Ирина АКС. Михаил Бриф: «Не столь англоязычен, / сколь англоглухонем»

Михаил БрифВот уже 16 лет Михаил Бриф живет и продолжает свою творческую жизнь в веке двадцать первом, и среди стихов, написанных им в последние годы, немало таких, что по праву входят в его личный список «избранного»… В наше суетливое время, когда «утром в газете – вечером в И-нете», творческая личность теряет возможность доводить до совершенства свои произведения перед публикацией. Эта работа над словом, кажется, осталась навсегда в прошлом веке, как ручная резьба по камню или плетение кружев – пять квадратных сантиметров в неделю… Михаил Бриф не относится к этому типу современных поэтов. У него нет и никогда не было Интернет-странички, он по-прежнему пишет стихи карандашом на бумаге, а потом терпеливо ждет, пока их опубликуют в журнале. Публикуют его, надо сказать, много и охотно: достаточно посмотреть на его страницу в Журнальном Зале  или просто спросить у вездесущего Google – и окажется, что Михаил Бриф – известный поэт, на его стихи написано немало песен  , и даже любительская запись его «Поздней любви» насчитывает больше тысячи просмотров.

 

Михаил Бриф  с радостью идет «в народ» и читает свои стихи

Однако он не умеет охотиться на читателей и благосклонно комментировать фотографии их кошек и автомобилей, привлекая их таким образом на свою страничку, которой, повторяю, не существует вовсе. Так что широкая популярность знаменитых «сетевых поэтов» ему недоступна… И наше дело – позаботиться о его стихах, чтоб не постигла его судьба Фирдуси из известного стихотворения Дмитрия Кедрина «Приданое».

 

В марте 2017-го Михаил Бриф отмечает юбилей: 17-го числа ему исполняется 70 лет. Впервые его стихи были опубликованы почти 60 лет назад… И если вы готовы читать хорошие стихи «бескорыстно», не ожидая от автора «ответных лайков» на вашей страничке –  они перед вами. Прочтите, не пожалеете.

 

УЖЕ НАПИСАН ВЕРТЕР

Листву сшибает ветер,
от леса – лишь наброски…
Уже написан Вертер.
Уже дочитан Бродский.
Доколе душу мучить,
коль всех давно издали?
Но лучшие из лучших
ушли в иные дали.

Все лучшие поэты
уже в иных пределах…
Зато избыток света
средь веток поределых.
* * *

Я был рожден слагать симфонии,
дарить волшебную идиллию.
Меня не приняли, не поняли,
велели поменять фамилию.
Но прочь, сомнения напрасные,
долой преграды, те ли, эти ли!..
Хотел со всеми петь и праздновать.
Пришел. Назвался. Не заметили.
* * *

За собою вслед не тороплю
ни любви, ни славы, ни восторга.
Я сторонник самого простого:
разлюбил – так значит не люблю.
Оземь расшибается звезда,
догорает жизни головешка.
Ну давай, решай! Довольно мешкать!
Убегать – так раз и навсегда!
РАЗОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК

Ветер буйствует у пристани,
злобный ливень гонит к дому.
Кто я? Тот, кто внемлет пристально
звездам, радугам и грому.

Разночтенье – наказуемо,
зря держался строгих правил.
Певчий дар непредсказуемый
нынче вновь меня оставил.

Лес гниет вокруг, порубленный,
кладбище зато отменным
будет здесь, где жизнь погублена.
Что ж не рады переменам?

Жалок край мой увядающий,
столько лет сносил невзгоды…
Кто я? Странник, наблюдающий
отчуждение природы.

 

КРАЙ ИСТЕРЗАННЫХ РЕК

Сыну Косте
Волны бились о камни.
Не забыть мне вовек,
не забыть никогда мне
край истерзанных рек.
На пространствах огромных
клёва нет навсегда,
только бревна да бревна
да гнилая вода.

