Семён Каминский. Тёплая встреча

Рисунок Андрея Рабодзенко

Рисунок Андрея Рабодзенко

        — Марик, — говорила мама по телефону, не делая пауз между предложениями, — одни мои близкие знакомые хотели бы передать своим родственникам в Киеве несколько фотографий и деньги, долларов триста. Я обещала, что ты возьмёшь, когда вы полетите. Они спрашивают, удобно ли, чтобы они привезли их на днях к вам домой.

— Мама, — обречённым голосом сказал я, стоя с телефонной трубкой посреди комнаты, весь пол которой был занят раскрытыми чемоданами и вещами, — и деньги, и фотографии в Украину из Штатов давно можно переслать и другими способами, но если это так нужно, то я, конечно…

— В общем, я им скажу, чтобы они завтра вечером к вам всё это занесли, — перебила меня мама.

После семи лет постоянного жительства в Америке мы — моя жена Лина, десятилетний сын Миша и я — наконец-то собрались повидать родину. Наш самолёт летел в Киев через неделю, и всю эту неделю к нам звонили и приходили незнакомые пожилые соотечественники. Они говорили как пароль: «Ваша мама, Марлен, сказала нам…», и несли деньги, адреса родственников и письма с вложенными в них фотографиями.

Возражать маме было бесполезно — и в последний вечер перед вылетом из Чикаго, закончив наши собственные непростые сборы, мы сидели перед списком киевских и харьковских получателей и считали чужие деньги. Их набралось около шести тысяч. И так как деньги были десятками и двадцатками (каждый пытался, оправдываясь, объяснить нам, что для их родных и друзей в Украине обменивать крупные купюры на гривны будет неудобно и невыгодно), то пачка получилась солидная. Вести подсчёты и разбираться, что — кому, нам пришлось довольно долго, ведь, честно говоря, здесь, в Штатах, мы уже совсем разучились иметь дело с наличными и к тому же боялись что-то напутать.

Перед вылетом мама позвонила, чтобы пожелать нам счастливого пути и дать ещё одно поручение:

— Когда будешь передавать там письмо и передачу от меня моей подруге Фирочке, она, в свою очередь, даст тебе небольшой пакет для меня.

— Я надеюсь, что там не будет чего-то такого, из-за чего нас задержат на обратном пути в Борисполе или не пустят назад в Америку? — уточнил я.

— Можешь не волноваться, — убеждённо ответила мама, — взрывчатку я тебя везти не заставлю, просто флакон духов «Красная Москва»… пачечек двадцать активированного угля… ну, и несколько лифчиков для меня.

— Мама, зачем нам тащить сюда всю эту ерунду? Зачем тебе здесь «Москва» и тем более «красная»? А лекарств тебе уже ставить некуда, ты же американские выбрасываешь целыми пачками! И что, в Америке лифчики уже стали дефицитом?

— Марик, не умничай! Это чудные духи моей молодости, мои любимые! И простые хлопчатобумажные лифчики, нужного мне размера, в Америке таких совершенно нет. Фирочка там с трудом их достала, я уже не могу отказаться! — отрезала мама, и наша дискуссия на столь занимательную тему завершилась.

 

— …Там везде орудует мафия, — убеждённо пугал нас русский сосед в самолёте. — Если вы везёте много наличных денег и укажете их в декларации (а не указать их вы не можете), то в Борисполе таможенники сразу передадут об этом. И на выходе из таможенной зоны вас уже будут ждать и требовать откупных…

Мы молча слушали.

 

Въездная таможенная декларация любой страны — это достаточно идиотский документ, особенно для человека, только что пережившего многочасовой перелёт и после этого испытания довольно плохо соображающего. Украинская декларация не была исключением из этого правила, впрочем, не намного хуже других. В аэропорту Борисполя мы медленно, но справились с её заполнением, затем предъявили вещи и деньги молодой женщине в форме. Она тщательно пересчитала нашу (то есть в основном не нашу) долларовую наличность, и во время этого процесса разные, не самые умиротворяющие мысли читались на лице моей жены. Видимо, такие же мысли она читала и на моём…

И вот осмотр закончился — без проблем. Мы налегли на тележки с чемоданами и потащились к раздвижным дверям — куда? В лапы украинской мафии?

Лина катила свою тележку впереди, за ней Мишка тащил свой личный рюкзак, наполненный играми и приставкой Game Boy, а замыкающим каравана был, естественно, я. Я и чувствовал себя этаким богатым караванщиком в пустыне, в любую секунду ожидающим нападения безжалостных кровожадных разбойников.

И вот двери из таможенной зоны в холл аэровокзала раскрылись, мы выкатились из них и… Первое, что мы увидели, была очень плотная, молчаливая толпа неулыбчивых, стоящих полукругом вокруг нас мужчин, в высоких ондатровых и норковых шапках и чёрных длинных кожаных куртках. Все они, без сомнения, вожделенно смотрели на наши чемоданы. И весь их вид, казалось, говорил, что наши худшие опасения сбылись, потому что такого количества угрюмых лиц мы не видели давненько, да и от подобных шапок и курток совершенно отвыкли.

