RSS RSS

Евгений Голубовский. Что мерещится под запах акации

               Уильям Фолкнер создал округ Йокнапатопа, Александр Грин вымечтал Зурбаган, Александр Пушкин придумал Одессу.

 

Вдохнул в свое произведение и свою африканскую страсть, и галльский смысл, и аглицкий дендизм… А какими замечательными людьми населил город! Для них  Онегин, Ленский, Моцарт и Сальери не менее реальны, чем Дерибас, Ришелье и Ланжерон.

Но ведь не может город быть без поэта. И Пушкин нам дарует поэта:

 

Одессу звучными стихами

Наш друг Туманский описал…

 

Читали ли вы стихи «нашего друга Туманского»? Все, что осталось от него в памяти – эти две строки Пушкина да его отклик на «одесскую главу Евгения Онегина», которую он, естественно, назвал «грамотой на бессмертие для нашего города».

 

Здесь, у берега моря Эвксинского, где мало было питьевой воды, и много ветров высадить дерево было не просто. Хорошо принималась белая акация. Как оказалось, Пушкин был не плохим садовником, деревьев не садил, хоть в легендах Одессы ему приписывают и такие подвиги, но он вырастил Город, воспитал его своими стихами. «Прощай, свободная стихия!» – вынужден был сказать.  Но не ушел, остался навсегда в сочиненном им городе.

Пройдет сто лет и Эдуард Багрицкий в стихотворении «Одесса» будет писать не о городе, а о поэте города. И закончит стихи строками, которые последующие почти сто лет повторяют все поэты Одессы:

 

Но я благоговейно поднимаю

Уроненный тобою пистолет.

 

Эта преемственность была воздухом Одессы.

 

В 1918 году молодой Юрий Олеша в стихотворении «Пушкин» думал о том же:

 

И здесь, над морем ли, за кофе ль,

Мне грек считает янтари,

Все  чудится арапский профиль

На фоне розовой зари.

Когда я в бесконечной муке

Согреть слезами не могу

Твои слабеющие руки

На окровавленном снегу

 

В самые трудные годы сталинщины рядом с одесситами был Пушкин. В Одессу, совсем как в 1823 году, через сто лет, в 1933, сослали друга Александра  Блока поэта Владимира Пяста. И что он писал в Одессе? Правильно – он обратился памятью к Пушкину, в нем нашел поддержку, спасение.

 

Вспоминаю Одессу  семидесятых годов. Как в официальное славословие Пушкина, из которого пытались сделать икону, свежим, пушкинским дуновением ворвалась пьеса-поэма Юрия Дынова «Всего тринадцать месяцев» с ее афористичными, взрывными строками по самым разным поводам нашей (не только  пушкинской) жизни:

 

Ах, саранчовая орава,

Без мысли влезшая в чины!

Кто говорить дает вам право

Со мною от лица страны?

Страны великой из великих,

Хотя б за то, в конце концов,

Что при хранителях безликих

Хранит великое лицо.

 

При хранителях безликих – это диагноз на долгие времена.

 

Я написал, что Пушкин автор нашего города. «И тут, я право, не солгал…» Но я мог бы написать, что воспринимаю Пушкина, как ангела хранителя Одессы. Его уроки свободомыслия были усвоены городом. Иначе он не выстоял бы в 1941, иначе он весь превратился бы в дым в 2014-ом…

 

Но рядом был Пушкин.

 

Помню, какой злостью ответили правильномыслящие на предложение Олега Губаря, писателя, пушкиноведа, создать в центре города еще один памятный знак поэту – Тень Пушкина. Не всем уютно ощущать себя под тенью гения.

 

Но создали. Олег Губарь, поэт Олег Борушко, скульптор Александр Князик.

И вот мы не столько под тенью, сколько под сенью Пушкина.

 

Прежде, чем сел писать это эссе, отправил абсурдную по формулировке записку нескольким одесским современным писателям:

  – Зачем Вам Пушкин?

Первым – в той же иронической тональности ответил Олег Губарь, заканчивающий работу над многолетним трудом – путеводителем по пушкинской Одессе 1823-24 годов:

   – Нам Пушкин строить и жить  помогает!