Хорошо, ты здесь не был,
мне же вынесть невмочь
то злосчастное небо,
ту кромешную ночь.

Я же видел воочью
волн угрюмый разбег,
я же слышал той ночью
плач истерзанных рек.

Не добраться к постели,
не уснуть все равно.
Бревна люто скрипели,
уходили на дно.

А другие вопили,
ошалев от тоски,
и друг друга топили –
словом, все по-людски.
…Будет время иное,
воспарит человек,
но сейчас предо мною
край истерзанных рек.
* * *

Такая жалкая картина –
палач улыбчив и любезен:
«Без вас тоскует гильотина,
мой господин, Париж вам тесен».
Вчера балы, амуры, сплетни,
сегодня – музыка иная,
и стоит ли Париж обедни,
я сам, по совести, не знаю.
Палач мне руку пожимает,
улыбку выжимает снова.
«Как ваша светлость поживает?»
«Спасибо, –  говорю, – хреново».
* * *

Зажглась новогодняя елка,
застыли в проеме дверей
еврей и татаро-монголка
и сын их, дремучих кровей.

Свою непохожесть отважно,
достойно они пронесут,
начхав на бездушие ваше,
на злой ваш, неправедный суд.

Вот были б добрее вы к ним бы,
забыли бы гнусность и зло, –
над вами бы вспыхнули нимбы
и к вам бы прозренье пришло.
НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ
Дождь стеной стоит на горизонте,
гром грохочет, зычно, многотрубно.
Жизнь с тобой – год за три, как на фронте,
уцелеть в сраженьях крайне трудно.
Словно бы лимон, я нынче выжат,
словно бы расплющен лавой некой.
Даже если доведется выжить,
будешь инвалидом все ж, калекой.
Только б не отчаяться, не спиться,
только бы не мыкать жизнь увечным…
Вечный бой, покой нам только снится.
Вечный бой перед покоем вечным.
* * *

Постой! Не злобствуй и не гневайся!                   ‘
Не вече здесь и не собрание.
Любовь, ты где? Явилась ненависть,
дом превратился в поле бранное.
В аду возможны ль откровения?
Нельзя же лгать до бесконечности?
Проси прощенья у мгновения.
Проси прощения у вечности.
Бред подлежащих и сказуемых.
Опомнись, на судьбу не жалуйся.
Одна любовь – непредсказуема,
доверься ей одной, пожалуйста.
Заройся в теплое и нежное,
чтоб разобраться в малой малости:
всех женщин создал Бог, конечно же,
но кто характер дал им дьявольский?
* * *

В деревушке, где горя хлебнули все досыта,
где на каждом подворье лютует беда,
услыхала девчушка по радио Моцарта –
поразилась, опешила вдруг навсегда.
По тропиночке скользкой, исхоженной, узенькой,
где с обеих сторон чахнут яблоньки в ряд,
поспешила девчушка вдогонку за музыкой
и уже никогда не вернулась назад.
* * *

Как ты день прожила без меня?
Был все так же раскован твой смех?
Любят все, только любят – не всех.
Как ты день прожила без меня?
Как ты год прожила без меня?
Вдосталь было соблазнов, утех?
Любят все, только любят – не всех.
Как ты год прожила без меня?
Как ты жизнь прожила без меня?
Позабыла? Но это не грех.
Любят все, только любят – не всех.
Вот и жизнь пронеслась без меня.
* * *

Ай, характер мой несносный!..
С топором средь бела дня,
век мой грозный, високосный
под шаблон кроил меня.
Он губил меня бесстрастно,
но, как жутко ни карал,
в безвоздушное пространство
я стихи свои орал.
ПОЛИГЛОТ

В Нью-Йорке мне все чаще
грозит душевный срыв,
не англоговорящ я,
я англомолчалив.

К ликбезам не привычен,
в Нью-Йорке сник совсем,
не столь англоязычен,
сколь англоглухонем.

