Наталья КАЛАШНИКОВА. Следы на снегу

Следы на снегу

 

Нет ни тайн, ни предзнаменований…

Всё понятно, явно и легко.

Приближает ясность очертаний

Санок след, бегущий далеко.

 

Старый дом, ветшая понемножку,

В памяти незыблемо стоит…

Не закрыто шторами окошко.

В комнате уютно свет горит.

Бабушка с улыбкою лучистой

Хрустики румяные печёт.

Дед смеётся. Дышит ель смолисто.

И метель за окнами – не в счёт!

 

Между рам уложены на вату

Конфетти, шары и мишура.

По тропе, заснеженной богато,

Мы в подъезд заходим со двора.

 

Дом насквозь пропитан острым духом.

Лестница скрипит на все лады.

Время расступается со звуком

На морозе хрустнувшей воды…

 

Те цвета, и запахи, и звуки

Драгоценны долгие года,

И родные бабушкины руки

Обнимают крепко – как тогда…

 

Кот, мурлыча, трётся о колени,

Признавая редкостных гостей.

Свежий запах отогретой ели

С каждым новым годом всё сильней.

 

Средь игрушек стареньких, неярких

Из картона и папье-маше

Спрятаны нехитрые подарки.

От чего же так тепло душе?

 

Радость встречи в чистенькой и бедной

Комнатке не тонет в вихре лет.

От любви, простой и беззаветной,

Навсегда остался нежный след.

 

И, когда усталость оглушает,

В детство возвращаешься. И вновь

Бабушка и дедушка встречают.

Хрустики… И ёлка… И любовь…

 

 

По ту сторону…

 

        «…по ту сторону Леты»

             (Марина Цветаева)

 

Заграница занебесья…

Все-то – ангельское пенье,

Свет и звон – всегда воскресный,

Неземное оперенье:

 

Там-то – райские все птицы,

Только райские все розы.

Здесь-то в жизни – небылицы,

Роли, маски, жесты, позы…

 

Дело жизни – авантюра.

Канитель привычно вьется.

Смысл жизни – увертюра

К той Судьбе, что остается.

 

Показалось на закате:

Так и жили, не тужили.

Только розовые платья

В золотой сундук сложили…

 

Нет загадок, нет открытий

В той Любви, что вечно светит –

По ту сторону событий,

По ту сторону столетий…

 

* * *

 

Есть эпохи – как ночь.

Есть эпохи – как плеть:

Увернуться не мочь,

Оглянуться не сметь.

Третий Рим – третий мир:

Взлет мгновенный и спад.

Приглашенным на пир –

Инквизиции чад.

 

После них на Земле –

Кровоточащий шрам.

Только светит во мгле

Тот разрушенный храм.

Остаются следы –

Как круги на воде:

Признак близкой беды,

Что как будто нигде.

 

Было время искать,

Было время терять,

Было время молчать

И на дыбе кричать,

Время – вечность убить,

С колоколен бросать.

Чтобы храм возродить,

Надо камни собрать.

 

Наши склянки все бьют,

Все считают века.

Но когда же придут

Те, что мертвы пока?

Все, что вышло из праха,

Возвращается в прах.

Кто прошел через плаху,

Остается в веках.

 

И проходят эпохи

Средь развалин седых.

Даже мертвые боги

Вечно учат живых.

Продолжается ночь,

Летаргический сон…

Видно, в вечности прочь

Удаляется Он…

 

* * *

 

 

День Сорока Святых

(авторская песня)

 

Все сорок святых – на страже.

Фонарь полнолунья светит.

В мистическом антураже

На прошлое ставлю сети.

 

И вяжется узел сложно:

Сто знаков сошлись в примете.

И кажется, что возможно

Все то, чего нет на свете.

 

Скрипит колесо Фортуны,

Что в черной едет карете.

Невинно ложатся руны

И время печалью метят.

 

Наверное, до могилы

Мне быть за расклад в ответе:

За то, что так жарко милы

Плывущие в дальнем свете.

 

Смене времен не подвластна,

В призрачном лунном свете

Любовь так отчетливо-ясно

Украдкой живет на планете.

 

И музыка сфер звучала,

Как клич боевой аппачи…

Ах, если б начать сначала –

Все было б совсем иначе!