Если вдуматься, то так оно и есть. Спасибо, Олег Губарь!

 

Остальные ответы более развернуты, лиричны, философичны. Без малейших правок предлагаю это коллективное признание в любви.

 

Елена Андрейчикова

 

Зачем мне Пушкин?

Все равно что у травинки спросить, зачем тебе корни, земля и вода. Как же без Пушкина? Кто я без Пушкина? Даже если об этом не задумываюсь каждый день, где-то в подсознании всегда сидит его имя. Как основа, как опора, как что-то очевидное, но, согласитесь, невероятное.

«О сколько нам открытий чудных…»

И всё. Я однажды ему поверила, с этим и живу.

А вот зачем Пушкину я? Этот вопрос меня больше беспокоит. И очень надеюсь, что ответ есть. Ну, или будет однажды найден.

 

Янина Желток

 

Я называю его А.С., для меня он живой человек.
Когда я прохожу мимо его памятника около музея. я обязательно хватаю А.С. за палец. (Вся эта бронза – только игра).
Если я иду в одесскую оперу, я всегда думаю: “вот! Я иду в оперу как Пушкин”.
Пушкин – это очень приятная данность, друг, который помогает. Гениальный и остроумный. Мне нравится представлять, как он ломает персики в гостинице в Твери. Как поджидает жену, спрятавшись в её карете. Его фиолетовые африканские ногти меня завораживают. В любом своём проявлении он прекрасен.
Люблю прозу А.С. Последний раз читали с сыном ” Барышню-крестьянку”, чудесное произведение. С другим сыном мы ходили на серию лекций, посвященных “Повестям Белкина”. И ещё я знаю, что не всего Пушкина прочла. Он мне нужен, чтобы его читать!
У меня есть книги его писем и книги воспоминаний о нем. Ужасно трогательные. Они насыщают, вызывают у меня слёзы и восторг.
В нескольких, наверное, в трёх, моих рассказах А.С. появляется как персонаж.

 

Жанна Жарова

 

Затем, что я думаю, говорю и пишу по-русски. И среди первых сказок, которые мне в детстве рассказали или прочли мама или бабушка, были наверняка “Сказка о Золотой рыбке” или “Сказка о попе и его работнике Балде”.

Затем, что я точно помню, как в два года, стоя на табуретке,  декламировала “Сказку о царе Салтане” наизусть.

Затем, что я помню – уже позже, когда была подростком, – как мой отец читал наизусть “Паж, или 15-й год”, и я с тех пор наизусть знаю, хоть никогда не заучивала специально, “15 лет мне скоро минет, / дождусь ли радостного дня… ” – и далее по тексту до конца. И другие стихи, которые он любил и читал наизусть, я потом читала – и они запоминались сами… А как он любил “Гаврилиаду”!!! 

Затем, что, когда отцу исполнилось 85, он на своём юбилее – за месяц до смерти! – читал наизусть Пушкина за столом! Вернее, мы читали в два голоса: если он забывал, я ему подсказывала, и наоборот…

И я очень надеюсь, что если доживу до 85, то тоже буду помнить, к примеру, “… говеет Инзов, и намедни / я променял Вольтера бредни / и лиру, грешный дар судьбы, / на часослов, да на обедню, да на сушёные грибы…” (извини – первое, что пришло в голову, – наверное, на фоне нынешних церковных распрей в том числе).

 

Майя Димерли

 

Писала и переписывала, и снова удаляла написанное. Если очень коротко, то без Пушкина, как без важных внешних точек опоры (это и философы, и ученые древности, и духовные учителя, и наши выдающиеся современники, и, в конце концов, произведения искусства и архитектуры), можно оказаться с огромной дырой в душе. Пушкин был когда-то, и это наше большое счастье, везение и удача. Вообще счастье, когда гений хоть на 37 лет заглядывает в наши края (чаще всего богом забытые) и, несмотря на то, что власти пытаются сделать его жизнь невыносимой, находит множество поводов для радости, льнет к счастью, и являет собой пример яркой жизни и реализованного таланта. Можно сказать, что он бы еще написал. Да. Но он так жил, что на момент смерти написал на все 100% отпущенных ему свыше.

