Умов был чужестранцем в той стране, где ему пришлось прожить долгую жизнь, но в религии и творчестве – в поэзии и музыке – находил он тот уголок счастья, куда мог он уйти, забыться и вспоминать то любимое, не забытое, что связывало его с Россией.

 

                О, светлый дух! Еще я у порога

                И чувствую: молитв и бдений много

                Мне предстоит пред древним алтарем

                Провесть в тиши, горя твоим огнем

                И твой напев твердить, склоняясь строго,

                Высоких дум и сил моля у Бога.

 

Иван Павлович Умов умер в 1961 году и похоронен на кладбище Шетби рядом с могилой дочери. В начале 60-х годов египетское правительство национализировало виллу Умовых, находившуюся в центре Александрии. Потомки поэта живут в Швейцарии.

       Обложка книги поэта. 1949 г                  Модест Гофман. Портрет работы Бакста

Обложка книги поэта. 1949 г                     Модест Гофман. Портрет работы Бакста

Иван П. УМОВ (1883-1961)

Александрия, Египет

 

       ИЗ СБОРНИКА «НЕЗРИМЫЙ ГОСТЬ»

 

DER DICHTER SPRIСHT[1]

 

Поэт говорит о природе,

О тайнах вседневных чудес,

О вечной духовной свободе

И чистой лазури небес.

 

Поэт говорит, но не внемлю

Словам необычных речей:

Сердца закоснелые дремлют

Под плесенью будничных дней.

 

Лишь тихо деревья вздыхают,

Когда в их тени он бредет

И в лад головами качают

Под песню, что странник поет.

 

ДВА ГОЛОСА

 

Уйдем от житейских волнений

В затишье раздольных полей,

Где после борьбы и лишений

Найдем неизменных друзей.

 

Привет вам во ржи колосистой,

Склоняясь, промолвят цветы.

И звезды нам ночью росистой

Засветят, дрожа с высоты.

 

Нас примут колосья с поклоном,

К дорожным припав колеям,

И встретит задумчивым звоном

Смиренный, ветшающий храм.

 

– Уйдем, но тоска роковая

Разыщет, измучит опять.

Мы к людям вернемся, родная,

Чтоб общею болью страдать.

 

* * * * *

Бываю благостные встречи

Одной прародины сынов,

Когда в словах чужих наречий

Вдруг прозвучат живые речи

Средь жизни мертвенных песков.

 

Так иногда у перевала

Два путника из разных стран

Под гул грозы, под гром обвала

Друг другу вверят, что скрывала

Душа в огне сердечных ран.

 

Так иногда ручей проворный,

Свергаясь с льдистой высоты,

Сольется вдруг с рекою горной,

И странник у тропинки торной

Находит редкие цветы.

 

ПРЕДКИ

 

От кристаллов камней драгоценных,

Мы храним любовь к прямым углам:

Прям и остр, и угол хат смиренных,

И веков величественных храм.

 

От цветов нетленное наследство –

Склонность к краскам, к радугам лучей

И растений мирное соседство –

Лист зеленый – радость для очей.

 

Мы, как рыбы, любим дождь и воды,

Океаны, дали без границ,

И приемлем в счастии свободы

Мир созвучий от веселых птиц.

 

И готовы мы раскрыть объятья

Тварям всем, породам всех зверей;

Чада праха, все родные братья,

Круг единый матери морей.

 

* * * * *

Старинный вальс поет слова разлуки.

Я вновь с тобой о прошлом говорю,

И призраку протягивая руки,

В твои глаза бесплотные смотрю.

На утре лет судьба нам улыбалась

У вешних вод разлившейся реки,

Нелепою разлука нам казалась,

Раскаты гроз так были далеки!

Один, вдали страдающей отчизны,

Средь вихрей бурь лишь чудом уцелев,

Я по тебе свершаю песней тризны

И шлю, как вальс, рыдающий напев.

Опять с тобой… О, горькое блаженство!

Ум шепчет мне, что оба смертны мы,

Но сердце вновь поет про совершенство

Там, вдалеке от жизненной тюрьмы.

 

НЕИЗМЕННЫЙ СОН

 

Все тот же сон – далекая Россия!

К тебе одной летит моя мечта,

Влечет твоя родная красота,

Зовут поля, твои леса глухие,

 

И серых дней напевы дождевые,

И вечеров осенних долгота,

Унылых рощ багрец и пестрота –

И зимние сугробы снеговые!

 

Я вновь живу средь отроческих грез,

Вновь чувствую, что мир земной не тесен…

Далекий звук знакомых с детства песен

 

Дарует мне поток ненужных слез.

В чужой среде, где сердце холодеет,

Оно в любви к отчизне молодеет.

 

ЗАБЫТЫЙ СОН

 

Забытый сон: угрюмый небосклон…

Нагая степь – распутие племен…

Верблюжий рев и острый скрип тележный,

Здесь вождь-монгол раскинул стан ночлежный,

Стенаньем жертв и кровью упоен.

 

Забытый сон: Шопена вальс…. Балкон…

Усадьбы мир…  Даль нивы безмятежной…

Но смерч взметен! Вновь клен и ряд колонн –

                                                                Забытый сон.

 

Из тьмы времен плывет забытый сон:

Вновь перейден двух жизней Рубикон…

Чрез море звезд, летя в простор безбрежный,

Впивая свет чистительный и нежный,

Вне сущности, вне чисел, вне времен

Вновь видит дух, над плотью вознесен,

                                                                Забытый сон…

 

ЧУЖЕСТРАНЦЫ

 

На нас отчужденности давней печать,

                                Нам общей струной не звучать!

