RSS RSS

ПОЛЬ ВАЛЕРИ ● КЛАДБИЩЕ У МОРЯ ● ПЕРЕВОД ДЖЕЛАЛА КУЗНЕЦОВА

1 Ищи себе, смертный, у богов уменья по уму,
ступени по стопе, помни, в какой мы доле.
Не пытай бессмертия, милая душа –
обопри на себя лишь посильное».

                                 Пиндар, III Пифийская песнь, 59 – 63. 
                                 (Перевод М. Л. Гаспарова).

То мирный кров, где меж могил и пиний
Крыл трепетанье, воркот голубиный;
Здесь полдень, в пламя обращая  зной,
Рождает море – вечный акт творенья…
О! награди меня, по разуменью,
Дозволив созерцать  богов покой!

Как тонки, невозвратны перемены
Алмазных искр неощутимой пены,
Какой покой из недр освобождён!
Здесь дремлет солнце над морской пучиной,
Творением  чистым истинной причины
Мерцает время, явь видна сквозь сон.

Минервы храм – сокровище извечно,
Царит покой в пределах бесконечных,
Угрюмы  воды. Взору нет границ,
Так много сна под огненной вуалью.
Молчание – души приют сакральный
Под сводом позлащенных черепиц.

Предел времен лишь вдох последний знает,
С его вершины чистой привыкаю
Обозревать бескрайних вод простор…
Как дар богам, что я вручить не смею,
Мерцание с высот небесных сеет
На землю свой презрительный укор.

Как вид плода  рождает вожделенье
И дарит вкус взамен исчезновенье
Его во рту субстанцией иной,
Так я вдыхаю дым,  которым стану,
И песни неба обласкают рану,
больной души , как берега – прибой.

Ты право, небо – я другой отныне!
Взгляни – во мне ни страсти, ни гордыни,
Ни праздности.  Я, полный сил опять,
Оставил всё. Тебе лишь верю слепо,
И тень свою, скользящую по склепам,
Учусь теперь по звуку узнавать.

Солнцестоянья факелы как милость
Прими, душа, ведь света справедливость –
Оружие безжалостней, чем враг.
Свет – чистота. Стань снова непорочной,
Вглядись в себя!.. будь света средоточьем,
Когда нет света, миром правит мрак.

Лишь для меня, а не для шумной славы,
Там, ближе к сердцу, где стихов октавы,
Меж бездной и несбыточной мечтой
Моё величье отзовётся, верно…
Пусть эхом, словно звук в пустой цистерне,
Но будет тайно навсегда со мной.
Ты знаешь, пленница тенистых кущей,
Залив, оградки хилые жующий,
Закрытых глаз сверкающий секрет,
Чья плоть влачит себя к концу лениво,
Чей мозг питает землю молчаливо? …
Лишь искрой мысль о тех, кого уж нет…

Огонь бесплотный – святости примета,
Клочок земли, распахнутый  для света,
Здесь хорошо, здесь светлый дух царит,
Здесь золото на камне в дымке синей,
На мраморе трепещут тени пиний,
Как будто море на могилах спит.

Пылающее солнце, пёс астральный!
Когда я здесь с улыбкой пасторальной
Своих овец таинственных блюду –
Ряды могил – прочь голубей пугливых!
Прочь идолопоклонников крикливых
И любопытных ангелов орду!

Здесь было всё – нет ничего на вырост,
А саранча сухой остаток выест.
Всё сожжено, разрушен мир и сух.
Не воздух – жар, он воспалён, как рана.
Здесь жизнь пьяна отсутствием, пространна.
Печаль без горечи и светел дух.

Здесь мертвые укрыты и согреты
Землёй, что сохраняет их секреты.
В зените полдень, верный сам себе,
Задумался, задерживая время…
Светило в совершенной диадеме,
Загадка превращений, я – в тебе.

Не знаешь ты причин для опасений,
Лишь я – живой исток твоих сомнений,
На грани диаманта лёгкий скол.
Но в ночь, когда надгробье стало домом,
Народ с обличьем странным, но знакомым,
Взял сторону твою, когда пришел.

