Анна ГЕДЫМИН. «А жизнь оказалась длинней…»

ЛЕТО

Думаешь: надоели
одинаковые окошки,
Небо невзрачное городское
И дождь, что сверлит
то крыши, а то дорожки
И не хочет покоя.

А в квартале возле старой котельной
Жить, может быть, интересней,
Но нет давно ни тропы отдельной,
Ни птицы, сочиняющей песни.

Видимо, остается лишь память,
Где тепло и уютно,
Где уже не сумели нас до смерти ранить,
И где скучать не дают нам

Соседок пересуды-разговоры,
Мол, с кем я да во что я одета,
И ситцевые флоксы, без которых
И лето — не лето.

 

* * *

Милый, знаю: на свете бывают цветы,
Великие праздники, дружелюбные окраины леса.
Но в последнее время все, что не ты,
Для меня не представляет ни малейшего интереса.

Впрочем, мне кажется, это ты перекинул мост,
Когда изгибается радуга на весь пейзаж обозримый.
И еще, мне кажется, о тебе распевает дрозд,
О тебе покрываются ветви спелой рябиной.

Осень. Брожу по колена в золоте, что твой Мидас,
Зачарована, недосягаема сплетней.
Все это — ты, мое солнце, мой звездный час.
Дай бог, последний…

 

СЕЛО УБОРЫ

А домик, что мы снимали,
ты знаешь — давно сгорел,
Что дачной округе
добавило, действительно, лоску.
И загнанно смотрит бомжиха,
боясь спросить папироску, —
Ну чистое чудо в перьях,
на которое разрешили отстрел!

Лишь солнце,
ныряющее в поле, как в озеро,
всё так же красным-
Красно.
А картофельных грядок нет и в помине.
Новодел победил бы
в этой тихой благородной низине,
Когда бы не церковь,
построенная крепостным…

 

* * *

Ты помнишь? — мы опережали дроздов
по части птичьего пенья,
И до самих соловьев
была нам, кажется, малость.
А как-то в полночь
мы почти остановили мгновенье.
Но передумали.
Иначе что бы нам оставалось?

Так бы вот и бродить
по задремавшей отчизне,
Свои лирические стишки
беспечно впаривать массам
И не узнать,
что через двадцать лет по уровню жизни
Эта местность будет располагаться
между Зимбабве и Гондурасом…

 

* * *

Грохот. Крики.
Солнце над стройплощадкой
никогда не садится.
А я думала, что лебедка —
это такая птица.

А я спрашивала у прораба:
«Не часть ли вы
Той мечты — с пожизненным стажем?»
Вот увидишь, мы будем счастливы.
А дом будет светел и стоэтажен.
И так далее — на века, навсегда,
Как уже обещали когда-то.

Потерпи!
Звуки стройки — это, в общем-то, ерунда
По сравненью с песней солдата.

 

* * *

Насмешки такой бессердечной
Мы явно не ждали с тобой:
Любовь оказалась конечной —
Как жизнь и как боль.

Роняет июль с небосвода
Светил перезрелую гроздь…
Ну что с возвращённой свободой
Нам делать, теперь уже врозь?

А полночь в ответ мне хохочет
Всем сонмом нарядных огней:
Любовь оказалась короче!
А жизнь оказалась длинней!

КАБИНЕТ

Здесь всё по-прежнему:
И шторы булавкой сколоты,
И бумаги навалены
На столе и на табуретах.
Лишь любимые люди,
Так плотно населявшие стены комнаты,
Постепенно тускнеют
И по одному — уходят с портретов.

 

* * *

Новый год,
бенефис вечнозеленых растений.
Ёлка вырядилась,
как будто школьница во хмелю.
Я в эти сутки
шарахаюсь от собственной тени
И тебя
забыть уже не пытаюсь — люблю.

День прибавляется,
мы, наоборот, иссякаем,
Жизнь отнимается у нас
без следствия и суда.
Я гонюсь за тобой,
как Герда гналась за Каем.
(«Вам не холодно?» —
«Ах, помилуйте, как всегда».)

Спят пространства,
разлукой нашей казнимы.
Спят меж нами
самолеты и провода.
(«Что вы думаете
про легендарные русские зимы?» —
«Ненавижу
эти чертовы холода».)

Так чего мы добились?
Давай с тобой подытожим:
Ты — как Этна в своих облаках —
в посторонней увяз судьбе,
Я — бреду в новый год
(«Вам не скучно?») с поздним прохожим
И, коль плохо будет вести,
расскажу ему о тебе.

Возвращайся!
Я постараюсь
возродиться к весне, как природа.
Возвращайся!
Я постараюсь
сделать радостным наше житье.
А иначе — уйди из памяти,
чтоб не было нового года.
И скорее, а то Куранты
уже затевают свое.

