Наталья ГРАНЦЕВА. В созвездье Тельца -

Небеса не трогай, не живи во мгле:
Белый рыцарь Бога ходит по земле.

Ходит и летает, шутит и грустит,
Время почитает и на нас глядит.

Ни бронежилета нет на нем, ни лат.
Меч его — из света, дух его крылат.

Он не бредит схваткой, но наверняка
Под стальной перчаткой — крепкая рука.

Тучи стрел каленых он отвел щитом,
Вражьим легионам погрозил перстом.

Дальняя дорога, кодексы борьбы,
Белый рыцарь Бога — амулет судьбы.

Этот рыцарь Божий, говорит молва,
Словно день погожий — ветер, спирт, халва.

Сокол триединый, леопард, дельфин,
Грейдер, субмарина, бездны господин.

Он, тебя не зная, светит с высоты,
Как звезда живая… Ну а ты, а ты?

РОЖДЕСТВО

Приближается чудо – ты слышишь? И я!
Снегопад над землей зависает, паря,
В невесомом скафандре, в хитоне пуховом.
Заглушается шум механизмов земных,
Гул забот невеселых и всхлипов дверных –
Ветошь звуков в оркестре дворовом.

Ночь уходит по грудь в тишину, в темноту,
Теплый воздух пустыни в незримом цвету
Сторожей и бродяг тормошит, согревая.
И бесшумно, как дверь из двойного стекла,
Расступается неба разумная мгла,
Путь сверхновой звезде открывая.

О таинственный вестник в созвездье Тельца,
Дух кометы, туманности новой пыльца,
Милосердья фонарик-сестрица.
Год за годом гляжу на чудесный полет,
На мистерию чуда, защиты оплот,
На свеченья небесную птицу.

Год за годом – ты слышишь? – еловой смолой
Наполняется мрак. И незримой стрелой
Пролегает тропа к потаенной пещере.
Три восточных царя, затерявшись в ночи,
Как свидетели чуда, послы и врачи
Время шагом сафьяновым мерят.

Первый дышит, как вол, так дыхания пар,
Как светильник, несет пред собою Каспар,
Чтоб второй не рассыпал из ладанки ладан.
А последним идет, выбиваясь из сил,
Тот, кого предсказал сам пророк Даниил,
Сокровенным навьюченный кладом.

Компас их огневой, шаровой, световой
Ниже туч проплывает дорогой живой
И на северо-запад декабрьский стремится.
Наблюдатели зимней природы, зачем
Маги сбились с пути? Далеко Вифлеем
От иерусалимской десницы.

Этот путь начертал в глубине языков
Валаам, прорицатель древнейших веков,
И ведет по нему чародеев светило
Не в вертеп, – во дворец чужеземца-царя,
Чтоб в известье благом, как в слезе янтаря,
Злоумышленье Ирода явлено было.

Как четвертой эклогой Вергилия он
Восхищался, а консул и друг Поллион
С ними в Риме шутил, пил вино молодое, —
Так теперь в иудейской ночи проклянет
Весть восточных гонцов, провожая в поход
Трех потомков великого Ноя.

За оградою западной спит темнота.
За ушедшими заперты крепко врата.
Ирод знает, что ложен маршрут каравана
И лазутчиков верных навек ослепит,
Словно вьюжная пыль из-под чуждых копыт,
Ветхий мир ожидания, лжи и обмана.

Через вечного времени снежный туман
Путь царей пролегает к Босфору, в Милан,
В зимний Кельн. Принимая немотство
Тайной миссии, будут в молчанье они
Проходить мимо нас, как земные огни,
В Вифлеемской земли воеводство.

Там Давидовый город – промысленный край,
Там убежище теплое, бедный сарай,
Гостевая времянка, родильные сени.
Там ребенок, чье тело как нежный топаз,
Словно молния – лик, а сияние глаз
Говорит о любви и спасенье.

Он лежит на коленях у Девы святой,
И подземного храма сосуд золотой
Открывает Иосифу старому чудо:
С отдаленного выгона, за две версты,
Пастухи появляются. Лампа звезды
Освещает волхвов с драгоценной посудой.

Здесь помазанья масло, судьбы фимиам.
Созерцая прекрасное царство и храм,
Все живое не спит от волненья.
Мы его очевидцы. И верить спеша,
С Дионисием Малым согласна душа —
Это он, первый день обновленья.

