Олег Заславский предложил интересный взгляд на проблему, «связанную с необходимостью объяснить в пушкинском “Памятнике”, что же такое “Александрийский столп”, которому противопоставляется “нерукотворный памятник”»¹

Мысль его заключается в том, что однозначного ответа на этот вопрос и не может быть, и сама эта неоднозначность, неопределённость образа допущена Пушкиным намеренно как художественный приём для умаления значимости монархической власти, а если прибегнуть к авторской формулировке, «Пушкин чисто поэтическим способом отказал царю в бессмертии»².

Приведенное утверждение выглядит остроумным, если рассматривать его в отрыве от пушкинского текста. Дело в том, что в рассматриваемой статье акцент с темы культурной памяти народа и личного поэтического бессмертия Пушкина, составляющих содержание итогового пушкинского стихотворения, смещён на сопоставление значимости личностей Поэта и Царя, а точнее, на перспективы их исторического бессмертия.

Чтобы пояснить своё утверждение, обратимся к тексту стихотворения:        

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

      Все пять строф эгоцентричны: «не зарастет, народная тропа…» (первая строфа); «Нет, весь я не умру…» (вторая строфа); «Слух обо мне пройдет…» (третья строфа); «И долго буду тем любезен я….» (четвёртая строфа); «Веленью Божию, о муза, будь послушна…» (пятая строфа). Почему и пятая строфа эгоцентрична, потому что она обращена к его музе, к пушкинской музе.
Столь же эгоцентричны и два последних стиха первой строфы, поглотившие всё внимание Олега Заславского, в которых утверждается, что нерукотворный памятник, воздвигнутый поэтом себе самому, вознесся своей «главой» выше некоего загадочного «Александрийского столпа», возможно, увековечивающего память могущественного владыки древности, а, быть может, просто высочайшего в мире сооружения.
      То есть никакого Царя в тексте стихотворения, лишенного какой-либо сиюминутной злобы дня, нет и он может только предполагаться кем-то, увлеченным столь сомнительной идеей, предполагаться гипотетически.
      Но нет сомнения, что пушкинское сопоставление взято из античного первоисточника, как своего рода дань поэтической традиции: во всех известных нам подражаниях «Памятнику»      Горация это сопоставление по высоте присутствует.
Но и у Горация (египетские пирамиды, усыпальницы фараонов), и у Пушкина («Александрийский столп») это всего лишь сравнения по высоте двух памятников: своего нерукотворного и памятника древности, сделанные, как говорится, мимоходом, для вящего подтверждения своей славы. Славы, которую Поэт стяжал на своём поэтическом поприще и которая, по его твёрдому убеждению, обессмертит его имя.
      Однако, хотел этого автор статьи или нет, но у него сопоставление воздвигнутого себе Поэтом памятника с памятником гипотетическому могущественному Владыке, невольно стало семантическим центром стихотворения, что искажает смысл бессмертного пушкинского создания.
И в этом нам представляется главная уязвимость концепции Олега Заславского.
Ну, а если рассмотреть его статью более придирчиво, то, как всем известно, ни египетские фараоны, ни Александр Македонский, чьё имя тоже фигурирует в статье, ни русский император Александр I в забвение не канули, как должно было бы произойти, по мысли автора статьи. Все эти имена и сегодня живы в истории, в литературе, в искусстве и нам не дано знать, когда они будут забыты.
В частности, жива и будет жить память об Александре I в стихах самого Пушкина «Была пора, наш праздник молодой…», написанных в том же 1836 году, что и «Памятник», с разницею в неполных два месяца:

Вы помните, как наш Агамемнон
Из пленного Парижа к нам примчался.
Какой восторг тогда пред ним раздался!
Как был велик, как был прекрасен он,
Народов друг, спаситель их свободы!
Вы помните — как оживились вдруг
Сии сады, сии живые воды,
Где проводил он славный свой досуг

     То же и в стихотворении 1825 года «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор…»:

Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте…
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.

      Весьма уязвимой представляются и аргументация Олега Заславского, призванная обосновать его главную мысль, процитированную выше.
Упоминая о литературоведческих спорах по поводу смысла «Александрийского столпа», автор заявляет: «Неужели Пушкин не сумел достаточно ясно выразить свою поэтическую мысль, причём в ключевом по значению стихотворении <…> Более того, неужели Пушкин “сбил с толку” целые поколения не только исследователей, но и простых читателей? Тогда это пришлось бы посчитать художественной неудачей Пушкина» .

Тут все как раз наоборот: не «недостаточно ясно» выразил свою мысль Пушкин, а в том дело, что мысль его во множестве случаев, не только в Памятнике», но и в других его гениальных созданиях, столь глубока и всеобъемлюща, что мы порой не в состоянии её постичь в полной мере³.

      Та же непостижимость во всём объёме пушкинского замысла ощущается исследователями при осмыслении «Пиковой дамы», «Медного Всадника», «Повестей Белкина», стихотворения «С Гомером долго ты беседовал один…» и т.д, и т.д.

Недаром Достоевский в своей знаменитой речи при открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 году утверждал, что Пушкин «унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».

И Тайну, и отдельные тайны его творчества.

1. Заславский О.Б. О смысле «Александрийского столпа» // Вопросы литературы, 2020, вып.1.
2. Заславский О.Б. О смысле «Александрийского столпа», С.16.
3. Заславский О.Б. О смысле «Александрийского столпа», С.15