Сергей ГЛАВАЦКИЙ. Мне снилась ночь -

КОФЕЙНАЯ ГУЩА

Тебя находить в зазеркальной вселенной,
Которую в нас стережёт диафрагма,
Сквозь смерть и рождение духов нетленных,
Свинец ледников, измождённую магму.

Дискретное время Её нелинейно,
И сложено время из хвороста жизней.
В нём все наши прошлые смерти ничейны,
Рожденья грядущие в нём закулисны.

Как ребусы в мозге, торнадо цветущий,
Быстра центрифуга планет, малых родин.
И прошлые жизни быть могут в грядущем,
А жизни грядущие в прошлом находят.

И всё к одному, и прозрение слепо,
Эффект до минор и притворные дамы,
Вдали пароход и луна на полнеба,
Песок серебрится, как бритва Оккама.

Тебя обыскаться среди персонажей
Магнитных, где рыщут духовные тёзки,
Заглядывать в жизни прошедшие наши,
Нося на руках прошлых жизней обноски.

Но как мне найти тебя в хаосе судеб,
В движении звёзд, в инкубаторе братском,
Когда не всегда в нас вселяются люди,
Когда не всегда мы рождаемся в штатском?

А с тем, кого здесь второпях развязали,
Легко разминуться. Как с собственным домом.
Но тело, как тот чемодан на вокзале,
Без ручки который, сама невесомость.

Тебя обнаружить на том берегу, чтоб
Потом распознать тебя снова на этом –
Задача моя такова, потому что
Я знаю, бывают туннели без света.

И катер несёт нас в эдемское гетто,
И ты слышишь море, которое вижу,
Мы скоро уже совпадём по билетам,
По миру, по времени, скоро задышим.

И солнце зовёт нас в прозрачное ovo,
Я чувствую ветер твоей млечной кожей,
И чтобы мы встретились снова и снова,
Ты тоже ищи, ты ищи меня тоже.

Однажды мы встретимся там, за рекою, –
Закон мирозданья всегда безупречен, –
И только потом нас оставят в покое,
И только тогда завершится наш вечер.

Пока же мы здесь и путей у нас сотни,
Моё ожиданье – всегда под рукою,
И я хочу знать, что сейчас и сегодня
Ты думаешь, чувствуешь, что ты такое.

Пока мы петляем по этим завалам,
Внезапное солнце, ты вспыхнешь, как чудо,
Меня воскресишь, как ни в чём не бывало,
И мы будем святы, бессмертны покуда.

Имаго предчувствий считает нас домом,
Зародыш предтечи растёт, как мицелий,
Домашнее тело бросается в омут,
Подспудные звёзды нам в головы целят.

Без абракадабры и без люциферов,
Отринув всех тех, кто обидой ограблен,
Летят одуванчики, белые сферы,
Такие красивые, как дирижабли,

Без окситоцинов и адреналинов,
Оставив внизу облака медной плоти,
Летят одуванчики, как цеппелины…
Коснувшись друг друга в свободном полёте –

Мы станем собой, настоящими станем,
И даже узнаем друг друга всецело,
До самой последней минуты скитаний,
До каждого в нас подселённого тела,

И в этом полёте, прекрасны и храбры,
Застынем, счастливые, и захохочем,
Друг друга запомним как следует, – напрочь,
И вновь разлетимся, воздушные очень.

***

Тушить, тушить в который раз
Морскою пеной бирюзовой,
Не добывая хризопраз
Из безвоздушного улова, –

Ты знаешь, это ни к чему,
И даже больше: бесполезно.
Так не похожа на тюрьму
Под нами – ласковая бездна!

Не перепутать бы очаг,
Не от того спасаясь жара,
Что шаг за шагом ставит шах
Чужим осунувшимся чарам.

Но надо, надо, всё равно,
Гасить, гасить своё пространство,
В котором крошится геном
Твоей души без уз гражданства,

В котором, полном той воды,
От жажды плачут без границы
Вне окружающей среды
В браслетах электронных птицы!

Я не хочу с тобою впредь
Стихом беседовать ветошным.
Пока способны так гореть,
Мы живы, юны и возможны.

Я не хочу гасить свой ад,
В котором свечи – словно в церкви,
В твоей реке огня стоят,
И ни одна в ней не померкнет.

А выходить за берега
Не бойся, если в русле тесно.
По пояс будет мне река,
Напоминающая бездну.

***

мне снилась ночь и все её творенья.
я был внутри, смотрел в неё и видел
мятеж людей, прирученных смиреньем,
и кандалы, как крылья тех событий,
которым были сотни оснований,
которым не дано уже случиться,
и в этой целомудренной нирване
я знал, что мне от них не излечиться.

