RSS RSS

Вероника КОВАЛЬ. «Где же истина, что с душой едина?». О книге Ильи Рейдермана «Из глубины. Избранное» (Алетейя, СПБ. 2017)

Назвать Илью Рейдермана поэтом и философом или философом-поэтом – банально. Это неоспоримо. Только он гораздо глубже самых правильных определений. В его   стихах   прорываются из подкорковых глубин окрашенные в разные тона «взвеси» его натуры:  то смиренная, то вулканическая, то чувственная, то умозрительная.  И эти «взвеси» вступают в реакцию друг с другом и с кислородно-углекислой атмосферой жизни… Такая вот сложная поэтическая материя получается.

 Нужно, полагаю, в предвкушении стихов хоть коротко рассказать читателям о Рейдермане как личности (с моей  точки зрения).

Это  уникальный человек. Самая отличительная его особенность: он думает. Да-да,  говорю так осознанно. Его мозг напоминает гриммовский горшочек, который непрерывно варит.  Но не опостылевшую кашу. Он производит мысли о высоком, непреходящем, ценном, общечеловеческом.

С любым, даже знакомом по касательной, человеком Илья заводит беседу такого уровня. Ведь ещё одна его ипостась – проповедничество. Он использует для своих бесед-проповедей любые каналы: свои книги, газеты, ТВ, радио, Фейсбук, публичные встречи с читателями, очные и дистанционные культурологические семинары для молодёжи (не случайно много лет назад в «Одесском вестнике»  шли его огромные, на полосу, статьи под данной мною рубрикой «Кафедра»).   Такой энтузиазм –  не ради пиара, а токмо из желания засеять как больше душ отборным зерном красоты и добра.

Проповедничество – слагаемое социальной педагогики. Рейдерман по природе учитель. Точнее сказать,  нравоучитель. Иногда даже с перехлёстом. Люди не очень-то любят нравоучения.

Правда, он бывает и неким трикстером: хитренькая усмешка в седую бороду или язвительная эпиграмма могут так припечатать! А случается  (редко!) играет в барда, выпевает свои тексты. И представьте, неплохо. У Ильи вообще всё получается, потому что он многоталантлив.

Однако  какую бы форму ни приобретали его печатные или публичные высказывания, в них всегда просвечивает сильный ум – то беспощадно-аналитический, то визионенрски-провидческий.

В новой книге личность Рейдермана представлена во многих ипостасях. Стихов огромное количество, поэтому «судьба получает объём». Несомненно, это творческий «отчёт» о солидном куске жизни. В нем собраны стихи разных лет из различных сборников – «Миг», «Пространство», «Бытие», «Земная тяжесть», «Молчание Иова»,  «Дело духа», «Боль», «Надеяться на понимание» и других. Включены и отдельные циклы – «Музыка», «Неописуемые дни», поэма «Голоса». Не нужен контент-анализ, чтобы убедиться: уже по названиям понятна мировоззренческая основа творчества Ильи.

 Как же подступиться к такому массиву материала? Как обобщить и осмыслить? Как «препарировать» его, чтобы в сухом остатке получилось на пару страниц мнение о поэтике этого автора?

Признаюсь, я немало помучилась в поисках  ключа к анализу материала. И нашла. Я пришла к выводу, что нужно рассматривать тексты Ильи  через призму фрактальных закономерностей  поэзии как одного из его главных  конструкторских приёмов.

 Поскольку не все знают, что  такое фрактальность, – поделюсь информацией.

Представленная книга – это некая целостность. В самом деле: наивно было бы полагать, что Рейдерман составит её из разнородных, не связанных друг с другом смыслово частей. Да, перед нами целостность с присущей ей гармонией. Которую, как известно, можно поверить алгеброй.  Насчёт алгебры не знаю, но геометрией – можно.

Фрактальность — сравнительно новое понятие. Оно вошло в научный оборот   в середине 1970-х годов и быстро распространилось на самые различные отрасли знания, в том числе на музыку, архитектуру, изобразительное искусство. Фрактал — это неправильная, изломанная геометрическая форма, которая состоит из подобных же форм меньшего размера, которые в свою очередь состоят из своих уменьшенных подобий Фрактальность есть понятие, фиксирующее свойство природы, мира, человека развиваться, находиться в постоянном движении, множить себя. Яркий промер – дерево. Единый  ствол  делится на ответвления, затем на ветки, каждая ветка, в свою очередь, делится на веточки – всё более тонкие. Важно заметить, что фракталы не тождественны целому, а подобны ему и самоподобны – так каждая ветка дерева индивидуальна по форме, длине и т.д.

