* * *

А ночами – совой просыпается память,
Осыпаются астры на школьном дворе…
Если днем ты сердит, беспокоен и занят,
То ночами, не зная особенных правил,
Ты читаешь опять по слогам в букваре.

Входишь в грязную лужу в резиновых ботах,
И стоишь, и не можешь понять почему,
Надо утром вставать и спешить на работу,
И глядеть на серебряный след самолета,
Как в лицо одиночеству своему.

* * *

Как было просто – думать о бессмертьи,
Как было просто – думать ни о чем.
Елена Касьян

Впрок не выпить воды. Не шагнуть по лучу из Сансары.
Ты останешься здесь – на упрямом и пыльном шоссе –
Пробегать муравьём, молчаливую ношу спасая,
Искупав невесомое тело в дожде и росе.

Ты останешься здесь – одинокой, дрожащею жилкой
Суетливого города. Кварца вкрапленьем. Грехом
И тоскою. Зачем тебе ведать, какою из жизней
Можно всё изменить и свободным сбежать мотыльком?

Впрочем, если так лучше – лети. Покидай – покидая.
Лёгок будь. Словно пёстрым крылом, пожимая плечом.
Официант у кафе – неподкупным застыл Гаутамой.
Вот откроет глаза – и предъявит единственный счёт.

* * *

Атлант, тебе не тяжело
Быть всех сильней, за всё в ответе?
Твоё усталое чело
Ласкает дождь, целует ветер.

Стоишь нагой, стоишь босой.
А небо – разве станет легче?
То пустотой, то бирюзой,
То снегом падает на плечи

Межзвёздного пространства жуть,
Холст, что сшиваешь ты вручную.
Позволь, я тоже подержу
Хотя бы каплю дождевую.

* * *

И снова – звонким, чистым голосом
Жизнь формулу добра твердит.
Самсона срезанные волосы –
Взгляни – готовы отрасти.

Темнеть раскидистыми кронами,
Цветами оживать в траве…
Далила, не тянись ладонями
К его усталой голове.

Пусть прорастёт ольхой и вереском
Тот миг, где, светел и силён,
Твоим словам уже не верит он.
Твоим глазам – не верит он.

* * *

Расскажи, как сыплются листья в твоём саду,
Как похож предрассветный сон – на вишнёвый сок.
Если очень захочешь, полную ерунду
Повторяй на ходу, и, от счастья на волосок, –

Помолчи, превратись в бормотанье, в котором грань
Между жизнью и смертью, как тающий лёд, хрупка.
Жизнь порой наступает на пятки, лишь ты – не рань.
Даже если ты весь, как подставленная щека

Под ладонь судьбы, и твой смех похож на беду.
И как только он держит – тоненький волосок?
Может, просто, сыплются листья в твоём саду,
И похож предрассветный сон на вишнёвый сок.

* * *

Затеряться в комнате – крошечным муравьём…
От цветка до цветка – как от Африки до Аляски.
И не слышит никто, как стучится сердце моё,
Умываясь дождём, сочиняя пёстрые сказки.

Вот урок – день за днём – слышать лишь дыханье своё,
Засыпать под густым одеялом багряной тучи.
Да, живут веселей – со страстями, с чашек битьём…
В этом гулком купе я одна. Не придёт попутчик.

Но касается вежливый ветер моей щеки:
«Что, дурашка, грустишь? Оглянись, улыбнись скорее».
Я б полцарства с конём отдала за чьи-то шаги.
Но, как видно, полцарства с конём мне самой нужнее.

* * *

Самая ранняя птица – голос гортанный,
Голос – невидим и звонок, в небе – светает.
Люди – немного улитки, чаще – кентавры.
Самая ранняя птица – не улетает.

Тысячи нитей заденет, гулко разбудит.
Вдруг позабудешь о страхе, вспомнишь о чуде…
Голос привычен, знаком, нежен и ясен,
Словно Господь, что с небес падает в ясли.

