RSS RSS

Елена ЧЕРНИКОВА. Русская женщина в городе. Документальный роман. Фрагмент

Книга «Русская женщина в городе» – сборник моих документов. Русская женщина в городе – я, персонаж московской жизни девяностых годов ХХ века. Шла по Москве репортёром, собирала время. Документы попадались на пути: подняла листовку, нашла билет, получила стенограмму съезда в Кремле как парламентский корреспондент газеты, написала статью, попала на фото, взяла интервью, получила дайджест в пресс-центре Белого дома на Краснопресненской набережной, вынесла бумаги за сутки до расстрела. Пресня – революционный район, и живущие на Пресне неотвратимо встречаются с историей, и мне повезло. Архив сам пришёл в руки.

Для этой книги оцифрованы бумажные произведения 90-х, которых нет в Интернете: газеты, журналы, листовки, экономические проекты, заявления тогдашней оппозиции, пресс-дайджесты, письма, талоны.

Исключительно важны даты. При вспоминании девяностых память подводит практически всех. Скажем, выставила я в фейсбуке фото двух талонных книжечек, на водку и табачные изделия, и задала один вопрос: какого года эти талоны? Ответы посыпались уверенные – от 1989 до 1992 гг. А такой вилки быть не может, поскольку между этими годами мало общего, но во внутреннем дворике мозга они схлопываются, и чем дальше, тем, бывает, увереннее врёт память. Не по вранливости человека частного, а по обновившемуся формату восприятия всего в его идентификационной группе.

Я настаиваю на точных датах, до минуты. Точность бывает добыта не в самых распиаренных документах времени, а в рядовых, незаметных по последствиям. Это известно архивистам и начинающим историкам: нашёл клад – и куда его пристроить? А если находка противоречит мейнстриму? А если не противоречит, но внезапно оживляет захороненных персонажей, случайно давая им вдохнуть ещё раз?

Далее – большая цитата из Г. Шиллера (1906), но по её толковости, хрустальной непредвзятости – простим её размер и вчитаемся.

«Материал, из которого всемирная история черпает свои сведения, называется источниками. Все эти источники можно разделить на две группы: традиции и остатки. То, что непосредственно осталось и сохранилось от событий, мы называем остатками, то же, что сохранилось косвенным путем, в человеческом освещении и по преданию, то мы обозначаем словом традиция. При классификации остатков руководящей точкой зрения является соображение, насколько им присуще намерение доставить материал для увековечения памяти о событиях. Вследствие этого мы отличаем остатки в тесном смысле, которые служат сами по себе частями событий и человеческих деяний без предвзятого намерения увековечения их памяти для потомства, следовательно, прежде всего, вещественные остатки людей, затем язык, условия жизни, обычаи, нравы, праздники, игры, культ, учреждения, законы, конституции, все продукты телесного и духовного развития людей, как, например, произведения науки и искусства, утварь, монеты, оружие, постройки, наконец, документы, как всякого рода договоры, публичные записи, протоколы, речи, газеты, памфлеты, письма и т. д. Из этих остатков следует выделить памятники, созданием которых руководило намерение сохранить событие, в виду различных целей, для тех, кого оно более или менее касается. Традиция всюду, хотя и в различной степени, проявляет намерение сохранить воспоминание о событии в известном освещении. При этом мы различаем образную традицию, т. е., изображение исторических событий или личностей в видимых образцах; устную – рассказы, мифы, пословицы, песни исторического содержания и, наконец, письменную, обнимающую собой календари, генеалогии, хроники, мемуары и исторические сочинения разного рода.

Систематическим собиранием источников стали заниматься с возрастающим рвением лишь с эпохи Возрождения. При этом предпочтение отдавалось письменной традиции, как наиболее доступному и легче удовлетворяющему материалу – таким материалом, прежде всего, служат документы, монографии, монеты. Зато собирание большинства остатков и памятников, а также устного предания долго оставалось в зачаточном состоянии…»[1]

Чем хорош профессор Шиллер, кроме качества письменной речи, так тем, что его историографии не довлело всесильное и потому верное учение[2]. Руководясь уважением к его классификации, я старалась всё взятое с собой из девяностых разложить по этим двух полочкам: созданное с целью увековечения события, то есть тенденциозные документы, и созданные без этого намерения, просто по ходу жизни.

Оказалось (и этому чувству пока ничто не противостоит), что в так называемое наше время простых остатков ищи хоть обыщись. Всё тянется к вечности, прости господи, никто не случаен, хотя встречный поток может иметь своё понятное намерение: смыть оппонента навсегда.

Оставив попытки быть архивариусом собственному архиву, я взяла принцип предельно субъективный: мой путь и документальное сопровождение. Более всего ценны бумаги с числами. Даже если это чей-то забытый крик в пустоте. Но на бумаге. Интернета ещё не было.

Например, призыв наивной «Трудовой России» к всеобщей стачке содержит дату – см. первую строчку – 2 января. Далее гневный текст с требованием, например, снизить цены. Бедолаги требуют, по сути, отменить предумышленное убийство. Казнь непонятливого народа называлась либерализация цен. Авторам листовки кажется, что правительство сделало грубую ошибку и можно убедить его одуматься. Поскольку правительство под водительством и. о. премьер-министра Гайдара, напротив, считало, что, отпустив цены, сделало лучшее из возможного, перспектив у этих протестов не было.

