ВЕРА ЗУБАРЕВА ● О ТВОРЧЕСТВЕ ЕЛЕНЫ СКУЛЬСКОЙ

Елена Скульская И Вера Зубарева  С Еленой Скульской мы познакомились в Пенсильванском университете, куда она была приглашена на встречу с любителями русской поэзии. Я в то время была аспиранткой на кафедре славистики, и после окончания занятий мы отправились слушать поэтессу из Таллинна. С этого всё и началось. Необычный мир точных и ярких образов, мир, изобилующий богатым ассоциативным мышлением, поразил меня, как поражают яркие бабочки или диковинные птицы, свободно порхающие в пространстве городских улиц. И всё сразу же зазвучало по другому – и улицы, и люди, по ним бегущие однородным потоком, и небо, и ты сам…

 

 

Под столом, где теперь для меня половик
расстилает зима, виден горестный лик,
проступивший сквозь все потолки или крыши.
Вырывают в овраге деревья, чтоб рот
между снегом и небом раскрылся, а свод
прикрывал бездыханное тело,
обведенное следственным мелом.
Неужели не слышишь?

(«Мой пьяненький, дорогой, ненаглядный…»)

Позднее, размышляя над особенностями её поэтики, я поняла, что наиболее характерный для неё художественный приём может быть описан с точки зрения общей теории систем: обращаясь к разным пластам жизни, она находит изоморфизмы, которые объединяют, казалось бы, необъединимые сферы. Так, кладбище с крестами вдруг ассоциируется у неё с крестиками, которые ставят неграмотные люди.

– Там вместо подписей могильные кресты.
– Неграмотные всегда ставят крест вместо подписи. И сразу крик: следующий!

(«Пьеса»)

Главный редактор журнала «Звезда» Андрей Арьев поздравляет Елену Скульскую

Подобных находок много, и точность её ассоциаций связана именно с редкостным умением отыскать изоморфную структуру. Смысл раскрывается именно через обогащенное понимание общего ядра разнородных систем. Это не словесный смысл, но образный, точно и ёмко расширяющий представление о предмете поэтического исследования. На примере с крестами это видно довольно чётко. Могильные кресты – как отметки о бывшей некогда жизни, а имён через поколение-другое уже никто и не помнит.

Заниматься разбором творчества Елены Скульской всё равно, что анализировать собственные творческие возможности, ибо наслаждение от её образов прямо пропорционально фантазии и силе ассоциативного мышления самого читающего. Читатель и критик, привыкший к наличию стержневого смысла в произведении, не придёт в восторг от всего множества неизвестно как связанных деталей. Ему – наслаждаться аллегориями и метафорами, связывающими текст и подтекст. Нам же – погружаться в цветущее дивергирующее многообразие образов и вселенных Елены Скульской.

              

quil_logo

ТАЛЛИНСКИЙ ТРИПТИХ

                                                         Елене Скульской

* * *

Поэт, писатель и литературовед Вера Зубарева поздравляет Елену Скульскую

Рябь чернил, испещрённая гладь –
Берег детства,
И дремучею чащей тетрадь
Манит в бегство –
К штопке дома, в замедленный сон,
В двоемирье.
Две египетских бабки объём
Растворили
В предвечернем луче косом.
Связи крепнут,
Возвращаясь волшебным кольцом
В жизни реку.
Доски к ванной прилажены. Спать.
Краткость вздоха.
День – отрывок и повести часть.
Сон – эпоха.
Дремлют рыбы с открытым ртом.
Бродит строчка.
И отец шелестит за окном:
Лиля, дочка…

* * *

То ли ночь за облаками
То ли космоса проём.
В медном солнце древний Таллинн –
В древнем солнце медный сон.
Ты плывёшь в его теченьях,
Разветвляешься строкой.
И янтарное свеченье,
Как медовое печенье
Над молочною рекой.
Округляются озёра,
Словно детские глаза,
Или губы фантазёра,
Что без страха, без разбора
Выдувают чудеса.
Шлейфом образы и лица
Изменяющихся форм.
И цветёт твоя страница –
Небывалая столица,
То ли космос, то ли сон…

          ВОСЬМЁРКА

          Елене Скульской,
          рождённой восьмого числа восьмого месяца

Вот и август. Лето на волоске,
Словно кто-то прочёл его скороговоркой.
Мёбиус водорослей на песке
Обсыхает золотистой восьмёркой.
Песчинки времени в её зыбучих часах
Перетекают из прошлого в будущее,
Где прибоя замедленный взмах
Рождает белопенное кружево.

Золотая восьмёрка, ты царица янтарных песков
Со струйкой судьбы в перешейке,
Сообщенье сосудов детей и отцов,
Два кольца волшебных,
Символ бесконечности, когда лежишь на боку
И глядишь, как плещется в твоих овалах
Круговорот веков, и как набегу
Сносит идолы звёзд – от больших до малых
Девочка, что вечно с богами на «ты».
Всё ей сходит – и гроза, и ветер,
И потоп, и пламя, и только льды
За секретной дверью, не оттают в лете.
Мимо слов – в тёмный сад, в долгий сон,
Двух колец повернув полукружья…
Не буди! Это память бежит босиком
По калёным лужам.
На стеклянных ступенях два тряпочных башмачка
Обросли хрусталём мороза.
Под цыганской шалью луна взошла
И гадает в тупике вопроса:
Было ль? Не было? Лёд под ступнёй горит,
Но отец головой лишь качает – мол, всё это выдумки.
И взмывает в пространство. И колец круглосуточный ритм
Заметает страницу, кружа в её неисписанной дымке.

