Наталья ПОЛЯКОВА. «У черной дыры на краю…»

* * *

 

Пока лежишь ты высохшим цветком,

уткнувшись в буквы на листе шершавом,

идет ребенок в шортах босиком

и синий цвет несет в ведерке ржавом.

 

А в нем цыплячий тополиный пух,

и черные гремят на дне моллюски.

У ласточек захватывает дух,

и радио трещит по-белорусски.

 

Но память просит точный перевод,

по ком звенело старое ведерко.

И кажется, переведешь вот-вот

сквозь пустоту смешливого ребенка.

 

Пусть он отыщет в «Горе от ума»

пастушьей сумки позвоночник ломкий.

И смерть пройдет как обморок – сама

по самой кромке.

* * *

 

Горят каштаны в тысячу свечей,

Свет на стене от них неодинаков.

По лестнице пожарной от врачей

Сбегает в сад проснувшийся Иаков.

 

За хрупким самолетиком в ветвях,

За мотыльком, попавшим в паутину.

Он их спасет, он спас уже на днях

Коровку божию, упавшую на спину.

 

За подвиг свой, за свой ночной побег

Жгутом привязан к панцирной кровати.

Но ангел – нянечка – сердечный человек

Хлеб принесла, и пахнет им в палате.

 

* * *

 

Если б знал знаменитый Коперник –

Мы у черной дыры на краю

Собираем бессмертный бессмертник

И латаем лачугу свою.

 

Люстру – в центр и мебель – вдоль стенки.

Обживаем кирпич и бетон.

Раздвигаем диван и коленки.

И не плачем, не плачем потом.

 

Вещи крутит машинка по кругу.

Полоскание, глажка, шитье.

Космонавты берут на поруку

Бессистемное наше житье.

 

Ближе к морю ветвистее устье.

Космос помнит своих мертвецов.

Мы находим младенцев в капусте

И растим их потом без отцов.

 

 

Центральный рынок в Ростове-на-Дону

 

Там свет, как снег, идет наискосок

И крутит сонный воздух воскресенья.

Там из граната давят терпкий сок.

Там сало, раки, овощи, соленья.

 

Под куполом торговые ряды,

На стенах рам графические тени.

Там снятся яблокам осенние сады

И пряный запах скошенных растений.

 

В глазах у рыб застыл холодный свет

Большой реки и вод ее теченье,

В которой рыбаков, как смерти, нет –

Есть только осень в авторском прочтенье.

 

Пустые руки виноградных лоз,

И ягоды оставлены на зиму.

Кружение над ними сонных ос.

Узор листвы в земле на половину.

 

Над ним силки трамвайных проводов.

В них месяца потерянный воланчик.

И семена, и стайка воробьев,

И бабушка. Купи у ней стаканчик.

 

 

* * *

 

Пока лежишь ты высохшим цветком,

уткнувшись в буквы на листе шершавом,

идет ребенок в шортах босиком

и синий цвет несет в ведерке ржавом.

 

А в нем цыплячий тополиный пух,

и черные гремят на дне моллюски.

У ласточек захватывает дух,

и радио трещит по-белорусски.

 

Но память просит точный перевод,

по ком звенело старое ведерко.

И кажется, переведешь вот-вот

сквозь пустоту смешливого ребенка.

 

Пусть он отыщет в «Горе от ума»

пастушьей сумки позвоночник ломкий.

И смерть пройдет как обморок – сама

по самой кромке.

* * *

 

Горят каштаны в тысячу свечей,

Свет на стене от них неодинаков.

По лестнице пожарной от врачей

Сбегает в сад проснувшийся Иаков.

 

За хрупким самолетиком в ветвях,

За мотыльком, попавшим в паутину.

Он их спасет, он спас уже на днях

Коровку божию, упавшую на спину.

 

За подвиг свой, за свой ночной побег

Жгутом привязан к панцирной кровати.

Но ангел – нянечка – сердечный человек

Хлеб принесла, и пахнет им в палате.

 

* * *

 

Если б знал знаменитый Коперник –

Мы у черной дыры на краю

Собираем бессмертный бессмертник

И латаем лачугу свою.

 

Люстру – в центр и мебель – вдоль стенки.

Обживаем кирпич и бетон.

Раздвигаем диван и коленки.

И не плачем, не плачем потом.

 

Вещи крутит машинка по кругу.

Полоскание, глажка, шитье.

Космонавты берут на поруку

Бессистемное наше житье.

 

Ближе к морю ветвистее устье.

Космос помнит своих мертвецов.

Мы находим младенцев в капусте

И растим их потом без отцов.

 

 

Центральный рынок в Ростове-на-Дону

 

Там свет, как снег, идет наискосок

И крутит сонный воздух воскресенья.

Там из граната давят терпкий сок.

Там сало, раки, овощи, соленья.

 

Под куполом торговые ряды,

На стенах рам графические тени.

Там снятся яблокам осенние сады

И пряный запах скошенных растений.

 

В глазах у рыб застыл холодный свет

Большой реки и вод ее теченье,

В которой рыбаков, как смерти, нет –

Есть только осень в авторском прочтенье.

 

Пустые руки виноградных лоз,

И ягоды оставлены на зиму.

Кружение над ними сонных ос.

Узор листвы в земле на половину.

 

Над ним силки трамвайных проводов.

В них месяца потерянный воланчик.

И семена, и стайка воробьев,

И бабушка. Купи у ней стаканчик.