Лидия ГРИГОРЬЕВА. Сны в Синайской пустыне

 

* * *

 

Тайно в империю въехав,

тайно ее покидаем.

И хорошо, что не пёхом –

едешь, тоскою снедаем,

в еврокомфортном вагоне

или летишь на «конкорде»

житель иных Патагоний –

с гордой кручиной на морде.

 

Буде господняя милость –

всюду закон непреложен –

выпрем Россию на вынос

мимо прилежных таможен.

 

Споро просеяв пространство

сквозь потогонное сито,

выпьем за гвоздь постоянства

в рваной обувке транзита.

 

В лапах тоски завиральной

чует, что песенка спета,

житель Деревни Глобальной –

муха в сетях Интернета.

 

Мы ж, с переменным успехом,

все в чемодан покидаем,

тайно в империю въехав.

явно ее покидаем.


 

ТОСКА  ПО  СНЕГУ

 

Как много красоты в заброшенной аллее:

и снежные цветы, и вьюжные лилеи,

молочные стога, вся в белых перьях липа –

глубокие снега, любимые – до всхлипа…

 

И негу, как нугу тянуть. Как конь телегу

сквозь мир тащить тугу: свою тоску по снегу.

Мочалить бечеву страданий – до момента,

когда влетишь в Москву из захолустья Кента.

 

Во все концы видна (и Гоголю из Рима)

страна, как купина, стоит – неопалима.

 

В заиндевевший дом войдешь (следы погрома),

любовию ведом (как Пушкин из Арзрума).

 

Смирись и не базарь: живешь, не в гроб положен,

хоть и один, как царь, (и как в Крыму – Волошин).

 

Количество пропаж спиши на Божью милость.

Вокруг иной пейзаж – все видоизменилось:

от Спаса-на-крови и до владельцев новых

на Спасско-Лутови-новых лугах медовых.

 

                               

 

СОН В СИНАЙСКОЙ ПУСТЫНЕ

                                        

                                                Р. Б.

Спи.

Покрывалом Синайской пустыни и небом,

взметнувшимся над головою –

укрою.

 

Спи.

Звездный путь гипнотических диких гусей 1

над тобою восстал –

ты устал.

 

Спи.

Ветер звездное просо так густо и пряно

над нами просеял –

у горы Моисея.

 

Спи.

Головой на восток, ну а ноги туда,

где горит бедуинский костер –

ты простер.

 

Спи.

Ведь английская поздняя ночь не напрасно

бела и туманна,  

как небесная манна.

 

Спи.

Там, где сон тебя тяжкий

железной узорной уздою взнуздал –

ты устал.

 

Спи.

Распластавшись от моря до моря, в пустыне,

и как рукавицу за пояс –

заткнув мегаполис.

 

Спи.

Мой избранник.

Спи, межзвездный скиталец и странник.

Пусть очнется душа на рассвете

в монастырской мечети 2

                     

 

ВЕЙМАРСКИЕ СТРАСТИ

 

                  “…О Шиллере, о славе, о любви.”  

                                                            А.С. Пушкин

                             

Здесь гордый Гете почивал,
безмерной славой утомленный.
А что же Шиллер? Разве мал
его талант непревзойденный?

 

«Вам не понять, дорогой курфюрст,

малой одной детали:

мокнет под окнами дряхлый куст,   

хмурятся дымные дали.»

 

«Я выбираю одно из двух:

кто-то из нас сфальшивил…»

«Знать я хотел бы из третьих рук:

как поживает Шиллер?»

 

«Ваш ли фальцет или мой баритон –

петь хорошо дуэтом…»

«Только скажите, все так же он

первым слывет поэтом?

 

Хоть и пою я, как пьяный лев –

Вам отказать не смею…

После всего покажу, осмелев,

дивную эту камею,

 

что из античных глубин извлекли.»

«Можно ее потрогать?..»

«Снова, поверьте, я на мели:

канули деньги в пропасть.»