 

Иллюзии горькая ложность…

Скрипит колесо столетий.

Пронзает насквозь невозможность

Того, чего нет на свете.

 

Неведенье – безмятежно,

А знанье – за гранью света:

Как можно любить безнадежно нежно

То, что надвое делит Лета…

 

* * *

 

Свободный скиталец

 

Свободный скиталец в альпийских лугах

Походную песню негромко поет

О том, что бродяжая правда – в ногах,

А время по следу идет, и идет.

 

А век его верно бредет в поводке –

Соратник, попутчик, слепец, поводырь.

В котомке – вся жизнь, и, присев в холодке,

Он память латает, что стерлась до дыр.

 

О детстве напомнит лоскутик атласный.

Он неистребимо пахнет кострами –

Поблекший… А раньше – торжественно-красный!..

Сейчас бы прижаться к заботливой маме…

 

Вот юности знак: пересохшие листья

Каких-то немыслимо-южных растений.

Любовь разгорелась внезапно, неистово!

Как жалко, что те соловьи отсвистели…

 

А после… А было ли?.. Кажется – было:

Трясины, откосы, тропинки, дороги…

И в поисках истины жажда остыла

Свободолюбивой души-недотроги.

 

Привал затянулся. Скиталец привычно

Котомку с краюхой забросил за плечи.

К чему ворошить? Жизнь проходит отлично!

Проходит… А память – дорога излечит.

 

 

Ностальгия

 

Я, конечно, замечаю:

Мир для музыки не тесен!

Я, конечно, различаю

Слабый шелест Книги Песен

 

В шуме лет. Всё чаще годы

Округляют наши даты.

Всё синей и строже своды.

Всё наряднее закаты.

 

Только звукам давней песни

Я внимаю беспечально.

Ведь она всего прелестней,

Чистотой влечёт хрустальной

 

В те года, где судеб сроки

До поры надёжно скрыты,

Где бушующие соки

Все во здравие налиты;

 

Где ещё целует солнце

Все плоды на юном древе;

Не свивает время кольца.

Новый век ещё во чреве.

 

Созревает всё, что будет;

Льётся в воду воск «на счастье».

Нас ещё никто не судит

И сердца не рвёт на части.

 

Песнь волнующе и нежно

Вдаль слоится над рекою.

Партитура неизбежно

Оказалась роковою.

 

Грот заветный – Ностальгия,

Где душе светло и грустно.

Мы давно уже другие…

Будь же свято, место пусто.

 

Есть час душевного упадка…

 

Есть час душевного упадка,

Когда тоскует сердце сладко

В живом отчаянье мечты;

 

И в пустоте освобождённой

Твой дух витает окрылённый,

Томимый грустью без причин.

 

Блаженны слабости минуты,

Когда возможно сбросить путы,

Страданьем упиваться всласть!

 

Едва взглянули звёзды слепо,

И вечереющее небо –

В лазурной чаше до краёв;

 

Морского зеркала волненье,

Колеблющее отраженья

Далёких зданий, фонарей;

 

Едва заметен месяц тонкий.

Чуть обозначен отблеск ломкий

В спокойной ряби золотой –

 

Жемчужный, розовый, лиловый!..

Этюд – изменчивый и новый.

Не повторяется Творец!

 

В пространстве призрачном, пустынном

Клубится сумрак мглисто-дымный

И гасит блики на воде.

 

Вновь проясняются желанья!

Отхлынули воспоминанья.

Умолкли голоса теней,

 

И, утолив свои печали,

Душа мечтает о начале

Других событий, новых дней…

 

Художник

 

Живописец, поэт и пьяница

Поутру у колодца плещется.

В воскресенье – седьмую пятницу –

Понедельник уже мерещится.

 

Ярый бражник, творец, подельник,

Но хозяйственный – как пастух!

В новорожденный понедельник

Выбирает одно из двух:

 

Спозаранку пейзажем забыться,

В подмастерья избрав восток,

И потом только всласть упиться,

Чтоб отчетливей видеть итог,

 

Или сразу начать с опохмела?

С поллитровки палитра души

Расцветет сноровисто, умело!

Тут уж, брат, не зевай! Пиши,

 

Забулдыга, певец, художник!

А в листве-то пичуга полощется!..

И ласкает кисть осторожненько

На холсте молодую рощицу.