у каждого своя акупунктура,
но тьма – одна на всех, и в ней на убыль
идти двум неразвенчанным фигурам,
людьми не ставшим от того сугубо,
что навсегда друг друга испугали
так, что отныне лишь во сне и дышат,
укоренённым в личном ареале,
похожим на трясущихся пустышек.

мне снилась тьма из бездыханных мидий
и космоса фасеточное зренье,
и то, что видит он, а мы не видим –
ошибки собственного сотворенья,
и ересь нашу – друг от друга прятки,
и наши центробежные измены,
и то, зачем мы разные загадки
разгадываем так одновременно.

ты можешь приказать судьбе, но вряд ли
прикажешь сердцу. можешь только длиться.
но если б нам сказали нужный адрес,
ты предпочла бы даже не родиться.
а если бы судьба тебя дала мне,
ты от меня бы отреклась повторно,
и там, где море разбивало камни –
песок, от старости и боли чёрный.

и этих буднях глупых, ледовитых
вопросов много больше, чем ответов.
и нами что-то важное убито,
и это что-то мы забыли где-то.
а в этом сне, пришедшем птичьей почтой,
всем кроме нас понятны наши цели,
и почему в одну и ту же точку
из разных смотрим мы бездонных келий.

ЗВЁЗДНЫЕ ЧАСЫ (3,14)

Ты – дочь числа π, марта спутница,
Сансары лицо подставное,
От жизни со мной лжеотступница
С мембраной души водяною,

Из всех дочерей – русых, мартовских
Летающих рыб, вместе с дичью
Слетевшихся на гонорар тоски,
Ты – самая, самая птичья!

Где прячется Высь твоя, рысь – твоя?
Века отстают за тобою,
И ты, не дыша, не бытийствуя,
В веках остаёшься – Судьбою…

В созвездие Рыб – моя лестница,
Но кто ты, раз небо – хмелеет?
Кометы Галлея предвестница?
Сама ли – комета Галлея?

Триумф ты мой или проклятие?
Как быть, если снова вертиго
Толкнёт нас в чужие объятия?
Прости меня, тайная книга! –

Запутавшись с сердцебиеньями,
Твои я прочёл – слишком поздно,
Сдружившись со всеми затменьями,
Стал тенью стотелою звёздной,

И звёздные эти часы мои –
Раскосей, чем солнечный пращур,
Страшней в моей памяти вымоин,
Фасеточным глазом глядящих.

Ты – дочь числа π, и ты знаешь – всё
О круговороте сверхновых…
Ответь же мне: где повстречаешься?
Когда мы увидимся снова?

Пока же я буду, как памятник,
Стоять здесь, у Грековки*, молча,
Где были – друг другом неправедны,
Где стали – опасней всех волчьих,

Тебя ожидая рассеяно
С занятий, с зачётов, где – рядом,
Где было – такое затеяно,
Где стало такое – распято.

Пока я не вспомню всё светлое,
Что в памяти выудить нечем,
Я буду стоять здесь, под петлями,
До следующей нашей встречи.

Пока ты не выйдешь из здания,
Пока на горе рак не свистнет,
Я буду стоять здесь – заранее,
До следующей моей жизни.
___
* Одесское художественное училище им. М.Б. Грекова

***

Носить в себе немыслимую нежность,
Тайком, девятибальную, конечно, –
Которой капля лошадь убивает,
Но это лошадь и она – живая,
И никогда не радовать друг друга,
А просто знать, любить свой тёмный угол,
Носить в себе не чудо, но смиренье,
Которое как то землетрясенье,
Навылет огнедышащая лава,
Носить в себе, носить всегда, без права
Делиться разрушительною силой,
Лишь только потому, что так решила
Твоя судьба, она всегда решает,
Что ей всё-всё живое угрожает.

Ну что ж, пусть так. Пусть страшно оттого, что
Мы были настоящими в тот вечер,
И ты была моей, и миг был вечен,
Что эту нежность не уймёшь ты,
Что ото всех тайком, пока ты дышишь,
Я жизнь свою пишу, и ты свою напишешь.

ПРО АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ,
У КОТОРОГО ОПУСТИЛИСЬ РУКИ

Вокруг седая тишь…
Мой недоспелый ангел,
ты беспокойно спишь,
как будто в акваланге

(что выдохся уже)
квартиры в тридцать метров
на первом этаже.
Наверное, от ветра,

напрасного, как сон,
ты беспокойно дышишь,
и вертишь колесо,
но урожай не выжил.

Не слепят твой зрачок
кардиограммы улиц,
не требуют отчёт
ни лешие, не гули.

Тебя не рассекут
слепые самолёты,
не смогут твой закут
нащупать эхолоты.

Здесь скован маховик,
от шума есть вакцина,
и к пустоте привык
любой предмет, что инок.

И тост твой – за погост,
за междометья странствий
сквозь паутину звёзд,
утопших в постоянстве.

И кажется тебе,
что впереди – победы,
но по тебе собес
уже рыдает где-то.