 

«Но на камею ушли гроши!»

«Древность – дворец творений!

Правда, что Шиллер живет в тиши?

Самолюбивый гений!»

 

 «Эту балладу до дна не испить,

коль не извлечь примера…»

«Я не осмелился в землю зарыть

страсть коллекционера.»

 

«Так, как мы с Вами, споет не всяк…

Правда – мирами движет.»

«Правда, что Шиллер давно иссяк

и ничего не пишет?

 

Правда и то, что от злых годин

я изнутри обуглен.

Дымно и душно: опять камин

бурым топили углем.»

 

«Как бы осенняя морось и мразь

голоса нас не лишили.

Так что, прощайте…» «И все же, Князь,

как поживает Шиллер?»

 

 

ПАПА  В  АВИНЬОНЕ. 1375 ГОД

 

Папа, Папа, слышишь, в Авиньоне

варят звезды на мясном бульоне,

ветер в дом влетает на метле,

чтоб вертеть быка на вертеле.

 

Папа, Папа, видишь ли? До срока

прилетел из Африки сирокко,

прах и тлен сдувая с маловеров

в трапезной чудовищных размеров.

 

Это все проверено на деле.

Золотой сквозняк гуляет в теле.

Золотая тьма царит в душе.

Туша, глянь, обглодана уже.

 

Наступают времена иные.

Дуют в щели ветры продувные,

вихри мглы взметая без конца

на просторах папского дворца.

 

Не пора ли поменять жилище?

Грубая и радостная пища

разморила воинство Христово

у подножья Божьего престола.

 

Жаркий ветер проникает в поры.

Заговоры всюду, заговоры

в злых ущельях папского дворца.

Господи, не отврати лица!

 

Или при дворе лихие нравы,

или повар подложил отравы,

или ветер веет из пустыни –

как покров последней благостыни.

                 

 

* * *         

                   Памяти Сильвии Платт и Теда Хьюза           

 

Если вспомнить, что Сильвия Платт,

злую страсть и тоску собрала и соткала, как плат:

чистый лен, чистый шелк, тихий шепот:

ушел…

 

Если вспомнить о том, что она,

пряла нити судьбы, словно Парка,

из шелка и шепота, горя и льна:

так строка и струится, и льется… тихий стон:

не вернется…

 

Что осталось от них от двоих

меж миров, между строк, между книг:

сладкий гнев, скорбный глас, страстный пыл…

тихий вздох: не забыл…

         

 

ИСПУГ

 

Как получить из первых рук

прозрений благодать?

Нельзя вообразить испуг,

но можно испытать.

 

И как осмелиться, посметь,

незримое прозреть?

Нельзя свою представить смерть,

не умерев допредь.

 

* * *         

Маленькое стихотворение – это древний город

с переулками, халупами и дворцами,

с просторечным воинством,

                                     где царь – Ирод –

рыдает над убиенными младенцами.

 

Маленькое… Что может быть обманней:

его пространства бывают необозримы.

Императорские сокровища на Тайване –

безделушки, безделки бесценные –

                               разве что с ним сравнимы.

 

 

Маленькое стихотворение – нереально,

                           до безобразия невообразимо.

Только в жаркие дни – благодатно и благоуханно,

но его, как птенца на груди, 

                         согревают в крепкие зимы,

так оно беззащитно, бестелесно и бездыханно.

 

Маленькое стихотворение – невозможно

написать, если ты раскудахкался, раздухарился,

то есть – что не так уж и сложно –

                                      задрал поэтический нос.

                           

Тем более, что Первый Поэт еще не родился.

И это – главный вопрос.

 

 

ОСВОЕНИЕ  ЗЕМЕЛЬ

 

И я жила среди камней,

как ящерка и шведка.

Как мох, ползла из всех щелей,

в валун вцепившись крепко.

 

Свивала гнезда меж ветвей

в тропической лиане:

для освоения земель

в воздушном океане.