Материнской улыбкою кроткой пленен,
Дышит маленький образ великих времен
И глядит на пришедших с дарами.
В ореоле души он как дух в хрустале.
Животворное Слово на чистой земле
Пребывает – ты слышишь? – и с нами.

Как мне хочется в мире теперь пребывать,
Образ божий в серебряной тьме целовать
Или думать с тобою о счастье.
Я вдыхаю возлюбленный воздух. Никак
Не могу надышаться. Несу на руках
Апельсины и книги, и сласти.

Итальянской дубленки броня холодит,
Снег от Кеплера с пулковской сферы летит
На эпохи любимой года-акварели.
Он летит на сердечной хвалы благодать,
И народам на плечи ложится опять
Серебристый каракуль метели.

Чтобы дух человеческий вновь обмирал,
Чтобы лился в сердца благодарный хорал,
Чтобы мы разбивали неверия чаши
И могли вспоминать, если помнить невмочь,
Что когда-то однажды в морозную ночь
Нас простили за прошлое наше.

* * *

В топологическом аду
Хранится ключ к воротам Рая,
А Рай, мне помнится, в саду,
Где, никогда не умирая,
Живет Отец небесный, Он,
Подобный чудной теореме,
Как мирозданья бастион
Не знает, что такое время.

Как полон Он! А я… А ты…
А мы – как старые фонтаны,
Где благодатной нет воды,
А только трещины и раны,
Обломки камня и гнилье
И ржа листвы в помете птичьем –
Цемента ветхое жилье,
Крах совершенства и величья.

Зачем нам этот дар – стареть
Во власти кальция и йода
И ощущать, как тает медь
И алчет плоти зев исхода.
Как оцинкованным ведром
Грохочет гром в ночной неволе,
И тектонический разлом
Ползет по шахматному полю.

Как рано прервана игра!
Под извержение хорала
Взметнулась всадника гора,
И вопль исторгли минералы,
Узрев отверстые гробы
И в хоре прежних воплощений
Грех деформации судьбы
В бурьяне плоских возмущений.

О ветер Страшного суда!
О небо, свернутое в свиток!
Озера, храмы, города
И трупы с ликами улиток.
Вот амфор древних черепки,
Вот конский храп и огнь небесный.
Нефритовые игроки
Распластаны у края бездны.

Смотри же фильм небытия!
Ломай изломанные крылья,
В мозгу копайся, как свинья,
И рви стальные сухожилья!
Источник света – на кресте,
Он наг без жизни-телогрейки,
Гомеоморфен пустоте,
Все прочее – разрывы, склейки.

А значит, надо встать, дрожа,
На смытых тьмою кинопленках,
Идти, органы рук держа
На земноводных перепонках.
Вгрызаться в трещины твердынь,
Лакать прокисшие культуры,
Плывя в скорлупках Ян и Инь,
Блестя, как червь, мускулатурой,

В атомизированной тьме,
В космогоническом круженье,
В аду, во льду, в огне, в тюрьме –
Сражаться за преображенье!

* * *
Нет правды в прошлом, как в ногах.
Присядь и выпей чашку кофе.
Экклезиаст, видать, в бегах,
А то б твердил о катастрофе,
О неизбежном… Мы и так
Готовы к худшему с рожденья.
Что рубль иным – для нас пятак,
Сорняк, ветошка, наважденье.

Ропщи, смиряйся или пей –
Напрасно умоисступленье.
И в плащ вцепляется репей,
Как догма предопределенья.
Но план трагедии понять
Смогли еще во тьме столетий:
Там актов будет ровно пять,
А ныне – лишь закончен третий.

Пройдет еще полтыщи лет,
Но будут живы те же ноты,
И вновь католиков завет
Крушить продолжат гугеноты,
И вспыхнет новая резня,
Плодя чудовищные бредни,
И всадник будет гнать коня,
Чтобы поспеть к чужой обедне.

Пускай история идет
Своей исхоженной дорогой,
Но погребальных трапез мед
Еще не собран, слава Богу.
Есть время вырастить детей
И цветники разбить в пустыне,
И рыбу вынуть из сетей,
И форму дать словесной глине.

И путь обыденный верша,
Продлить невидимые рельсы…
Испепеленная душа,
Цвети, как роза Парацельса!