Михаил Бриф читает свои стихи

Михаил БрифВот уже 16 лет Михаил Бриф живет и продолжает свою творческую жизнь в веке двадцать первом, и среди стихов, написанных им в последние годы, немало таких, что по праву входят в его личный список «избранного»… В наше суетливое время, когда «утром в газете – вечером в И-нете», творческая личность теряет возможность доводить до совершенства свои произведения перед публикацией. Эта работа над словом, кажется, осталась навсегда в прошлом веке, как ручная резьба по камню или плетение кружев – пять квадратных сантиметров в неделю… Михаил Бриф не относится к этому типу современных поэтов. У него нет и никогда не было Интернет-странички, он по-прежнему пишет стихи карандашом на бумаге, а потом терпеливо ждет, пока их опубликуют в журнале. Публикуют его, надо сказать, много и охотно: достаточно посмотреть на его страницу в Журнальном Зале  или просто спросить у вездесущего Google – и окажется, что Михаил Бриф – известный поэт, на его стихи написано немало песен  , и даже любительская запись его «Поздней любви» насчитывает больше тысячи просмотров.

 

Михаил Бриф  с радостью идет «в народ» и читает свои стихи

Однако он не умеет охотиться на читателей и благосклонно комментировать фотографии их кошек и автомобилей, привлекая их таким образом на свою страничку, которой, повторяю, не существует вовсе. Так что широкая популярность знаменитых «сетевых поэтов» ему недоступна… И наше дело – позаботиться о его стихах, чтоб не постигла его судьба Фирдуси из известного стихотворения Дмитрия Кедрина «Приданое».

 

В марте 2017-го Михаил Бриф отмечает юбилей: 17-го числа ему исполняется 70 лет. Впервые его стихи были опубликованы почти 60 лет назад… И если вы готовы читать хорошие стихи «бескорыстно», не ожидая от автора «ответных лайков» на вашей страничке –  они перед вами. Прочтите, не пожалеете.

 

УЖЕ НАПИСАН ВЕРТЕР

Листву сшибает ветер,
от леса – лишь наброски…
Уже написан Вертер.
Уже дочитан Бродский.
Доколе душу мучить,
коль всех давно издали?
Но лучшие из лучших
ушли в иные дали.

Все лучшие поэты
уже в иных пределах…
Зато избыток света
средь веток поределых.
* * *

Я был рожден слагать симфонии,
дарить волшебную идиллию.
Меня не приняли, не поняли,
велели поменять фамилию.
Но прочь, сомнения напрасные,
долой преграды, те ли, эти ли!..
Хотел со всеми петь и праздновать.
Пришел. Назвался. Не заметили.
* * *

За собою вслед не тороплю
ни любви, ни славы, ни восторга.
Я сторонник самого простого:
разлюбил – так значит не люблю.
Оземь расшибается звезда,
догорает жизни головешка.
Ну давай, решай! Довольно мешкать!
Убегать – так раз и навсегда!
РАЗОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК

Ветер буйствует у пристани,
злобный ливень гонит к дому.
Кто я? Тот, кто внемлет пристально
звездам, радугам и грому.

Разночтенье – наказуемо,
зря держался строгих правил.
Певчий дар непредсказуемый
нынче вновь меня оставил.

Лес гниет вокруг, порубленный,
кладбище зато отменным
будет здесь, где жизнь погублена.
Что ж не рады переменам?

Жалок край мой увядающий,
столько лет сносил невзгоды…
Кто я? Странник, наблюдающий
отчуждение природы.

 

КРАЙ ИСТЕРЗАННЫХ РЕК

Сыну Косте
Волны бились о камни.
Не забыть мне вовек,
не забыть никогда мне
край истерзанных рек.
На пространствах огромных
клёва нет навсегда,
только бревна да бревна
да гнилая вода.

Хорошо, ты здесь не был,
мне же вынесть невмочь
то злосчастное небо,
ту кромешную ночь.