 

Цены были отпущены специально, посему требования авторов листовки бессмысленны. Что такое 2 января? В магазинах внезапно появилась еда. Я случайно зашла в гастроном на Баррикадной, тогда Площадь Восстания, и увидела взволнованных людей. Они смотрели на прилавок с тремя сортами колбасы, недоумевали о внезапном изобилии (три сорта 2 января 1992 года – это на 300 % больше, чем 31 декабря 1991 года), переводили взоры на ценники, задумывались. «Докторская», «Любительская» – то, что стоило (когда ещё бывало в магазинах) два двадцать и два восемьдесят за кило, сегодня стоило восемь рублей плюс-минус. Таких цен люди не видели никогда. Но это можно было брать. Никто не знал, что через месяц и брать будет не на что, и цена взлетит, а широкая публика узнает, что инфляция бывает не только на Западе, прежде загнивавшем в наших передовицах; она бывает и на Пресне. Читатели газет усвоят, что инфляция галопирует и стремится стать гипер. Читатели усвоят анекдот об инфляции 1991 года в условной Мексике («это когда в ресторане заказываешь по одной цене, а расплачиваешься по другой»).

Спустя десять месяцев с начала либерализации, в декабре 1992 года, Съезд народных депутатов РСФСР в Кремле отверг утверждение Гайдара премьер-министром. Я видела неизбрание Гайдара своими глазами, вживую, не по телевизору. Как парламентский корреспондент газеты, я была в Кремле и записывала каждое слово. У меня сохранились стенограммы выступлений. Премьером стал Черномырдин, изящно обыграв неловкого директора ВАЗа Каданникова[1].

Мои чувства по всему 1992 году более или менее переданы в очерке «Дом на Пресне»: см. https://gostinaya.net/?p=10261

***

Вторая часть моей коллекции имеет более внятное целеполагание.

Революцию всегда сопровождает медийное шоу. Я собирала пилотные номера новых газет и журналов, детищ издательского бума, и в голове доселе крутится завораживающая картинка: выходишь на улицу – и что-то новенькое с лотка уже тянет к тебе ручки.

Образ новой российской прессы, которая в 1991 году получила Закон о СМИ и принялась осваивать свободу слова, это гротеск и автопародия, но песня, и я её люблю. У медии случился бред свободы, возвышенное психическое состояние, интригующее. Оно неповторимо. Что делает человек, которому вчера было нельзя, а сегодня можно? Он орёт о накипевшем. Смотрите…

 

 

 

Читатели «Правды» кинутся искать правду.

Получат.

 

5

 

6     7     8   9   10   11

 

Незабываемо…

В феврале 1992 года я поняла, что машину не куплю (в 1991 училась и уже шла было сдавать на права). Если колбаса, которую я не ем, в один день взлетела втрое, а потом вчетверо, то машина, которую мне вот-вот брать, улетает в космос, ибо отложено было пять тысяч, а вчетверо – это будет двадцать тысяч, а таких денег у меня нет и не предвидится, судя по колбасе, долго.

Лечиться от иллюзий всегда полезно.

 

12

 

Продолжение в книге «Русская женщина в городе».

Выход намечен на ноябрь 2017 года, в Москве.


[1] https://ru.wikipedia.org/wiki/Каданников,_Владимир_Васильевич


[1] Шиллер, Герман. Всемирная история с древнейших времён до начала двадцатого столетия. Глава III – Источники Всемирной Истории. С.-Петербург. Издательство «Вестник Знания» (В. Битнера), 1906-7 г.

 

[2] «Учение Маркса всесильно потому, что оно верно». Ленин.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Елена Черникова

Елена Черникова - писатель (проза, драматургия). Основные произведения: романы "Золотая ослица", "Скажи это Богу", "Зачем?", "Вишнёвый луч", "Вожделение бездны", сборники "Любовные рассказы", «Посторожи моё дно», пьесы и др. Журналист (печатные и электронные СМИ). Автор и ведущая программ радио с начала 1990-х. Автор учебников "Основы творческой деятельности журналиста" (издания 2005 и 2012) и "Литературная работа журналиста" (2007), руководств "Азбука журналиста" (2009) и "Грамматика журналистского мастерства"(2011). Преподаватель журналистского творчества в Московском институте телевидения и радиовещания "Останкино" (с марта 2009). Дипломант V Всероссийского конкурса премии "Хрустальная роза Виктора Розова"(2006) в номинации "Лучший радиоведущий". Обладатель медалей "За вклад в отечественную культуру" (2006), "За доблестный труд" (2007), Им. А. П. Чехова (2010), ордена Серебряного Орла "За высоту творческих свершений" (2008). Персонаж каталогов "Знаменитые люди Москвы", "Женщины Москвы", "Воронежской историко-культурной энциклопедии", Европейской энциклопедии "Кто есть кто". Живёт в Москве.

Оставьте комментарий