Марина ХЛЕБНИКОВА (1958-1998). Безымянная трава

Марина Хлебникова ДёминаХлебникова (Демина) Марина Сергеевна
Родилась в г.Одессе. После окончания в 1981г. Одесского политехнического института работала инженером-программистом, писала стихи, публиковалась в московской и одесской периодической печати, в сборниках. В 1992г. окончила Литературный институт им. Горького, была принята в Союз писателей России. Продолжала писать стихи, прозу, пьесы, сценарии. В 1998г. была подготовлена к печати первая самостоятельная книга стихов “Проверка слуха”. Книга опубликована не была. 6 декабря 1998г. трагически оборвалась жизнь автора.

Впоследствии вышёл трёхтомник стихов и прозы. В 2015 году в Черноморске (Ильичёвске) вышел сборник поэзии  «Memento vita» с одноимённым предисловием Евгения Голубовского. В рамках IV международного арт-фестиваля «Провинция у моря» в Ильичевске 12 сентября открыта мемориальная доска поэту Марине Хлебниковой (Деминой).

 

 

Сочится одиночество из пор оконных,

сочится одиночество из глаз иконных,

сочится одиночество, и нет закона 

и Бога нет, кому же бить поклоны?

Людей несмежных смежное жилище,

разъединенье толчеей и давкой…

Безмерность одиночества   удавка,

с которой рядом даже волк   не хищник…

И радость одинокая   в отраву

спекается, и сон подобен бреду…

Скажи мне, город, по какому праву

ты нас столпил, объединил и предал?

 

* * *

Буду жить, как трава, как песок,
как усталость, как вера, как ноша…
Будет жизнью моей припорошен
каждый камешек и колосок.
В мире формул и сложных структур 
объясненных и необъясненных 
буду жить и пропеллером с клёна
ежегодно слетать на бордюр.
Буду жить и кружиться легко
тополинкой какого-то мая,
до последнего мига не зная 
для чего…

 

* * *

Все города, в которых не жила,
но так хотела жить    до заиканья! 
границами, барьерами, веками
отделены…
Помпейская зола
с мадридской кровью, с глиной палестин
размешаны…
Для будущих крестин
Байкал нацедит чашу до краев!..
Но буду я   не я
в восьмом кругу,
в цепи небесконечных превращений:
вдруг я рожусь в Перу или в пещере
тому вперед или тому назад сто лет?..
И может, лишь желание мое 
прапамять,
заключенная в скелет 
зацепится за недробимый атом:
жить где-нибудь в Москве,
ругаться матом
по поводу чего-нибудь вообще,
что в данной жизни непереводимо…
Что ангел говорит? Не брать вещей?
Париж… Мадрид… Венеция…
Я   мимо.

 

MEMENTO MORI

 

О смерти помнить   значит, щедро жить.
О смерти помнить   значит, не дробиться!
Собою торопиться напоить,
И не бежать, чтоб самому напиться.

И пусть не каждый    бурная река,
Но    капля! Но    колодец! Но   ручей!
Была б в воде прозрачность родника
И чистая нетронутость ключей

Не сдержишь жизнь забором и замком,
Пожадничав, прольешься каплей скудной!
Memento mori    голову на кон 
Открыто, честно, ярко, безрассудно!


* * *

Не жгите архивы, имущие, длящие власть!

Сжигая ступени, нельзя устоять на площадке,

Не вынуть и камня из этой стовекой брусчатки,

Страшась, как в безумье, в глухое беспамятство

впасть…

История  – девка идет по удобным рукам…

История   дева, как трудно хранить ей невинность! 

Сегодня сечет невиновных, а завтра повинных…

Не жгите архивы   мы снова придем к тупикам.

 

* * *

Любое время исторично 
и час, и век, и день за днем…
Кому дано категорично
судить о времени своем?

Оно еще расставит знаки,
оно еще воздаст сполна
и, как обычно, после драки
на щит поднимет имена…

И мы забудем, что вторично
и похороним мелкость тщет…
Кому дано категорично
судить о времени вообще?

 

* * *

А нынче все каются 

Иуды и Каины,

Умело припрятаны

людские лукавины,

на новых подрамниках

облезлыми кистями

малюются старые,

но вечные истины:

что нынче все каются,

святые и грешные 

орлы перемаются,

прикинувшись решками…

… Ведь нынче все каются…


* * *
“Девочка на шаре” Пикассо:
девочка   арена   шарик между…
До паденья только волосок,
но на непаденье есть надежда…
Мы стоим, как девочка на шаре,
равновесье   тоненькая нить…
Охватить бы Землю теплой шалью
и узлом надежно закрепить.
Люди    их безумье  – шар наш между 
вечной ночи ядерная пасть…
Но на непаденье есть надежда.
Удержаться б только. Не упасть.