Фрактальность построения новой книги Рейдермана
обнаруживается, во-первых,  в том, что если массив стихов произвольно разделить на несколько частей, то и смыслы, и стилистика, и образный строй, присущие автору,  сохранятся в каждом из них. О чём это говорит?  О том, что у поэта есть  собственная индивидуальная поэтика (явленный в стихах сплав мировоззренических основ, миропонимания мирочувствования, своеобразного творческого воображения и способов изъяснения). Да это и понятно – Илья в поэзии уже более полувека.  Во-вторых, фрактальность проявляется в том, что основной ствол его поэзии  «расходится» на несколько больших по смыслу тем – Время, Природа, Человек и мир, Поэт и мир.  В каждом фрактале основная тема обрастает новыми поворотами, ходами, нюансами – подобно джазу с его импровизационной сущностью.

Время – вертикаль, уходящая из глубин веков в космос; природа – горизонталь, обнимающая все стороны света; человек – сущность, живущая в системе указанных координат, сущность одухотворённая и одушевлённая. Рейдермана интересует, в каких реальных взаимоотношениях  человек и, прежде всего, он, автор, находится   с другими мирами. И отдельная ветвь – глубоко волнующая автора тема понимания (скорее, непонимания) поэта обществом.

Время Рейдерман воспринимает, как нечто живое, растущее, колышащееся, с приливами и отливами. Для него секунда так же значима, как вечность, ибо  можно за секунду прожить жизнь и можно кануть в вечность, не став никем.  Эту субстанцию поэт пробует на ощупь, но с годами всё пристальней вглядываясь в его  волны – ведь каждая окрашена в новый цвет.  Он ценит прошлое («прочнее, чем гранит, ушедшее»), его воспоминая дороги ему со всеми потерями  и страданиями. Но человеку жить нужно в своём времени и соответствовать ему. Ведь все мы – со-временники, а не со-временщики:

 

От времени посланье получить –

и отстучать ответ – сердцебиеньем.

 

Однако у самого поэта отношения с временем не столь однолинейны. Он мечется: то  чувствует себя опережающим время, то, напротив, традиционность поэтического языка как бы отбрасывает его назад («век мой умер»), то он чувствует себя вообще вне времени. Но  всё-таки поэт  призывает людей сверять свои часы по космическому времени:  стремиться вверх, ввысь, к звёздам. Он и душу свою сравнивает с быстролетящей птицей со звездой в клюве. А иногда – с трепетнокрылой бабочкой.

Природа у Рейдермана всемогуща и всеобъемлюща. Стихи пронизаны своеобразным пантеизмом. Бессчётное  множество раз в них варьируются темы состояния природы в отдельные мгновенья бытия. Они не просто отражают  меняющееся настроение человека. Поэт  сливается с природой каждой клеточкой своего тела и души. И она принимает его, вбирает в себя и сама становится одушевлённой.  Уже в названиях стихотворений,  во многих строчках эта слитность читается, как утверждение: Я – берег моря; Я – сирень; Я – дерево в полдень; Я – туман; Я –  дождь – осенний, мелкий, затяжной; Я – загнанная лошадь; Я – детское восторженное «ах»;  Я как песчинка на ладони Бога…

Дерево – любимый природный образ поэта. Сколько в нём смыслов! Поэт (точнее, его лирический герой) выходит из дерева как часть ствола, отделяется, одушествляется. Он ощущает себя частью дерева: его ветки, как кровеносные сосуды, листвой он дышит, корнями, впитывающими соки земли,  питается его поэзия. Или, наоборот, герой входит в разъём ствола и прирастает к нему.

 

Ты ведь похож на дерево –

тоже растёшь в небо,

и птица садится на ветку,

и облако над тобой.

А сколь  проникновенно говорит поэт об осени! Это его время – время мудрости и горечи. Осень безжалостна. Не случайно один из псевдонимов Ильи – Борис Осенний.