Немного глупо, но умнее не придумаю.

 

Людмила Шарга.

 

…Попыталась представить себе и себя без Пушкина.

Без сказок на ночь, их читал мне отец, у мамы были вечные, нескончаемые горы тетрадей, она преподавала русский язык и литературу.

Так вот. Без сказок.

Без “Барышни-крестьянки” и “Станционного смотрителя”, которые знала наизусть, без письма Татьяны к Онегину, без “Пиковой дамы”,

Без потрясения в музее на Мойке,12, у кожаного дивана с тёмным пятном.

Скептики меня не поймут, тем не менее, смертельный холод и боль овладевали мною дважды, когда я приближалась – на позволенное расстояние – к дивану.

Выхолостить всё это, и осталось бы что-то здоровое, серое и ущербное. Румяная серость.

Зачем… Чтобы “нежный вкус родимой речи” не потерять. И себя вместе с ним.

 

 

 

Сергей Рядченко

 

Вопросец, конечно, тот ещё.

Притворимся простодушными.

Пушкин мне затем, чтобы восхищаться, учиться и со-бытийствовать; читать и перечитывать его поэмы и сказки, его чудодейственную прозу; его путевые заметки, наброски и письма, в которых, как во Вселенной, сколько ни борозди, всего не выбороздишь.

А ещё Александр Сергеевич, как-то походя, разъяснил мне, что такое вкус: это чувство соразмерности и сообразности. Внял, применяю, не нарадуюсь.

А не будь у нас романа “Евгений Онегин” с недописанными главами, то, сдаётся мне, что и нас бы не было.

Мне Пушкин затем, чтобы жить и дышать.

 

Мне представляется, что подводить итог этим ответам  нет нужды.

Признания в любви всегда трудно вымолвить.

Для меня Пушкин – урок человеческого достоинства, урок противления злу, урок  жизни вопреки складывающимся обстоятельствам.

Другой поэт, сбрасывавший Пушкина с парохода современности – Владимир Маяковский когда-то написал: «Я б Америку закрыл, слегка почистил, а потом опять  открыл – вторично»

Перефразирую – я б Одессу закрыл, слегка почистил, а потом опять открыл – вторично…

И вернул бы величие пушкинского замысла.

Потому что Пушкин жив. И это не мистика. Пока звучит русская поэзия.

И вновь из Багрицкого. Теперь из стихотворения «Пушкин»:

 

Цветет весна – и Пушкин отомщенный

Все так же сладостно-вольнолюбив.

 

Все правда. За окном – цветет весна. Цветет акация. И Пушкин все так же сладостно- вольнолюбив.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Евгений Голубовский

Евгений Михайлович Голубовский (5 декабря 1936 – 6 августа 2023) Журналист, составитель и комментатор многих книг, связанных с историей, культурой Одессы. Родился в Одессе 5 декабря 1936 года. Окончил Одесский политехнический институт, где в 1956 году устроил со своими друзьями вечер-диспут, посвящённый искусству — от импрессионизма до кубизма, что было воспринято властью как акция против официального искусства соцреализма. Только вмешательство И. Эренбурга и Б. Полевого спасло от исключения из института. В штате газет «Комсомольская искра», затем «Вечерняя Одесса» работал с 1965 года. Вице-президент Всемирного клуба одесситов (президент Михаил Жванецкий). 15 лет редактор газеты клуба «Всемирные Одесские новости», последние пять лет одновременно заместитель редактора историко-краеведческого и литературно-художественного альманаха «Дерибасовская-Ришельевская». Редактор и составитель многих книг по истории культуры, литературной жизни Одессы. Публикуется в журналах России, Украины, США, Израиля. Член Национального союза журналистов Украины. Председатель Общественного совета Музея современного искусства Одессы. Лауреат журналистских премий.

One Response to “Евгений Голубовский. Что мерещится под запах акации”

  1. avatar Галина Рохлина says:

    Прекрасно написано, получила большое удовольствие.
    Спасибо автору.

Оставьте комментарий