 

 

* * *

Падает тень на лица,

время летит, пыля.

Выпустила синицу,

где искать журавля?

 

Прошлых дел вереница 

шелковая петля.

Где ты, моя синица?

Сколько ждать журавля?

 

Каждую ночь мне снится:

точкой внизу Земля…

Верю, была синица

вестницей журавля!

 

* * *

Грустно, брат мой, дичают стрелки

тех полков, что “навеки едины”…

Будто сдвинулись вечные льдины,

и растут на глазах кулаки…

 

А во мне   два десятка кровей

и усталость от вечного боя,

и желанье одно   стать травою,

чтоб уже ни правей, ни левей,

 

чтоб по ветру нести семена 

без границ, без делений, без края…

Не секрет, что любая война

безымянной травой порастает…

 

* * *

С отчаяньем ночного мотылька
бьюсь о стекло, ломая слепо крылья, —
который раз кляну свое бессилье,
перо, бумагу, скудость языка…
Который раз, стекая по стеклу
дождем, слезою, сукровичным сгустком,
вдруг понимаю; в доме просто пусто,
и тишина на вымытом полу…

 

* * *
Мой каждый шаг — находки и потери:
то лезу вверх, то вниз слетаю с круч.
А за спиной захлопывают двери
и в темноту выбрасывают ключ.

На каждый вдох, улыбку, каплю,
строчку,
на час покоя, годы мятежа
мне просто жизнь оформила
рассрочку,
в которой нет отмены платежа…


* * *
Ни с того, ни с сего
острым ребрышком режется мир
там, где темень и пыль,
где паук мастерит паутину 
из медвежьих углов
да из черных прокуренных дыр
пробивается Слово,
и Вечность зовет на крестины…
Освети мне углы 
в них всегда интересней, чем в центре,
где бушует борьба
за пристойность,
за “как у людей”…
… В самом дальнем углу
деревенской запущенной церкви
можно тихо заплакать,
а больше не стоит нигде…

* * *

Живем и любим, не спеша 
Кто во грехе, кто в мелком блуде…
Парализована душа,
А значит, и стихов не будет…

 


* * *
Моя душа стыдится оболочки,

Так юный лист стыдится грубой почки,

А я на перепутье между ними,

Я   имя…

Несобственная личная одежда,

Букварик для растущего невежды,

Согласных три и гласных три меж ними 

Все   имя…

Эфир и смрад желудочного сока,

Смешное, возомненное высоким,

Соитие стихий, а между ними 

Лишь имя…

 

 

* * *

Звук становится чище и глуше…

Что же снова тебе не сказала?..

Говорили про дождь и про лужи,

И промозглую сырость вокзала,

Говорили про верхнюю полку,

Про купе и сквозняк, и соседей,

Про забытую в спешке футболку,

И молчали, что вместе не едем…

Звук растаял, сжимаю ладони,

Вслед кричу, хоть теперь и не к спеху:

“Оглянись! Я стою на перроне,

Как бы ты далеко ни уехал…”

 

* * *

Еще не доросла

до пониманья истин,

уже не дорасту

до счастья мятежа,

до схимы, до вериг,

до книг Агаты Кристи,

но    Господи спаси! 

как мается душа!

Как мается душа,

как спорит с жадным телом,

как хочется в круиз

по благостным местам,

как режутся слова

корявой правдой дела,

и устрицы во льду

не просятся к устам…

Мешаются слова

неродственного ряда,

и маятника ход

ни тише, ни скорей…

Уйдя от райских врат,

не сунусь в двери ада,

и Вечность буду я

стоять между дверей…

Не всем же дорастать

до пониманья истин,

до схимы, до вериг

до счастья мятежа…

Под Лениным себя

давно никто не чистит,

но    Господи спаси! 

как мается душа!

 

* * *

Без России поэта нет,

Будь он тысячу раз скандален 

Если Русью рожден поэт,

К ней навеки он прикандален.

Болью, памятью темных лет

Врос в березы, в дожди косые,

Без России поэта нет,

Как и нет без него России…

 

* * *

…и боль отпустила и стала терпимой…

Сегодня   я тонкого волоса легче,

лишь теплые токи тревожат мне плечи…

Взлетаю!.. Прощайте!.. Я мимо!..

Я –  мимо…

Беспечных, усталых, безумных   я мимо,

я мимо домов, где идет пантомима,

я мимо рисованных рощ и оврагов,

я мимо владений и мимо бараков   

туманом, дыханьем, дымком сигаретным

взлетаю туда, где ни зла, ни запретов!

Туда, где порвутся последние нити…

Но вы    дорогие   живите!