Только в природе, если следовать по всей цепи образов Рейдермана, человек может найти отдохновение и вдохновение. К слову, образность Рейдермана мне кажется идущей скорее от платоновского мира абстрактных идей. Иногда мне не хватает в стихах Ильи  «вкусной» осязаемости, цвета, запаха конкретной вещи, что так привлекательно у акмеистов! Но в одной из лучших его книг, «Земная тяжесть», которую я когда-то рецензировала – душа и слово врезаны в плоть бытия до полной осязаемости, до боли.   Книга эта – представленная в Избранном, разумеется, лишь частично, поразила меня тогда своим обжигающим трагизмом, переживанием смертей  сына и жены. В сегодняшней поэзии подлинный трагизм почти не встречается.  Процитирую фрагменты из моей тогдашней рецензии.  «Не могу припомнить исповеди, подобной той, какой является книга «Земная тяжесть».  Все лабиринты души промыты словом – точным, свежим, истинно поэтическим.  …Читаешь такое – и словно сам погружаешься в чёрную бездну. Но вдруг обжигаешься о строку:

 

Беде спасибо! – если б не она,

как всё б рыл землю до седьмого пота.

 

Да, такова диалектика бытия. Страдания становятся тиглем, на огне которого выпариваются  суетность, зависть и прочие атрибуты обыденности. Душа воспаряет над ней, «как будто рухнула стена – и даль! И высь! И тяжкая свобода». Она воспаряет на крыльях рифм. В творчестве – спасение. Нужно упрямо идти, чтобы успеть сказать многое другим людям.  … Удивительно: в этой книге скорбей самое часто повторяющееся слово – «ЖИЗНЬ». Так и должно быть у настоящего поэта.

И  вышедшая через несколько лет книга «Молчание Иова»  – тоже  трагична – только  боль переплавлена в стихи на библейские темы и подражания псалмам.  Боль отцовская, житейская – вставлена в оправу вечности в монологе Авраама. И снова приведу фрагмент из тогдашнего своего искреннего и непосредственного отклика:  « поэт, не боясь суда небесного, непонимания людского, задаёт и задаёт вопросы Ему. «Господи, слышишь скрежет зубовный и плач?». «Иль нас, в пустыне жаждущих, спасут земные власти и земные блага?». «Как снова стать живым? Как смерть избыть?». «Как мне вынести этот жар и этот яркий свет?». Вопросы, вопросы… О смысле бытия. О назначении человека. О вере и неверии. В разделах «Библейские мотивы» и «Подражания псалмам» поэт отказывается от красивых слов и ярких образов. Сейчас они кажутся ему мишурой, прячущей смысл. Он – наедине с Богом. Человек, каков он есть – слабый, терзающийся сомнениями, противоречащий сам себе, безумный, …но в то же время – сильный и гордый…

Автор достиг такого духовного состояния, когда, проникнув в суть земной жизни, может обратить к небесам самые больные вопросы, а потом неожиданно сказать:

 

«Господи, всё, что для нас сотворил ты — как мёд.
Небо и птицы, и губы любимой – всё чудо».»

 

 Сейчас я  бы добавила,  что приоткрывшееся мне тогда  осознание Ильи Рейдермана как религиозного поэта – и есть ключ к его  творчеству, пусть и не всегда очевидный. Сам автор считает, что  всякая поэзия  изначально есть  служение Высшему, как бы его ни называть, и поэтому обязана удерживать «высокую ноту», высокий строй души – а иначе она всего лишь искусное (порой лаже слишком) плетение словес.

«Человек, ты Царь Природы?» – вопрошает автор в одном из стихотворений. Хотя сам себе он давно ответил: «Увы!». Человек  из века в век теряет в себе человеческое. В этом культурологическом фрактале Рейдерман куда как менее  благостен. Его устные проповеди обретают в стихах ещё большую значимость, актуальность, критичность,  остроту. Культурологическое перерастает в философское. Поэт искренне спрашивает: как  можно  жить в мире, где дважды два – четыре? Как можно жить, не видя божьего света, «уткнувшись в освещённые вещи»?

Мир уничтожится набегом

пустот, взбесившихся нулей?

Похоже, мы стремительно приближаемся к апокалипсису, – такую картину мира рисует нам поэт. От таких пророчеств делается страшно. Неужто и вправду впереди – безысходность?

  Отрицание прописных истин и скучной обыденности – его, поэта, критерий отношения к жизни, и  с ним  он соотносит вещество существования человека в обществе. Он призывает нас:

 

Так откажись, восстань, беги из плена.

Плюнь в телевизор. Не читай газет.

Истории нет больше. Тьма историй

взамен. Вконец запутанный клубок.

Все истины уже погибли в споре.

Сознанья нет,  и обморок глубок.

 

Так неужто нет спасательного круга, который может удержать человека в мире, где всё «мгновенно, ненадёжно, тленно»?  С каким отчаянием, с какой болью и страстью поэт вопрошает Иова:

 

Когда нас хладнокровно убивают –

Бог в мире пребывает? Убывает?..

