RSS RSS

Александр Цыганков. Дальний свет

 ВЕСНА

 

Внезапно кончится письмо,

И выдохнет далёкий голос

Непрозвучавшие слова.

И встанет утро над землёй,

Как голубая панорама,

Открытая со всех сторон.

 

Какая талая листва!

Какая тьма посередине!

И в небе птичий кавардак,

Такой же вещий и щемящий,

Как глубина из-под ресниц.

И нам несёт благую весть

Живое солнце в чёрных лужах,

Окрашивая углем лёд.

 

И так бы жить, перечеркнув

Слова, забытые впервые,

И править, словно стеклодув,

Узоры эти вековые.

И лёд топить на камельке,

И смыть все знаки на руке.

 

И говорить: что высота,

Что эти поле, лес и ветер,

Когда кругом лишь немота

И всё известно всем на свете,

Когда повсюду — ветер, ветер…

И непонятно ни черта.

 

Какая талая листва!

Какая тьма посередине!

Горит и плавится апрель.

 

Ну, а потом? Потом опять

Недолетевшее сопрано

Начнёт по клавишам нырять,

Пока не поздно и не рано

Ещё всё это повторять,

Что вот и плавится апрель!

 

Какая тьма посередине!

 

И всё внезапно оборвётся.

Как лёд, как будто в никуда,

Перелетит и перельётся.

И ничего не остаётся.

 

Горит апрель, течёт вода.

 

 

          

ОДА ШМЕЛЮ

 

 

Рифлёной пулей выдави стекло,

Смахни крылом расплавленные соты.

Воды с тех пор немало утекло,

Как шли на Рим авары или готы,

Как шли из Рима пенистой волной.

И разрывая воздух пешеходный,

Летел и вился всадник превосходный,

И ключ звенел над медной головой.

 

Застрянет пуля — будешь в дураках!

Наместник пьёт подкованную воду.

И цезарь, словно солнце на клинках,

Как шмель висит, но цезарю в угоду

Взлетает над полками саркофаг

С египетским засушенным приветом.

И фараон фланирует над светом,

Завёрнутый в песчаник или флаг.

 

И всё на месте, но при чём вода,

Раз ода — словно время роковое?

Он просто трутень или ерунда,

Слоистый, словно зеркало речное,

Фатально полосатый, как матрос,

Пожизненно казнимый заключённый,

Он верой и талантом обречённый,

Распятый над волнами альбатрос.

 

А Рим береговою полосой

Выпячивает юлианский мрамор,

И дикою германскою осой

Течёт нектар из кубков или амфор.

И пуля в нарисованных часах

Проскальзывает в тоненькое жало.

Мне этого не жалко, и не мало

Шмелю свинцовой каши на весах.

        

       

НАД ВОДОЙ 

 

Упругой линией бедра 

На гнутом зеркале природы, 

Сплошной иллюзией свободы 

Стоит упрямая вода. 

 

Равно — что море, что река… 

И плоть произошла от плоти. 

Ещё не жил Буонарроти, 

Но стала мраморной рука 

 

Запечатлённого творца, 

Себя загнавшего под своды 

На плечи давящей природы 

Ступнями римского дворца. 

 

Но всем знакомые черты 

На берегах бесстрастной Леты 

Несут вселенские приметы 

Какой-то странной красоты. 

 

И здесь — что сердцу, что уму 

Не совладать с подкожной дрожью. 

Течёт вода по бездорожью, 

И путь срывается ко дну. 

 

А над водой струится стриж, 

Взрывая вечность опереньем, 

И в глубине покрыт свеченьем 

Ещё не признанный Париж…  

 

Но в звук врезается перо 

Едва проклюнувшейся птицы, 

И окрылённые девицы 

Поют про женственность и про 

 

Того, который под венец 

Шагнул с земного эшафота. 

И муза славила Эрота, 

Когда в бедре запел птенец. 

 

ГОРОДСКОЙ ЭТЮД

 

И свет завёрнут в полотно,

И воздух с привкусом угара,

И дождь гремит, как Ниагара,

И водопад ползёт в окно.

 

Обычный, как простуда, день

В академичном колорите.