Живите!..

 

 

 

Марина Хлебникова ДёминаХлебникова (Демина) Марина Сергеевна
Родилась в г.Одессе. После окончания в 1981г. Одесского политехнического института работала инженером-программистом, писала стихи, публиковалась в московской и одесской периодической печати, в сборниках. В 1992г. окончила Литературный институт им. Горького, была принята в Союз писателей России. Продолжала писать стихи, прозу, пьесы, сценарии. В 1998г. была подготовлена к печати первая самостоятельная книга стихов “Проверка слуха”. Книга опубликована не была. 6 декабря 1998г. трагически оборвалась жизнь автора.

Впоследствии вышёл трёхтомник стихов и прозы. В 2015 году в Черноморске (Ильичёвске) вышел сборник поэзии  «Memento vita» с одноимённым предисловием Евгения Голубовского. В рамках IV международного арт-фестиваля «Провинция у моря» в Ильичевске 12 сентября открыта мемориальная доска поэту Марине Хлебниковой (Деминой).

 

 

Сочится одиночество из пор оконных,

сочится одиночество из глаз иконных,

сочится одиночество, и нет закона 

и Бога нет, кому же бить поклоны?

Людей несмежных смежное жилище,

разъединенье толчеей и давкой…

Безмерность одиночества   удавка,

с которой рядом даже волк   не хищник…

И радость одинокая   в отраву

спекается, и сон подобен бреду…

Скажи мне, город, по какому праву

ты нас столпил, объединил и предал?

 

* * *

Буду жить, как трава, как песок,
как усталость, как вера, как ноша…
Будет жизнью моей припорошен
каждый камешек и колосок.
В мире формул и сложных структур 
объясненных и необъясненных 
буду жить и пропеллером с клёна
ежегодно слетать на бордюр.
Буду жить и кружиться легко
тополинкой какого-то мая,
до последнего мига не зная 
для чего…

 

* * *

Все города, в которых не жила,
но так хотела жить    до заиканья! 
границами, барьерами, веками
отделены…
Помпейская зола
с мадридской кровью, с глиной палестин
размешаны…
Для будущих крестин
Байкал нацедит чашу до краев!..
Но буду я   не я
в восьмом кругу,
в цепи небесконечных превращений:
вдруг я рожусь в Перу или в пещере
тому вперед или тому назад сто лет?..
И может, лишь желание мое 
прапамять,
заключенная в скелет 
зацепится за недробимый атом:
жить где-нибудь в Москве,
ругаться матом
по поводу чего-нибудь вообще,
что в данной жизни непереводимо…
Что ангел говорит? Не брать вещей?
Париж… Мадрид… Венеция…
Я   мимо.

 

MEMENTO MORI

 

О смерти помнить   значит, щедро жить.
О смерти помнить   значит, не дробиться!
Собою торопиться напоить,
И не бежать, чтоб самому напиться.

И пусть не каждый    бурная река,
Но    капля! Но    колодец! Но   ручей!
Была б в воде прозрачность родника
И чистая нетронутость ключей

Не сдержишь жизнь забором и замком,
Пожадничав, прольешься каплей скудной!
Memento mori    голову на кон 
Открыто, честно, ярко, безрассудно!


* * *

Не жгите архивы, имущие, длящие власть!

Сжигая ступени, нельзя устоять на площадке,

Не вынуть и камня из этой стовекой брусчатки,

Страшась, как в безумье, в глухое беспамятство

впасть…

История  – девка идет по удобным рукам…

История   дева, как трудно хранить ей невинность! 

Сегодня сечет невиновных, а завтра повинных…

Не жгите архивы   мы снова придем к тупикам.

 

* * *

Любое время исторично 
и час, и век, и день за днем…
Кому дано категорично
судить о времени своем?

Оно еще расставит знаки,
оно еще воздаст сполна
и, как обычно, после драки
на щит поднимет имена…

И мы забудем, что вторично
и похороним мелкость тщет…
Кому дано категорично
судить о времени вообще?

 

* * *

А нынче все каются 

Иуды и Каины,

Умело припрятаны

людские лукавины,

на новых подрамниках

облезлыми кистями

малюются старые,

но вечные истины:

что нынче все каются,

святые и грешные 

орлы перемаются,

прикинувшись решками…

… Ведь нынче все каются…


* * *
“Девочка на шаре” Пикассо:
девочка   арена   шарик между…
До паденья только волосок,
но на непаденье есть надежда…
Мы стоим, как девочка на шаре,
равновесье   тоненькая нить…
Охватить бы Землю теплой шалью
и узлом надежно закрепить.
Люди    их безумье  – шар наш между 
вечной ночи ядерная пасть…
Но на непаденье есть надежда.
Удержаться б только. Не упасть.