 

 

Следы на снегу

 

Нет ни тайн, ни предзнаменований…

Всё понятно, явно и легко.

Приближает ясность очертаний

Санок след, бегущий далеко.

 

Старый дом, ветшая понемножку,

В памяти незыблемо стоит…

Не закрыто шторами окошко.

В комнате уютно свет горит.

Бабушка с улыбкою лучистой

Хрустики румяные печёт.

Дед смеётся. Дышит ель смолисто.

И метель за окнами – не в счёт!

 

Между рам уложены на вату

Конфетти, шары и мишура.

По тропе, заснеженной богато,

Мы в подъезд заходим со двора.

 

Дом насквозь пропитан острым духом.

Лестница скрипит на все лады.

Время расступается со звуком

На морозе хрустнувшей воды…

 

Те цвета, и запахи, и звуки

Драгоценны долгие года,

И родные бабушкины руки

Обнимают крепко – как тогда…

 

Кот, мурлыча, трётся о колени,

Признавая редкостных гостей.

Свежий запах отогретой ели

С каждым новым годом всё сильней.

 

Средь игрушек стареньких, неярких

Из картона и папье-маше

Спрятаны нехитрые подарки.

От чего же так тепло душе?

 

Радость встречи в чистенькой и бедной

Комнатке не тонет в вихре лет.

От любви, простой и беззаветной,

Навсегда остался нежный след.

 

И, когда усталость оглушает,

В детство возвращаешься. И вновь

Бабушка и дедушка встречают.

Хрустики… И ёлка… И любовь…

 

 

По ту сторону…

 

        «…по ту сторону Леты»

             (Марина Цветаева)

 

Заграница занебесья…

Все-то – ангельское пенье,

Свет и звон – всегда воскресный,

Неземное оперенье:

 

Там-то – райские все птицы,

Только райские все розы.

Здесь-то в жизни – небылицы,

Роли, маски, жесты, позы…

 

Дело жизни – авантюра.

Канитель привычно вьется.

Смысл жизни – увертюра

К той Судьбе, что остается.

 

Показалось на закате:

Так и жили, не тужили.

Только розовые платья

В золотой сундук сложили…

 

Нет загадок, нет открытий

В той Любви, что вечно светит –

По ту сторону событий,

По ту сторону столетий…

 

* * *

 

Есть эпохи – как ночь.

Есть эпохи – как плеть:

Увернуться не мочь,

Оглянуться не сметь.

Третий Рим – третий мир:

Взлет мгновенный и спад.

Приглашенным на пир –

Инквизиции чад.

 

После них на Земле –

Кровоточащий шрам.

Только светит во мгле

Тот разрушенный храм.

Остаются следы –

Как круги на воде:

Признак близкой беды,

Что как будто нигде.

 

Было время искать,

Было время терять,

Было время молчать

И на дыбе кричать,

Время – вечность убить,

С колоколен бросать.

Чтобы храм возродить,

Надо камни собрать.

 

Наши склянки все бьют,

Все считают века.

Но когда же придут

Те, что мертвы пока?

Все, что вышло из праха,

Возвращается в прах.

Кто прошел через плаху,

Остается в веках.

 

И проходят эпохи

Средь развалин седых.

Даже мертвые боги

Вечно учат живых.

Продолжается ночь,

Летаргический сон…

Видно, в вечности прочь

Удаляется Он…

 

* * *

 

 

День Сорока Святых

(авторская песня)

 

Все сорок святых – на страже.

Фонарь полнолунья светит.

В мистическом антураже

На прошлое ставлю сети.

 

И вяжется узел сложно:

Сто знаков сошлись в примете.

И кажется, что возможно

Все то, чего нет на свете.

 

Скрипит колесо Фортуны,

Что в черной едет карете.

Невинно ложатся руны

И время печалью метят.

 

Наверное, до могилы

Мне быть за расклад в ответе:

За то, что так жарко милы

Плывущие в дальнем свете.

 

Смене времен не подвластна,

В призрачном лунном свете

Любовь так отчетливо-ясно

Украдкой живет на планете.

 

И музыка сфер звучала,

Как клич боевой аппачи…

Ах, если б начать сначала –

Все было б совсем иначе!

 

Иллюзии горькая ложность…

Скрипит колесо столетий.