* * *

Королева, 14… Ранка на пыльном колене…
Каждый вечер, как добрые звери, сбегаются тени,
И в глазах снежной бабы – ещё не увидишь хандры,
И манят, как заморские страны, чужие дворы.

Королева, 14…Я бы ещё погостила
В своём детстве, где я ничего не умела в полсилы –
Не любить, не дышать, где луна мне казалась лисой,
И, сандалии скинув, я в лето входила босой.

Королева, 14… Мне не уехать отсюда,
Где дыхание Гриммовской сказки уносит простуду…
Сохрани меня, старый мой, добрый мой, вечный мой дом,
Одинокую, взрослую, с этим промокшим зонтом.

* * *

Всегда тоскуют о начале дня,
О первой почке – на ветвистой кроне,
Ещё не узнанном, далёком склоне,
О той поре, где нет ещё меня…

Есть лишь толчок, едва заметный шаг
Из забытья. И детские ключицы
В царапинах. И всё ещё случится.
И жалоба: «Не торопи меня!».

* * *

Человек привыкает, что дверь иногда заперта.
И закрыто окно. И никто ни о чём не жалеет.
Человек привыкает к тому, что неспешно стареет,
Так послушно стареет, как будто считает до ста

Ученик у доски. Человек – ко всему он привык.
Может, даже к любви. Даже к воздуху. Даже – к рассвету.
Все они – под рукой… И возможно – не думать об этом,
Позабыть, как – беспомощно мал – он зависит от них.

* * *

Одинокое дело – жизнь –
Словно рёбра сизой ракушки –
Так податливо – непослушна,
Не разбей её, удержи.

Солона на вкус и горька
Грусть, полученная в наследство,
И причудлива, словно детства
Разрисованная страна.

Тайна звёздного чертежа,
Жизнь-ракушка – на гладкой коже…
И никто, и никто не может
Не разбить её, удержать.

КАРАНТИН

Становится весом любой предмет –
Пустой стакан, пылящаяся ваза,
Когда поймёшь, негаданно и сразу,
Что Кто-то сводит нашу жизнь на нет.

А, может, поднимает до высот,
Чтоб птичьих тайн мы разглядели лица…
Всё, что угодно, может приключится.
А вдруг одна на землю упадёт?

Там, за пределом будней, синий лес.
О нём болтать – напрасное занятье.
Запрещены касанья и объятья
Здесь, на Земле… Так что возьмёшь с небес?

* * *

               Памяти Булата Окуджавы

Пойду налево – снег чудачит,
Направо – унесёт толпой,
Назад – там тополь в окнах плачет…
И я иду на голос твой.

В негромком, невитиеватом
Твоём пространстве я кружу.
Из скольких бед твоим Арбатом –
К самой себе я выхожу.

Вдруг выхожу туда, где – небо,
И в нём, созвездьями звеня,
Летит полночный твой троллейбус,
Открой же дверь, впусти меня!

Летит, отсвечивая синим,
А в нём – весенние грачи…
Лети, Булат, сквозь все трясины
Тропинки прорезай, лечи

Своим восточным бормотаньем,
Всех завлекая в свой маршрут,
Безудержно, без опоздания,
Лети, едва касаясь струн.

* * *

Если выполоть все сорняки, что достанется счастью?
Погляди, как дрожат небеса над любым лопухом.
Если всё загадать наперёд – что посмеет случаться?
Даже то, что положено к сроку, сочтётся грехом

Непростительно дерзким – внезапная эта прохлада,
И обидчивость старости, и нагота красоты.
Я, должно быть, старею, как ты. Мне отсюда не надо
Уезжать. Я согласна – на пыльные эти цветы.

И на то, что пустяк – неуместен, что город – несносен,
Что прохожий – болтлив, что собаки отбились от рук.
Если выполоть все сорняки, что останется? Осень –
Без цветов, без тебя, без меня. И без нежности, друг.