 

 

* * *

Падает тень на лица,

время летит, пыля.

Выпустила синицу,

где искать журавля?

 

Прошлых дел вереница 

шелковая петля.

Где ты, моя синица?

Сколько ждать журавля?

 

Каждую ночь мне снится:

точкой внизу Земля…

Верю, была синица

вестницей журавля!

 

* * *

Грустно, брат мой, дичают стрелки

тех полков, что “навеки едины”…

Будто сдвинулись вечные льдины,

и растут на глазах кулаки…

 

А во мне   два десятка кровей

и усталость от вечного боя,

и желанье одно   стать травою,

чтоб уже ни правей, ни левей,

 

чтоб по ветру нести семена 

без границ, без делений, без края…

Не секрет, что любая война

безымянной травой порастает…

 

* * *

С отчаяньем ночного мотылька
бьюсь о стекло, ломая слепо крылья, —
который раз кляну свое бессилье,
перо, бумагу, скудость языка…
Который раз, стекая по стеклу
дождем, слезою, сукровичным сгустком,
вдруг понимаю; в доме просто пусто,
и тишина на вымытом полу…

 

* * *
Мой каждый шаг — находки и потери:
то лезу вверх, то вниз слетаю с круч.
А за спиной захлопывают двери
и в темноту выбрасывают ключ.

На каждый вдох, улыбку, каплю,
строчку,
на час покоя, годы мятежа
мне просто жизнь оформила
рассрочку,
в которой нет отмены платежа…


* * *
Ни с того, ни с сего
острым ребрышком режется мир
там, где темень и пыль,
где паук мастерит паутину 
из медвежьих углов
да из черных прокуренных дыр
пробивается Слово,
и Вечность зовет на крестины…
Освети мне углы 
в них всегда интересней, чем в центре,
где бушует борьба
за пристойность,
за “как у людей”…
… В самом дальнем углу
деревенской запущенной церкви
можно тихо заплакать,
а больше не стоит нигде…

* * *

Живем и любим, не спеша 
Кто во грехе, кто в мелком блуде…
Парализована душа,
А значит, и стихов не будет…

 


* * *
Моя душа стыдится оболочки,

Так юный лист стыдится грубой почки,

А я на перепутье между ними,

Я   имя…

Несобственная личная одежда,

Букварик для растущего невежды,

Согласных три и гласных три меж ними 

Все   имя…

Эфир и смрад желудочного сока,

Смешное, возомненное высоким,

Соитие стихий, а между ними 

Лишь имя…

 

 

* * *

Звук становится чище и глуше…

Что же снова тебе не сказала?..

Говорили про дождь и про лужи,

И промозглую сырость вокзала,

Говорили про верхнюю полку,

Про купе и сквозняк, и соседей,

Про забытую в спешке футболку,

И молчали, что вместе не едем…

Звук растаял, сжимаю ладони,

Вслед кричу, хоть теперь и не к спеху:

“Оглянись! Я стою на перроне,

Как бы ты далеко ни уехал…”

 

* * *

Еще не доросла

до пониманья истин,

уже не дорасту

до счастья мятежа,

до схимы, до вериг,

до книг Агаты Кристи,

но    Господи спаси! 

как мается душа!

Как мается душа,

как спорит с жадным телом,

как хочется в круиз

по благостным местам,

как режутся слова

корявой правдой дела,

и устрицы во льду

не просятся к устам…

Мешаются слова

неродственного ряда,

и маятника ход

ни тише, ни скорей…

Уйдя от райских врат,

не сунусь в двери ада,

и Вечность буду я

стоять между дверей…

Не всем же дорастать

до пониманья истин,

до схимы, до вериг

до счастья мятежа…

Под Лениным себя

давно никто не чистит,

но    Господи спаси! 

как мается душа!

 

* * *

Без России поэта нет,

Будь он тысячу раз скандален 

Если Русью рожден поэт,

К ней навеки он прикандален.

Болью, памятью темных лет

Врос в березы, в дожди косые,

Без России поэта нет,

Как и нет без него России…

 

* * *

…и боль отпустила и стала терпимой…

Сегодня   я тонкого волоса легче,

лишь теплые токи тревожат мне плечи…

Взлетаю!.. Прощайте!.. Я мимо!..

Я –  мимо…

Беспечных, усталых, безумных   я мимо,

я мимо домов, где идет пантомима,

я мимо рисованных рощ и оврагов,

я мимо владений и мимо бараков   

туманом, дыханьем, дымком сигаретным

взлетаю туда, где ни зла, ни запретов!

Туда, где порвутся последние нити…

Но вы    дорогие   живите!

Живите!..