Лина на секунду остановилась, при этом Мишка оказался рядом с ней. Продолжая крепко держаться одной рукой за тележку, она ухватила его за руку, подтащила поближе к себе и, оглянувшись на меня, отчаянно двинулась на прорыв. При этом она несколько нарочито громко сказала, глядя куда-то поверх голов:

— Смотри, а вот и наши друзья — встречают нас!

И хотя нас действительно должны были встречать харьковский друг Валера и несколько киевских получателей передач, известных нам, правда, только по шпионским приметам, описанным их чикагской роднёй, на самом деле никого из них мы пока, к сожалению, не видели.

Однако решительное поступательное движение Лининой тележки с чемоданами неожиданно оказало воздействие на толпу, и она стала раздвигаться, беспрекословно пропуская нас вперёд. А тут издали, за толпой, показались приметы встречающих: розовая шапочка дочери дяди Гриши (ей полагалось триста долларов и письмо), бумажка с надписью «Марик из Чикаго!», которую на вытянутых руках держал молодой племянник, кажется, тёти Лизы (ему, если память не изменяет, было передано двести пятьдесят, несколько фотографий и брошюра с правилами вождения в Иллинойсе), и наш друг Валерка, влетевший в аэропорт с улицы (видимо, полночи гнал машину из Харькова и немного опоздал ко времени нашего явления украинскому народу)… И ещё кто-то, и ещё, и ещё… Опасность вроде бы миновала.

После недолгих объятий со знакомыми мы поторопились выполнить наш интернациональный долг — раздали «посылки» по чётко названным паролям и при полном совпадении примет получателей со списком. Это произошло прямо здесь же, в холле, под окном, в сторонке от нехорошей толпы, которая, кстати, почему-то мгновенно потеряла к нам интерес, как только мы решительно (благодаря Линке) прошли сквозь неё. Куда там они теперь смотрели, эти хмурые, озабоченные люди, мы не знали и даже оглядываться не хотели на них. Только когда раздача закончилась и мы, выбравшись на площадь перед аэропортом, направились к старенькому Валеркиному «опелю», я рассказал ему о наших подозрениях.

— Чудаки, — ухмыльнулся он, — какая мафия? Это просто водители частных машин собрались перед дверями выхода с международного рейса в надежде перехватить выгодных пассажиров…

 

На обратном пути из Украины в Штаты мы также благополучно довезли предназначавшийся маме груз специального назначения. Таможня дала добро.

 

 

Чикаго, 2006-2019

Рисунок Андрея Рабодзенко

Рисунок Андрея Рабодзенко

        — Марик, — говорила мама по телефону, не делая пауз между предложениями, — одни мои близкие знакомые хотели бы передать своим родственникам в Киеве несколько фотографий и деньги, долларов триста. Я обещала, что ты возьмёшь, когда вы полетите. Они спрашивают, удобно ли, чтобы они привезли их на днях к вам домой.

— Мама, — обречённым голосом сказал я, стоя с телефонной трубкой посреди комнаты, весь пол которой был занят раскрытыми чемоданами и вещами, — и деньги, и фотографии в Украину из Штатов давно можно переслать и другими способами, но если это так нужно, то я, конечно…

— В общем, я им скажу, чтобы они завтра вечером к вам всё это занесли, — перебила меня мама.

После семи лет постоянного жительства в Америке мы — моя жена Лина, десятилетний сын Миша и я — наконец-то собрались повидать родину. Наш самолёт летел в Киев через неделю, и всю эту неделю к нам звонили и приходили незнакомые пожилые соотечественники. Они говорили как пароль: «Ваша мама, Марлен, сказала нам…», и несли деньги, адреса родственников и письма с вложенными в них фотографиями.

Возражать маме было бесполезно — и в последний вечер перед вылетом из Чикаго, закончив наши собственные непростые сборы, мы сидели перед списком киевских и харьковских получателей и считали чужие деньги. Их набралось около шести тысяч. И так как деньги были десятками и двадцатками (каждый пытался, оправдываясь, объяснить нам, что для их родных и друзей в Украине обменивать крупные купюры на гривны будет неудобно и невыгодно), то пачка получилась солидная. Вести подсчёты и разбираться, что — кому, нам пришлось довольно долго, ведь, честно говоря, здесь, в Штатах, мы уже совсем разучились иметь дело с наличными и к тому же боялись что-то напутать.

Перед вылетом мама позвонила, чтобы пожелать нам счастливого пути и дать ещё одно поручение:

— Когда будешь передавать там письмо и передачу от меня моей подруге Фирочке, она, в свою очередь, даст тебе небольшой пакет для меня.

— Я надеюсь, что там не будет чего-то такого, из-за чего нас задержат на обратном пути в Борисполе или не пустят назад в Америку? — уточнил я.

— Можешь не волноваться, — убеждённо ответила мама, — взрывчатку я тебя везти не заставлю, просто флакон духов «Красная Москва»… пачечек двадцать активированного угля… ну, и несколько лифчиков для меня.