Теперь их суть – отсутствие. Отныне
Их плоть не различима в красной глине,
А вдох последний перешёл в цветок.
Где смех особый, разговор  обычный,
Таланта мера, взгляд на мир различный?
Личинки там, где прежде – слёз исток.

Истошный крик заласканной девицы,
Глаза и зубы, влажные ресницы,
Прелестная пылающая грудь,
Кровь на губах, призывных, ярко-алых,
Последний дар, прикрытый  запоздало…
Под землю всё! Всё вновь в игру вернуть!

Душа, ты мнишь, что в вечных сновиденьях
Избегнешь блеска лживых обольщений,
Как  здесь волны и золота родство?
Вновь запоёшь ли,  дымом улетая?
Жизнь наша не заполнена до края,
Святое нетерпение мертво.

Скелет, бессмертья символ злато-чёрный,
Прослывший утешителем притворным,
Что грудью материнской смерть питал.
Нас благостная ложь его пленяет,
Да, он хитёр, но вряд ли что-то знает …
Смех черепа – бессмысленный оскал.

Нет в ваших головах теперь сомнений,
О, предки! –  вы истоки поколений,
Тех, что давно в подземной глубине,
Где червь-грызун хозяин настоящий
Не только вам, под мрамором лежащим,
Он жизнью жив и он давно во мне.

Что движет им? Ко мне любовь, быть может,
Иль ненависть? Каким орудьем гложет
Он плоть мою? Как мне его назвать?
Не всё ль равно? Когда ещё до тризны
Меня он выбрал. Должен я при жизни,
Ещё живым ему принадлежать.

Зенон Элейский, мыслию разящий, 
Пронзил меня насквозь стрелой дрожащей,
Хоть сам её полётом пренебрег.
Рожден я звуком, поражён стрелою.
Ужель тень черепахи  мне закроет
Недвижного Ахилла быстрый бег!

Нет!…Устоять! Своё продолжить время!
Сбрось, плоть моя, задумчивости бремя!
Пей, грудь, новорождённые ветра!
Ты освежи мой разум воспаленный,
Верни мне душу, властелин солёный!
Вперед, в волну, мне снова жить пора!

Да! Море, бред твой истинно неистов!
Из шкуры барса балахон пятнистый,
Весь в ярких бликах солнца, как в огне.
Ты – гидра, захмелев от вод лазурных,
кусаешь хвост свой искристый, ажурный,
в смятении подобном тишине.

Свежеет ветер! Жизнь вперед стремится!
Трепещут книги тонкие страницы,
На гребне скал – солёная роса!
Раздайтесь волны, расступитесь воды,
Стихи мои, летите на свободу,
Где мирный кров, где ветер в паруса!

 художник Изя Шлосберг

Вдыхая дым

В отличие от философии и религии, искусство (поэзия, в частности) не ставит себе задачей дать универсальный ответ на «вечные вопросы» – взамен оно позволяет эти вопросы заново пережить.

Je hume ici ma future fumée (вдыхаю дым, которым стану) – восклицает Поль
Валери в поэме Le Cimetiere Marin – и в это мгновение сама поэма становится дымом, который спустя столетие вдыхаем мы.

La vie est vaste, étant ivre d’absence, (жизнь полна отсутствием) – «absence», именно этого слова недоставало Рильке, по его признанию, в немецком языке, – тем отсутствием, которому симметрично абсолютное присутствие – недоказуемое, но внутренне достоверное.

«Понятие окончательного текста – плод веры или усталости» пишет Л.Х. Борхес,
в своем эссе о «Морском кладбище», утверждение, заставляющее вспомнить высказывание самого Валери: «поэмы никогда не завершены – они просто покинуты».

Каждый новый перевод – это ещё одна попытка поймать бабочку поэзии трепещущим сачком чужой речи. Мне нравится перевод Джелала Кузнецова той особой созвучностью оригиналу, которая возникает, когда текст не переводится а воссоздаётся, когда переводчик подхватывает поэму там, где автор её «покинул»…

Борис Кокотов

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Джелал Кузнецов

Джелал Кузнецов, московский поэт и переводчик, автор сборника стихов «Внезапно оглянувшись» (Москва, 2006) и перевода Р.М. Рильке «Сонеты к Орфею» (Москва, 2008)

Оставьте комментарий