Гостям мимолетным с различных миров

Ни скорби чужой, ни томлений, ни слов

                Душой никогда не понять!

 

В холодной толпе, средь рассеянных встреч

                                Удастся порой подстеречь

Глаза, где сияет родная мечта,

Узнать в незабвенной улыбке уста,

                                Подслушать заветную речь.

 

– Но только на миг обольщен человек –

                                В семье чужестранец навек –

И вновь он один, как пустынь бедуин,

Пред маревом ложным, где в скуке равнин

                                Ни гроз животворных, ни рек.

 

        У БЕЗДНЫ

 

        Играя с песком на прибрежье морском,

        Мой мальчик смеется так звонко,

  А волны шумят и в набеге своем

  Смывают постройки ребенка.

 

  В усадьбах отцы воздвигали дворцы,

  Но всхлынула грозная сила,

  Волной взволновала Росси концы

  И предков гнездо разорила.

 

  Опять возведем мы с любовью наш дом

  До бурь, до грядущих волнений.

  Мы – дети – у бездны играем с песком

  Под всплески людских поколений.

 

* * * * *

О, если б знали вы, как больно сердце бьется

Под шум дождей ночных, под шепот вечных дум,

Что мать – твой лучший друг – на зов не отзовется,

Что сердцем ты – старик, не нужен и угрюм!

 

О, если б знали вы, что русский на чужбине

Не понят, одинок, всегда живет в мечтах

О липах и дубах, о вьюге на равнине,

О белых лебедях на заливных лугах!

 

* * * * *

Пустой, лицемерный и лживый,

Зачем привлекает нас мир,

Где души не страстны, не живы,

Где пленников горестен клир.

 

Где только порою, как эхо,

Безгрешных и вольных миров,

Звон чистого детского смеха

Разгладит морщины рабов.

 

С улыбками радуйтесь, дети,

Надежда неведомых лет!

В нас – тайны грядущих столетий,

В нас – предков обманутых свет.

 

ПЕРЕЛЕТНЫЕ ПТИЦЫ

 

Мы дети России, бездомные птицы,

Мы бедствуем всюду, под небом всех стран.

Летят разоренных скитальцев станицы

В Египет, в Алжир, на седой океан.

 

Нас видели в Смирне у дряхлой мечети,

И в Римском Палаццо, в старинном окне,

А матери наши, а малые дети

Тоскуют о нас в незабвенной стране.

 

И мучит нас вечным, безмолвным укором,

То матери облик во мраке ночном,

То призрак сестры с угасающим взором,

То с плачем о хлебе дитя под окном.

 

 СОНЕТ

В Михайловском, с твоею верной няней,
В изгнании, по зимним вечерам,
Tы воздвигал творений светлый храм
Под вопли вьюг, средь бури завываний.

Под мерный лад старушечьих сказаний,
Tы жил в былом; а стекла ветхих рам,
Покойные порывистым ветрам,
Вносили стон в твой хор воспоминаний.

Tы видел вновь тенистый уголок
Cедой Москвы, привольной, старосветской;
В Лефортове, на улице Немецкой,

Tы рос в семье, как загнанный зверек;
Лишь нянею храним, был мир твой детский,
В глуши снегов от суеты далек.

 

 

 


[1] Говорит поэт (пер. в нем.)

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Елена Дубровина

Елена Дубровина — поэт, прозаик, эссеист, переводчик, литературовед. Родилась в Ленинграде. Уехала из России в конце семидесятых годов. Живет в пригороде Филадельфии, США. Является автором ряда книг поэзии и прозы на русском и английском языках, включая сборник статей «Силуэты» Составитель и переводчик антологии «Russian Poetry in Exile. 1917-1975. A Bilingual Anthology», а также составитель, автор вступительной статьи, комментариев и расширенного именного указателя к трехтомнику собрания сочинений Юрия Мандельштама («Юрий Мандельштам. Статьи и сочинения в 3-х томах». М: Изд-во ЮРАЙТ, 2018). В том же издательстве в 2020 г. вышла книга «Литература русской диаспоры. Пособие для ВУЗов». Ее стихи, проза и литературные эссе печатаются в различных русскоязычных и англоязычных периодических изданиях таких, как «Новый Журнал», «Грани», «Вопросы литературы», «Крещатик», «Гостиная», «Этажи». “World Audience,” “The Write Room,” “Black Fox Literary Journal,”, “Ginosco Literary Journal” и т.д. В течение десяти лет была в редакционной коллегии альманаха «Встречи». Является главным редактором американских журналов «Поэзия: Russian Poetry Past and Present» и «Зарубежная Россия: Russia Abroad Past and Present». Вела раздел «Культурно-историческая археология» в приложении к «Новому Журналу». Входит в редколлегию «Нового Журнала» и в редакцию журнала «Гостиная». В 2013 году Всемирным Союзом Писателей ей была присуждена национальная литературная премия им. В. Шекспира за высокое мастерство переводов. В 2017 году – диплом финалиста Германского Международного литературного конкурса за лучшую книгу года «Черная луна. Рассказы». Заведует отделом «Литературный архив» журнала «Гостиная».

4 Responses to “Елена ДУБРОВИНА. Иван Умов: «Мы в скитаниях ничьи»”

  1. avatar Ирина says:

    В статье неверные сведения. Сестра Ивана Павловича Умова – Вера Павловна – была старше брата всего на год и умерла в 1975 году.

    • avatar Elena says:

      Спасибо огромное, Ирина, за замеченную неточность. Я уже внесла исправление.

  2. avatar Андрей says:

    А не в селе Русские Юрткули родился Иван Павлович Умов?

Оставьте комментарий