Пронзает насквозь невозможность

Того, чего нет на свете.

 

Неведенье – безмятежно,

А знанье – за гранью света:

Как можно любить безнадежно нежно

То, что надвое делит Лета…

 

* * *

 

Свободный скиталец

 

Свободный скиталец в альпийских лугах

Походную песню негромко поет

О том, что бродяжая правда – в ногах,

А время по следу идет, и идет.

 

А век его верно бредет в поводке –

Соратник, попутчик, слепец, поводырь.

В котомке – вся жизнь, и, присев в холодке,

Он память латает, что стерлась до дыр.

 

О детстве напомнит лоскутик атласный.

Он неистребимо пахнет кострами –

Поблекший… А раньше – торжественно-красный!..

Сейчас бы прижаться к заботливой маме…

 

Вот юности знак: пересохшие листья

Каких-то немыслимо-южных растений.

Любовь разгорелась внезапно, неистово!

Как жалко, что те соловьи отсвистели…

 

А после… А было ли?.. Кажется – было:

Трясины, откосы, тропинки, дороги…

И в поисках истины жажда остыла

Свободолюбивой души-недотроги.

 

Привал затянулся. Скиталец привычно

Котомку с краюхой забросил за плечи.

К чему ворошить? Жизнь проходит отлично!

Проходит… А память – дорога излечит.

 

 

Ностальгия

 

Я, конечно, замечаю:

Мир для музыки не тесен!

Я, конечно, различаю

Слабый шелест Книги Песен

 

В шуме лет. Всё чаще годы

Округляют наши даты.

Всё синей и строже своды.

Всё наряднее закаты.

 

Только звукам давней песни

Я внимаю беспечально.

Ведь она всего прелестней,

Чистотой влечёт хрустальной

 

В те года, где судеб сроки

До поры надёжно скрыты,

Где бушующие соки

Все во здравие налиты;

 

Где ещё целует солнце

Все плоды на юном древе;

Не свивает время кольца.

Новый век ещё во чреве.

 

Созревает всё, что будет;

Льётся в воду воск «на счастье».

Нас ещё никто не судит

И сердца не рвёт на части.

 

Песнь волнующе и нежно

Вдаль слоится над рекою.

Партитура неизбежно

Оказалась роковою.

 

Грот заветный – Ностальгия,

Где душе светло и грустно.

Мы давно уже другие…

Будь же свято, место пусто.

 

Есть час душевного упадка…

 

Есть час душевного упадка,

Когда тоскует сердце сладко

В живом отчаянье мечты;

 

И в пустоте освобождённой

Твой дух витает окрылённый,

Томимый грустью без причин.

 

Блаженны слабости минуты,

Когда возможно сбросить путы,

Страданьем упиваться всласть!

 

Едва взглянули звёзды слепо,

И вечереющее небо –

В лазурной чаше до краёв;

 

Морского зеркала волненье,

Колеблющее отраженья

Далёких зданий, фонарей;

 

Едва заметен месяц тонкий.

Чуть обозначен отблеск ломкий

В спокойной ряби золотой –

 

Жемчужный, розовый, лиловый!..

Этюд – изменчивый и новый.

Не повторяется Творец!

 

В пространстве призрачном, пустынном

Клубится сумрак мглисто-дымный

И гасит блики на воде.

 

Вновь проясняются желанья!

Отхлынули воспоминанья.

Умолкли голоса теней,

 

И, утолив свои печали,

Душа мечтает о начале

Других событий, новых дней…

 

Художник

 

Живописец, поэт и пьяница

Поутру у колодца плещется.

В воскресенье – седьмую пятницу –

Понедельник уже мерещится.

 

Ярый бражник, творец, подельник,

Но хозяйственный – как пастух!

В новорожденный понедельник

Выбирает одно из двух:

 

Спозаранку пейзажем забыться,

В подмастерья избрав восток,

И потом только всласть упиться,

Чтоб отчетливей видеть итог,

 

Или сразу начать с опохмела?

С поллитровки палитра души

Расцветет сноровисто, умело!

Тут уж, брат, не зевай! Пиши,

 

Забулдыга, певец, художник!

А в листве-то пичуга полощется!..

И ласкает кисть осторожненько

На холсте молодую рощицу.