— Мама, зачем нам тащить сюда всю эту ерунду? Зачем тебе здесь «Москва» и тем более «красная»? А лекарств тебе уже ставить некуда, ты же американские выбрасываешь целыми пачками! И что, в Америке лифчики уже стали дефицитом?

— Марик, не умничай! Это чудные духи моей молодости, мои любимые! И простые хлопчатобумажные лифчики, нужного мне размера, в Америке таких совершенно нет. Фирочка там с трудом их достала, я уже не могу отказаться! — отрезала мама, и наша дискуссия на столь занимательную тему завершилась.

 

— …Там везде орудует мафия, — убеждённо пугал нас русский сосед в самолёте. — Если вы везёте много наличных денег и укажете их в декларации (а не указать их вы не можете), то в Борисполе таможенники сразу передадут об этом. И на выходе из таможенной зоны вас уже будут ждать и требовать откупных…

Мы молча слушали.

 

Въездная таможенная декларация любой страны — это достаточно идиотский документ, особенно для человека, только что пережившего многочасовой перелёт и после этого испытания довольно плохо соображающего. Украинская декларация не была исключением из этого правила, впрочем, не намного хуже других. В аэропорту Борисполя мы медленно, но справились с её заполнением, затем предъявили вещи и деньги молодой женщине в форме. Она тщательно пересчитала нашу (то есть в основном не нашу) долларовую наличность, и во время этого процесса разные, не самые умиротворяющие мысли читались на лице моей жены. Видимо, такие же мысли она читала и на моём…

И вот осмотр закончился — без проблем. Мы налегли на тележки с чемоданами и потащились к раздвижным дверям — куда? В лапы украинской мафии?

Лина катила свою тележку впереди, за ней Мишка тащил свой личный рюкзак, наполненный играми и приставкой Game Boy, а замыкающим каравана был, естественно, я. Я и чувствовал себя этаким богатым караванщиком в пустыне, в любую секунду ожидающим нападения безжалостных кровожадных разбойников.

И вот двери из таможенной зоны в холл аэровокзала раскрылись, мы выкатились из них и… Первое, что мы увидели, была очень плотная, молчаливая толпа неулыбчивых, стоящих полукругом вокруг нас мужчин, в высоких ондатровых и норковых шапках и чёрных длинных кожаных куртках. Все они, без сомнения, вожделенно смотрели на наши чемоданы. И весь их вид, казалось, говорил, что наши худшие опасения сбылись, потому что такого количества угрюмых лиц мы не видели давненько, да и от подобных шапок и курток совершенно отвыкли.

Лина на секунду остановилась, при этом Мишка оказался рядом с ней. Продолжая крепко держаться одной рукой за тележку, она ухватила его за руку, подтащила поближе к себе и, оглянувшись на меня, отчаянно двинулась на прорыв. При этом она несколько нарочито громко сказала, глядя куда-то поверх голов:

— Смотри, а вот и наши друзья — встречают нас!

И хотя нас действительно должны были встречать харьковский друг Валера и несколько киевских получателей передач, известных нам, правда, только по шпионским приметам, описанным их чикагской роднёй, на самом деле никого из них мы пока, к сожалению, не видели.

Однако решительное поступательное движение Лининой тележки с чемоданами неожиданно оказало воздействие на толпу, и она стала раздвигаться, беспрекословно пропуская нас вперёд. А тут издали, за толпой, показались приметы встречающих: розовая шапочка дочери дяди Гриши (ей полагалось триста долларов и письмо), бумажка с надписью «Марик из Чикаго!», которую на вытянутых руках держал молодой племянник, кажется, тёти Лизы (ему, если память не изменяет, было передано двести пятьдесят, несколько фотографий и брошюра с правилами вождения в Иллинойсе), и наш друг Валерка, влетевший в аэропорт с улицы (видимо, полночи гнал машину из Харькова и немного опоздал ко времени нашего явления украинскому народу)… И ещё кто-то, и ещё, и ещё… Опасность вроде бы миновала.

После недолгих объятий со знакомыми мы поторопились выполнить наш интернациональный долг — раздали «посылки» по чётко названным паролям и при полном совпадении примет получателей со списком. Это произошло прямо здесь же, в холле, под окном, в сторонке от нехорошей толпы, которая, кстати, почему-то мгновенно потеряла к нам интерес, как только мы решительно (благодаря Линке) прошли сквозь неё. Куда там они теперь смотрели, эти хмурые, озабоченные люди, мы не знали и даже оглядываться не хотели на них. Только когда раздача закончилась и мы, выбравшись на площадь перед аэропортом, направились к старенькому Валеркиному «опелю», я рассказал ему о наших подозрениях.

— Чудаки, — ухмыльнулся он, — какая мафия? Это просто водители частных машин собрались перед дверями выхода с международного рейса в надежде перехватить выгодных пассажиров…

 

На обратном пути из Украины в Штаты мы также благополучно довезли предназначавшийся маме груз специального назначения. Таможня дала добро.

 

 

Чикаго, 2006-2019