 


 

 

 

* * *

 

Тайно в империю въехав,

тайно ее покидаем.

И хорошо, что не пёхом –

едешь, тоскою снедаем,

в еврокомфортном вагоне

или летишь на «конкорде»

житель иных Патагоний –

с гордой кручиной на морде.

 

Буде господняя милость –

всюду закон непреложен –

выпрем Россию на вынос

мимо прилежных таможен.

 

Споро просеяв пространство

сквозь потогонное сито,

выпьем за гвоздь постоянства

в рваной обувке транзита.

 

В лапах тоски завиральной

чует, что песенка спета,

житель Деревни Глобальной –

муха в сетях Интернета.

 

Мы ж, с переменным успехом,

все в чемодан покидаем,

тайно в империю въехав.

явно ее покидаем.


 

ТОСКА  ПО  СНЕГУ

 

Как много красоты в заброшенной аллее:

и снежные цветы, и вьюжные лилеи,

молочные стога, вся в белых перьях липа –

глубокие снега, любимые – до всхлипа…

 

И негу, как нугу тянуть. Как конь телегу

сквозь мир тащить тугу: свою тоску по снегу.

Мочалить бечеву страданий – до момента,

когда влетишь в Москву из захолустья Кента.

 

Во все концы видна (и Гоголю из Рима)

страна, как купина, стоит – неопалима.

 

В заиндевевший дом войдешь (следы погрома),

любовию ведом (как Пушкин из Арзрума).

 

Смирись и не базарь: живешь, не в гроб положен,

хоть и один, как царь, (и как в Крыму – Волошин).

 

Количество пропаж спиши на Божью милость.

Вокруг иной пейзаж – все видоизменилось:

от Спаса-на-крови и до владельцев новых

на Спасско-Лутови-новых лугах медовых.

 

                               

 

СОН В СИНАЙСКОЙ ПУСТЫНЕ

                                        

                                                Р. Б.

Спи.

Покрывалом Синайской пустыни и небом,

взметнувшимся над головою –

укрою.

 

Спи.

Звездный путь гипнотических диких гусей 3

над тобою восстал –

ты устал.

 

Спи.

Ветер звездное просо так густо и пряно

над нами просеял –

у горы Моисея.

 

Спи.

Головой на восток, ну а ноги туда,

где горит бедуинский костер –

ты простер.

 

Спи.

Ведь английская поздняя ночь не напрасно

бела и туманна,  

как небесная манна.

 

Спи.

Там, где сон тебя тяжкий

железной узорной уздою взнуздал –

ты устал.

 

Спи.

Распластавшись от моря до моря, в пустыне,

и как рукавицу за пояс –

заткнув мегаполис.

 

Спи.

Мой избранник.

Спи, межзвездный скиталец и странник.

Пусть очнется душа на рассвете

в монастырской мечети 4

                     

 

ВЕЙМАРСКИЕ СТРАСТИ

 

                  “…О Шиллере, о славе, о любви.”  

                                                            А.С. Пушкин

                             

Здесь гордый Гете почивал,
безмерной славой утомленный.
А что же Шиллер? Разве мал
его талант непревзойденный?

 

«Вам не понять, дорогой курфюрст,

малой одной детали:

мокнет под окнами дряхлый куст,   

хмурятся дымные дали.»

 

«Я выбираю одно из двух:

кто-то из нас сфальшивил…»

«Знать я хотел бы из третьих рук:

как поживает Шиллер?»

 

«Ваш ли фальцет или мой баритон –

петь хорошо дуэтом…»

«Только скажите, все так же он

первым слывет поэтом?

 

Хоть и пою я, как пьяный лев –

Вам отказать не смею…

После всего покажу, осмелев,

дивную эту камею,

 

что из античных глубин извлекли.»

«Можно ее потрогать?..»

«Снова, поверьте, я на мели:

канули деньги в пропасть.»