 

ЛЕТО

Думаешь: надоели
одинаковые окошки,
Небо невзрачное городское
И дождь, что сверлит
то крыши, а то дорожки
И не хочет покоя.

А в квартале возле старой котельной
Жить, может быть, интересней,
Но нет давно ни тропы отдельной,
Ни птицы, сочиняющей песни.

Видимо, остается лишь память,
Где тепло и уютно,
Где уже не сумели нас до смерти ранить,
И где скучать не дают нам

Соседок пересуды-разговоры,
Мол, с кем я да во что я одета,
И ситцевые флоксы, без которых
И лето — не лето.

 

* * *

Милый, знаю: на свете бывают цветы,
Великие праздники, дружелюбные окраины леса.
Но в последнее время все, что не ты,
Для меня не представляет ни малейшего интереса.

Впрочем, мне кажется, это ты перекинул мост,
Когда изгибается радуга на весь пейзаж обозримый.
И еще, мне кажется, о тебе распевает дрозд,
О тебе покрываются ветви спелой рябиной.

Осень. Брожу по колена в золоте, что твой Мидас,
Зачарована, недосягаема сплетней.
Все это — ты, мое солнце, мой звездный час.
Дай бог, последний…

 

СЕЛО УБОРЫ

А домик, что мы снимали,
ты знаешь — давно сгорел,
Что дачной округе
добавило, действительно, лоску.
И загнанно смотрит бомжиха,
боясь спросить папироску, —
Ну чистое чудо в перьях,
на которое разрешили отстрел!

Лишь солнце,
ныряющее в поле, как в озеро,
всё так же красным-
Красно.
А картофельных грядок нет и в помине.
Новодел победил бы
в этой тихой благородной низине,
Когда бы не церковь,
построенная крепостным…

 

* * *

Ты помнишь? — мы опережали дроздов
по части птичьего пенья,
И до самих соловьев
была нам, кажется, малость.
А как-то в полночь
мы почти остановили мгновенье.
Но передумали.
Иначе что бы нам оставалось?

Так бы вот и бродить
по задремавшей отчизне,
Свои лирические стишки
беспечно впаривать массам
И не узнать,
что через двадцать лет по уровню жизни
Эта местность будет располагаться
между Зимбабве и Гондурасом…

 

* * *

Грохот. Крики.
Солнце над стройплощадкой
никогда не садится.
А я думала, что лебедка —
это такая птица.

А я спрашивала у прораба:
«Не часть ли вы
Той мечты — с пожизненным стажем?»
Вот увидишь, мы будем счастливы.
А дом будет светел и стоэтажен.
И так далее — на века, навсегда,
Как уже обещали когда-то.

Потерпи!
Звуки стройки — это, в общем-то, ерунда
По сравненью с песней солдата.

 

* * *

Насмешки такой бессердечной
Мы явно не ждали с тобой:
Любовь оказалась конечной —
Как жизнь и как боль.

Роняет июль с небосвода
Светил перезрелую гроздь…
Ну что с возвращённой свободой
Нам делать, теперь уже врозь?

А полночь в ответ мне хохочет
Всем сонмом нарядных огней:
Любовь оказалась короче!
А жизнь оказалась длинней!

КАБИНЕТ

Здесь всё по-прежнему:
И шторы булавкой сколоты,
И бумаги навалены
На столе и на табуретах.
Лишь любимые люди,
Так плотно населявшие стены комнаты,
Постепенно тускнеют
И по одному — уходят с портретов.

 

* * *

Новый год,
бенефис вечнозеленых растений.
Ёлка вырядилась,
как будто школьница во хмелю.
Я в эти сутки
шарахаюсь от собственной тени
И тебя
забыть уже не пытаюсь — люблю.

День прибавляется,
мы, наоборот, иссякаем,
Жизнь отнимается у нас
без следствия и суда.
Я гонюсь за тобой,
как Герда гналась за Каем.
(«Вам не холодно?» —
«Ах, помилуйте, как всегда».)

Спят пространства,
разлукой нашей казнимы.
Спят меж нами
самолеты и провода.
(«Что вы думаете
про легендарные русские зимы?» —
«Ненавижу
эти чертовы холода».)

Так чего мы добились?
Давай с тобой подытожим:
Ты — как Этна в своих облаках —
в посторонней увяз судьбе,
Я — бреду в новый год
(«Вам не скучно?») с поздним прохожим
И, коль плохо будет вести,
расскажу ему о тебе.

Возвращайся!
Я постараюсь
возродиться к весне, как природа.
Возвращайся!
Я постараюсь
сделать радостным наше житье.
А иначе — уйди из памяти,
чтоб не было нового года.
И скорее, а то Куранты
уже затевают свое.