Вот бьют часы… Тоска в зените,

И полдень переходит в тень.

 

И, оградившись от небес

Зонтом, никем не узнаваем,

Бежит прохожий за трамваем,

Когда трамвай уже исчез.

 

И день спешит пролить беду,

Вбирая эхо урагана.

И грань разбитого стакана

Подобна сколотому льду.

 

 

* * *

Приам покинет стены Трои,

И выдаст Гектора Ахилл,

Но безымянные герои

Не обретут своих могил.

 

Забвение страшнее смерти,

Но ничего не изменить:

Всех павших в этой круговерти

Ни вспомнить, ни похоронить.

  

 

ФРАГМЕНТЫ     

 

 

                       Условно говоря…

                              (приписывается Бодрийяру)

 

Над берегом, над греческим заливом –

На мраморе элегия поэта,

Как рукопись, начертана курсивом.

И памятник, отлитый из цветмета 

Таким же неизвестным. Всем на диво!

Изысканно и просто. Величаво.

 

И женщина, раздетая красиво,

Из моря выступает, словно пава,

Направленным биноклям потакая.

Волнуется, наверно. Столько света!

И незачем цитировать Батая.

Оторвано пространство от предмета.

 

И смотрит, как на статую в просторе,

Художник, отключаясь на мгновенье.

Всё правильно. И женщина. И море.

И пена! И времён оцепененье.

   

 

СОКРАТ И НЕБО

 

Вот женщина, как облако… Она —

Рождённая из пены на рассвете,

О чём сегодня знают только дети,

Но вряд ли помнит женщина. Война

Кончалась. Победители с вершин

Бросали соль в аттические ночи,

И многомерный голос или почерк

Переполнял мифический кувшин.

 

Вот лампа и маяк. Окно с утра

Распахнуто… Вершины покаянны!

И женщины, как облака, туманны,

Меняют очертания. Игра

Беспроигрышна. Людям и богам

Не быть за то в накладе и в ответе.

И к нам с тех пор привязан, словно к детям,

Философ, что молился облакам…

 

 

ЛЕСТНИЦА

 

Я лестницу приставил к небу

И оглянулся в тот же миг:

Возничий гнал свою квадригу

По полотну раскрытых книг,

А небеса роняли шорох

Ещё неокрылённых птиц

И зажигали звёздный порох

В пылу аттических зарниц.

 

Твои ли это удалые?

Да нет, как будто бы не те.

И солнечные пристяжные

Ползли в безгласной высоте.  

Но расторопным звероловом

Вилась отеческая плеть,

Как будто голос шёл за словом —

Родиться или умереть.

       

 

СЕНТЯБРЬ

 

Сентябрь, как ящик с лимонадом —

В зелёном — жёлтая вода.

Есть время перед листопадом

Принять ещё немного льда.

Но вдруг среди античных статуй

Возник монах и начал петь

Псалмы суровому солдату,

Что держит золото и медь.

 

Тогда и вспомнил я Египет,

Роняя свет на полотно,

Схватил ладонями эпитет

И осень выпустил в окно.

И день вздохнул песочным зноем,

Весь в белом, словно древний жрец,

Как будто следом за изгоем

Опять бредут стада овец.

 

И ливнем сколотое солнце,

Внезапно или впопыхах,

Сметает листья, как червонцы,

И лёд сгорает на руках.

И вновь пророческая осень

Берёт своё на старый лад.

Грустит на паперти Иосиф,

И в город входит листопад.

 

 

 

 

 

 

 

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Александр Цыганков

Цыганков Александр Константинович. Поэт, художник. Родился 12 августа 1959 года в Комсомольске-на-Амуре. Живёт и работает в Томске. Автор книг «Лестница» (1991), «Тростниковая флейта» (1995, 2005), «Ветер над берегом» (2005), «Дословный мир» (2012). Публикации в периодических изданиях: «Сибирские огни», «День и ночь», «Юность», «Литературная газета», «Дети Ра», «Крещатик», «Урал», «Новая Юность», «Знамя», «Новый Журнал» и др. Стихи вошли в региональные, российские и зарубежные антологии.

Оставьте комментарий