 

«Но на камею ушли гроши!»

«Древность – дворец творений!

Правда, что Шиллер живет в тиши?

Самолюбивый гений!»

 

 «Эту балладу до дна не испить,

коль не извлечь примера…»

«Я не осмелился в землю зарыть

страсть коллекционера.»

 

«Так, как мы с Вами, споет не всяк…

Правда – мирами движет.»

«Правда, что Шиллер давно иссяк

и ничего не пишет?

 

Правда и то, что от злых годин

я изнутри обуглен.

Дымно и душно: опять камин

бурым топили углем.»

 

«Как бы осенняя морось и мразь

голоса нас не лишили.

Так что, прощайте…» «И все же, Князь,

как поживает Шиллер?»

 

 

ПАПА  В  АВИНЬОНЕ. 1375 ГОД

 

Папа, Папа, слышишь, в Авиньоне

варят звезды на мясном бульоне,

ветер в дом влетает на метле,

чтоб вертеть быка на вертеле.

 

Папа, Папа, видишь ли? До срока

прилетел из Африки сирокко,

прах и тлен сдувая с маловеров

в трапезной чудовищных размеров.

 

Это все проверено на деле.

Золотой сквозняк гуляет в теле.

Золотая тьма царит в душе.

Туша, глянь, обглодана уже.

 

Наступают времена иные.

Дуют в щели ветры продувные,

вихри мглы взметая без конца

на просторах папского дворца.

 

Не пора ли поменять жилище?

Грубая и радостная пища

разморила воинство Христово

у подножья Божьего престола.

 

Жаркий ветер проникает в поры.

Заговоры всюду, заговоры

в злых ущельях папского дворца.

Господи, не отврати лица!

 

Или при дворе лихие нравы,

или повар подложил отравы,

или ветер веет из пустыни –

как покров последней благостыни.

                 

 

* * *         

                   Памяти Сильвии Платт и Теда Хьюза           

 

Если вспомнить, что Сильвия Платт,

злую страсть и тоску собрала и соткала, как плат:

чистый лен, чистый шелк, тихий шепот:

ушел…

 

Если вспомнить о том, что она,

пряла нити судьбы, словно Парка,

из шелка и шепота, горя и льна:

так строка и струится, и льется… тихий стон:

не вернется…

 

Что осталось от них от двоих

меж миров, между строк, между книг:

сладкий гнев, скорбный глас, страстный пыл…

тихий вздох: не забыл…

         

 

ИСПУГ

 

Как получить из первых рук

прозрений благодать?

Нельзя вообразить испуг,

но можно испытать.

 

И как осмелиться, посметь,

незримое прозреть?

Нельзя свою представить смерть,

не умерев допредь.

 

* * *         

Маленькое стихотворение – это древний город

с переулками, халупами и дворцами,

с просторечным воинством,

                                     где царь – Ирод –

рыдает над убиенными младенцами.

 

Маленькое… Что может быть обманней:

его пространства бывают необозримы.

Императорские сокровища на Тайване –

безделушки, безделки бесценные –

                               разве что с ним сравнимы.

 

 

Маленькое стихотворение – нереально,

                           до безобразия невообразимо.

Только в жаркие дни – благодатно и благоуханно,

но его, как птенца на груди, 

                         согревают в крепкие зимы,

так оно беззащитно, бестелесно и бездыханно.

 

Маленькое стихотворение – невозможно

написать, если ты раскудахкался, раздухарился,

то есть – что не так уж и сложно –

                                      задрал поэтический нос.

                           

Тем более, что Первый Поэт еще не родился.

И это – главный вопрос.

 

 

ОСВОЕНИЕ  ЗЕМЕЛЬ

 

И я жила среди камней,

как ящерка и шведка.

Как мох, ползла из всех щелей,

в валун вцепившись крепко.

 

Свивала гнезда меж ветвей

в тропической лиане:

для освоения земель

в воздушном океане.