Когда предсмертный слышен детский плач, –

Он может быть спокоен, счастлив, весел?

Та книга – в предельном напряжении мыслей и чувств порождает мгновенные вспышки света, освещающие наш сегодняшний запутанный лабиринт в поисках выхода… Там – квинтэссенция размышлений о поисках Высшего смысла. Это – акме поэта, верхняя точка  пирамиды его размышлений. Опорой может служить близость к Богу, ощущение, что ты, человек, создан по его образу и подобию. Нужно видеть вертикаль жизни, стремиться в  тот простор, что незрим очами: «открыть себя, как в мир открыть окно»; «трудись, душа, стремясь соединить всё то, что жизнь дала и обещала».

…Рейдерман  органически, всей сутью своей,  принадлежит к братству поэтов –  людей странных, непредсказуемых во взглядах и высказываниях. Их можно почитать и можно иронизировать, но нельзя отказать им в особом зрении. Поэты видят мир одновременно в разных проекциях, иногда глядя вниз будто из просвета туч, а иногда в подробностях описывая  травинку. Они вглядываются в нас и видят, что мы из себя представляем по сути. Они, и Илья в том числе («стихи, что земной диктовались болью»),  осознают несовершенство  человека и созданного им мира. Но поэты не сторонние наблюдатели. Они страдают и сострадают, потому многие из них и гибнут раньше. Горя желанием усовершенствовать бытие, они располагают  единственным инструментом – Словом. Как применить его – вопрос совести и таланта. Илья не пускает своё Слово под ветра изменчивой моды или политики. Но он не молчит, когда нужно:

 

Такая жажда жизни у эпохи,

что не имеем права не сказать!

 

Автор созывает на свой круг великих поэтов прошлого; он благоговеет перед ними, соотносит себя с ними. Именно так нужно понимать его задиристые, на первый взгляд, строки: «Все стихи Мандельштама написаны мною».

Но! Огромная проблема – слышат ли поэтов современники и услышат ли потомки. «Пророки ныне устарели» – с боль воскликнул поэт в одном из ранних стихотворений. Но всё его творчество свидетельствует о том, что с этим фактом он не смирился. Хотя  эта проблема оборачивается для него внутренней трагедией.  Критерием творчества стал успех любой ценой Уходит в прошлое бумага, уходит чуткость к нюансам словосочетаний, к музыке звучащей строки. Косноязычие давно превратилось в пандемию. А с  оттенками слов исчезает  цветовая палитра смыслов и чувств.

 Кто же, если не поэт,  скажет поражённому глухотой и немотой:  «Как нужна живая вера в Правду Честь, Лиц и Слово!».

В  почти завершающем книгу его  книгу избранного «Из глубины»  стихотворении «Диалоге поэта и читателя» (потому что дальше следует какой-то раздел «и ёще» – включающий, очевидно, стихотворения из какой-то ещё не  оконченной  книги) – читатель говорит:  «Ведь если вы не знамениты, я книжку вашу не открою». Поэт отвечает:

 

Мы тайное живущих братство.

…Мы знаем: в адской топке века

не всё сгорает без остатка…

 

Поэт Илья Рейдерман мечтает об одном: дождаться своего времени.

                                                                  

 

 Илья Рейдерман «Из глубины. Избранное»

 

 

 

 

 

 

 

 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Вероника Коваль

Коваль Вероника Анатольевна - одесский журналист и литератор. Окончила Ленинградский государственный университет и аспирантуру МГУ по специальности «журналистика». Кандидат филологических наук. Имеет ученое звание доцента. Член Национального союза журналистов Украины, член Союза театральных деятелей Украины. Много лет работала в редакциях различных газет. В «Одесском вестнике» являлась обозревателем отдела культуры. В настоящее время - редактор отдела искусств журнала «Выставки Одессы». Является автором ряда документальных книг, вступительных статей к каталогам одесских художников, редактором нескольких сборников. Пишет прозу: в 2006 году в издательстве «Оптимум» вышел сборник её рассказов и повестей «Последний выстрел Купидона». В 2011 году увидел свет сборник рассказов, повестей, очерков, переводов «Час птицы». Статьи, очерки, рассказы Вероники Коваль печатаются в периодических изданиях –журнале «Выставки Одессы», альманахе «Дерибасовская-Ришельевская», журналах «Джерело» и «Жанры», газете «Всемирные одесские новости», различных документальных сборниках.

Оставьте комментарий