Я же видел воочью
волн угрюмый разбег,
я же слышал той ночью
плач истерзанных рек.

Не добраться к постели,
не уснуть все равно.
Бревна люто скрипели,
уходили на дно.

А другие вопили,
ошалев от тоски,
и друг друга топили –
словом, все по-людски.
…Будет время иное,
воспарит человек,
но сейчас предо мною
край истерзанных рек.
* * *

Такая жалкая картина –
палач улыбчив и любезен:
«Без вас тоскует гильотина,
мой господин, Париж вам тесен».
Вчера балы, амуры, сплетни,
сегодня – музыка иная,
и стоит ли Париж обедни,
я сам, по совести, не знаю.
Палач мне руку пожимает,
улыбку выжимает снова.
«Как ваша светлость поживает?»
«Спасибо, –  говорю, – хреново».
* * *

Зажглась новогодняя елка,
застыли в проеме дверей
еврей и татаро-монголка
и сын их, дремучих кровей.

Свою непохожесть отважно,
достойно они пронесут,
начхав на бездушие ваше,
на злой ваш, неправедный суд.

Вот были б добрее вы к ним бы,
забыли бы гнусность и зло, –
над вами бы вспыхнули нимбы
и к вам бы прозренье пришло.
НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ
Дождь стеной стоит на горизонте,
гром грохочет, зычно, многотрубно.
Жизнь с тобой – год за три, как на фронте,
уцелеть в сраженьях крайне трудно.
Словно бы лимон, я нынче выжат,
словно бы расплющен лавой некой.
Даже если доведется выжить,
будешь инвалидом все ж, калекой.
Только б не отчаяться, не спиться,
только бы не мыкать жизнь увечным…
Вечный бой, покой нам только снится.
Вечный бой перед покоем вечным.
* * *

Постой! Не злобствуй и не гневайся!                   ‘
Не вече здесь и не собрание.
Любовь, ты где? Явилась ненависть,
дом превратился в поле бранное.
В аду возможны ль откровения?
Нельзя же лгать до бесконечности?
Проси прощенья у мгновения.
Проси прощения у вечности.
Бред подлежащих и сказуемых.
Опомнись, на судьбу не жалуйся.
Одна любовь – непредсказуема,
доверься ей одной, пожалуйста.
Заройся в теплое и нежное,
чтоб разобраться в малой малости:
всех женщин создал Бог, конечно же,
но кто характер дал им дьявольский?
* * *

В деревушке, где горя хлебнули все досыта,
где на каждом подворье лютует беда,
услыхала девчушка по радио Моцарта –
поразилась, опешила вдруг навсегда.
По тропиночке скользкой, исхоженной, узенькой,
где с обеих сторон чахнут яблоньки в ряд,
поспешила девчушка вдогонку за музыкой
и уже никогда не вернулась назад.
* * *

Как ты день прожила без меня?
Был все так же раскован твой смех?
Любят все, только любят – не всех.
Как ты день прожила без меня?
Как ты год прожила без меня?
Вдосталь было соблазнов, утех?
Любят все, только любят – не всех.
Как ты год прожила без меня?
Как ты жизнь прожила без меня?
Позабыла? Но это не грех.
Любят все, только любят – не всех.
Вот и жизнь пронеслась без меня.
* * *

Ай, характер мой несносный!..
С топором средь бела дня,
век мой грозный, високосный
под шаблон кроил меня.
Он губил меня бесстрастно,
но, как жутко ни карал,
в безвоздушное пространство
я стихи свои орал.
ПОЛИГЛОТ

В Нью-Йорке мне все чаще
грозит душевный срыв,
не англоговорящ я,
я англомолчалив.

К ликбезам не привычен,
в Нью-Йорке сник совсем,
не столь англоязычен,
сколь англоглухонем.

Михаил Бриф читает свои стихи