Елена Скульская И Вера Зубарева  С Еленой Скульской мы познакомились в Пенсильванском университете, куда она была приглашена на встречу с любителями русской поэзии. Я в то время была аспиранткой на кафедре славистики, и после окончания занятий мы отправились слушать поэтессу из Таллинна. С этого всё и началось. Необычный мир точных и ярких образов, мир, изобилующий богатым ассоциативным мышлением, поразил меня, как поражают яркие бабочки или диковинные птицы, свободно порхающие в пространстве городских улиц. И всё сразу же зазвучало по другому – и улицы, и люди, по ним бегущие однородным потоком, и небо, и ты сам…

 

 

Под столом, где теперь для меня половик
расстилает зима, виден горестный лик,
проступивший сквозь все потолки или крыши.
Вырывают в овраге деревья, чтоб рот
между снегом и небом раскрылся, а свод
прикрывал бездыханное тело,
обведенное следственным мелом.
Неужели не слышишь?

(«Мой пьяненький, дорогой, ненаглядный…»)

Позднее, размышляя над особенностями её поэтики, я поняла, что наиболее характерный для неё художественный приём может быть описан с точки зрения общей теории систем: обращаясь к разным пластам жизни, она находит изоморфизмы, которые объединяют, казалось бы, необъединимые сферы. Так, кладбище с крестами вдруг ассоциируется у неё с крестиками, которые ставят неграмотные люди.

– Там вместо подписей могильные кресты.
– Неграмотные всегда ставят крест вместо подписи. И сразу крик: следующий!

(«Пьеса»)

Главный редактор журнала «Звезда» Андрей Арьев поздравляет Елену Скульскую

Подобных находок много, и точность её ассоциаций связана именно с редкостным умением отыскать изоморфную структуру. Смысл раскрывается именно через обогащенное понимание общего ядра разнородных систем. Это не словесный смысл, но образный, точно и ёмко расширяющий представление о предмете поэтического исследования. На примере с крестами это видно довольно чётко. Могильные кресты – как отметки о бывшей некогда жизни, а имён через поколение-другое уже никто и не помнит.

Заниматься разбором творчества Елены Скульской всё равно, что анализировать собственные творческие возможности, ибо наслаждение от её образов прямо пропорционально фантазии и силе ассоциативного мышления самого читающего. Читатель и критик, привыкший к наличию стержневого смысла в произведении, не придёт в восторг от всего множества неизвестно как связанных деталей. Ему – наслаждаться аллегориями и метафорами, связывающими текст и подтекст. Нам же – погружаться в цветущее дивергирующее многообразие образов и вселенных Елены Скульской.

              

quil_logo

ТАЛЛИНСКИЙ ТРИПТИХ

                                                         Елене Скульской

* * *

Поэт, писатель и литературовед Вера Зубарева поздравляет Елену Скульскую

Рябь чернил, испещрённая гладь –
Берег детства,
И дремучею чащей тетрадь
Манит в бегство –
К штопке дома, в замедленный сон,
В двоемирье.
Две египетских бабки объём
Растворили
В предвечернем луче косом.
Связи крепнут,
Возвращаясь волшебным кольцом
В жизни реку.
Доски к ванной прилажены. Спать.
Краткость вздоха.
День – отрывок и повести часть.
Сон – эпоха.
Дремлют рыбы с открытым ртом.
Бродит строчка.
И отец шелестит за окном:
Лиля, дочка…

* * *

То ли ночь за облаками
То ли космоса проём.
В медном солнце древний Таллинн –
В древнем солнце медный сон.
Ты плывёшь в его теченьях,
Разветвляешься строкой.
И янтарное свеченье,
Как медовое печенье
Над молочною рекой.
Округляются озёра,
Словно детские глаза,
Или губы фантазёра,
Что без страха, без разбора
Выдувают чудеса.
Шлейфом образы и лица
Изменяющихся форм.
И цветёт твоя страница –
Небывалая столица,
То ли космос, то ли сон…

          ВОСЬМЁРКА

          Елене Скульской,
          рождённой восьмого числа восьмого месяца

Вот и август. Лето на волоске,
Словно кто-то прочёл его скороговоркой.
Мёбиус водорослей на песке
Обсыхает золотистой восьмёркой.
Песчинки времени в её зыбучих часах
Перетекают из прошлого в будущее,
Где прибоя замедленный взмах
Рождает белопенное кружево.

Золотая восьмёрка, ты царица янтарных песков
Со струйкой судьбы в перешейке,
Сообщенье сосудов детей и отцов,
Два кольца волшебных,
Символ бесконечности, когда лежишь на боку
И глядишь, как плещется в твоих овалах
Круговорот веков, и как набегу
Сносит идолы звёзд – от больших до малых
Девочка, что вечно с богами на «ты».
Всё ей сходит – и гроза, и ветер,
И потоп, и пламя, и только льды
За секретной дверью, не оттают в лете.
Мимо слов – в тёмный сад, в долгий сон,
Двух колец повернув полукружья…
Не буди! Это память бежит босиком
По калёным лужам.
На стеклянных ступенях два тряпочных башмачка
Обросли хрусталём мороза.
Под цыганской шалью луна взошла
И гадает в тупике вопроса:
Было ль? Не было? Лёд под ступнёй горит,
Но отец головой лишь качает – мол, всё это выдумки.
И взмывает в пространство. И колец круглосуточный ритм
Заметает страницу, кружа в её неисписанной дымке.