Ведёт пресс-секретарь фестиваля «Пушкин в Британии»

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО. – Вера, Вы впервые участвовали в Турнире поэтов «Пушкин в Британии – 2009»,  стали финалисткой, получили первое место в конкурсе пародий. Вы известны читателям, как поэт философской направленности, и я уверена, что и жюри, и Ваши коллеги были приятно удивлены, когда услышали Ваше выступление на конкурсе пародистов.

ВЕРА ЗУБАРЕВА. – Спасибо, Елена. По правде сказать, я и сама не ожидала такой бурной реакции в корабельном зале. Недавно говорила с Игорем и Сивиллой Косоновскими, и Сивилла, актриса и режиссёр по профессии, сказала, что ужасно жалеет, что сидела сзади и не видела моего лица при чтении. Даже спрашивала, не снимал ли кто-то.

Мой муж, Вадим, сам хохотал и даже фотографий не смог сделать нормальных – всё получилось смазанным. А Сивилла очень хвалила мои актёрские способности и точность интонаций, что мне было особенно приятно, потому как родители мне так и не дали стать актрисой. И комедийный жанр меня всегда прельщал, и характерные роли, да и с Вадимом мы познакомились в театральной студии у Юрия Альшица, куда он был приглашён как музыкант…

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО. – Теперь я понимаю, почему Вы так органичны в комическо-юмористическом жанре. Хотелось бы знать поподробнее, как связано ваше творчество  с участием и победой в таком сложном – пародийном – жанре?  Когда, где и как  Вы поняли, что Вы пародист? Каковы были первые опыты в этом жанре?

ВЕРА ЗУБАРЕВА. – Это на самом деле очень забавная история, Елена. Впервые я ощутила непреодолимый зуд пародиста в подростковом возрасте, когда, послав свои стихи на конкурс (!) в журнал «Пионер», получила типовое письмо с отказом. Уж не помню, какие картины впечатлили меня и подвигнули на участие в поэтическом конкурсе на антивоенную тему, но вот что получилось (заранее прощу прощения у читателей за несовершеннолетнее несовершенство этих стихов):

Знойный день… Не солнце, а война
Выжгла зелень, небо дымным стало.
Средь руин томилась тишина.
В белом платье девочка стояла.

В тишине склонилась над цветком.
Он почти сгорел. Слезой прохладной
Увлажнила девочка его,
Прошептав: «Не умирай, не надо!»

И той страстной просьбе покоряясь,
Ожил он и лепестками дрогнул,
А она взяла его, смеясь,
И пошла. Огонь её не тронул,
Расступился дымный небосвод,
Ей раскрыл лазурное оконце.
Девочка с цветком в руке идёт.
Слышите? Не покорён народ!
Знайте – им засветит мира солнце.

Помню, вернулась я как раз из пионерского лагеря, и тут меня ждёт письмо на столе у папы, который, к стати сказать, был журналистом и прозаиком в довершение к его основной профессии капитана дальнего плавания и старшего лоцмана одесского порта. Папа мне ничего не сказал, только показал на письмо, наблюдая за моей реакцией. Читаю: «Дорогой друг! Большое спасибо тебе за письмо. Мы прочитали твои стихи, прочитали их внимательно. Стихи, вообще, тогда сочиняются, когда человека что-то особенно сильно волнует. В такие минуты и приходит к нему вдохновение, когда, как сказал Пушкин: «И руки просятся к перу, перо – к бумаге». И так далее.

Папа наблюдал за мной во время того, как я читала. Думаю, он готовился меня утешить, но не тут-то было. Ссылка на Пушкина подействовала: запросились и руки, и перо. О, бедный литсотрудник, приславший мне эту написанную под копирку дребедень! Это его было самое время утешать. Если бы он только мог предвидеть… Но – «нам не дано предугадать». Отложив письмо в сторону, я тут же взяла в руки свеженький номер «Пионера» и, не говоря ни слова, удалилась в свою комнату. Долго ждать не пришлось. На первой же странице журнала читаю «шедевр» некоего Е. Герфа:

Через ели,
Через пашни
Тень переступила.
Через теле-
Еле!
-башню
Тень переступила.
Через город,
Через вешний
Тень переступила.
Самолёт привёз черешню –
Лето наступило!

Тут же вдохновенно стряпаю письмо главному редактору, поделившись мыслями о его литсотрудниках, и, между прочим, прилагаю пародию на опубликованного им Герфа. Пародия, конечно, не была выдержана в стиле Герфа, и была скорее даже не пародией, а стихотворной насмешкой над герфа-манами подобного сорта. Иными словами, я посмотрела на эти рифмоплетения гораздо шире и «выстрелила» не в поэта, а в явление.

В сапоге на босу ногу
Тень шагает чрез дорогу.
Преступила через пашни,
Наступив на телебашню,
И оставила на теле –
А (о, ужас!) еле-еле!
Увидала вешний город
И, встряхнув его за ворот,
Закричала, что есть силы:
«Дети, лето наступило!
К вам черешенка идёт.
Я не тень, я – самолёт».
И дрожащие детишки
Живо скинули пальтишки.
Заспешили мамы
-амы! –
Накупили килограммы.
Так приходит в города
Лето красное всегда.

Долго ждать не пришлось. Через неделю получаю письмо якобы от главного редактора, но написанное, похоже, тем же или другим литсотрудником. Он мягко пожурил меня за то, что я мол, обращаюсь сразу же к «директору школы» (он писал в школьных терминах, чтобы мне, недоростку, было понятнее), принёс извинения,  просил присылать стихи в журнал, но на конкурс не вернул. История достойная пера пародиста. Я прочла присланное письмо уже без прежнего азарта. Вскоре и вообще забыла и о конкурсе, и о лже-редакторе, а стихи мои, тем временем, прокладывали себе новое русло, для «Пионера» всё равно неподходящее…

ИДОЛЫ И ИДОЛОПОКЛОННИКИ

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО. – Забавная история. Но всё имеет свои последствия. Возможно, благодаря этому и открылся ваш юмористический талант, который был высоко оценен и на нашем конкурсе. Вера, а есть ли у вас кумир? Я спрашиваю, поскольку Ваша первая книга стихов «Аура» вышла с предисловием Беллы Ахмадулиной, которая высоко отозвалась о Вашем литературном даре. Ваш «Трактат об ангелах», который выдержал уже несколько изданий, вышел с рисунками Эрнста Неизвестного, а сам «Трактат» посвящён Вашим беседам с выдающимся философом и экономистом, бывшим профессором Уортона Ароном Каценелинбойгеным, к сожалению уже покойным.

Вера Зубарева и Арон Каценелинбойген

ВЕРА ЗУБАРЕВА. – «Не сотвори себе кумира» – это моё жизненное кредо. Действительно, тот, кто сотворяет кумиров, потом так же рьяно их и разрушает. Поэтому – нет, у меня нет никаких кумиров. Свободолюбие и независимость даны мне от природы, возможно – черноморской. Кумиро-строение ведь имеет обратную сторону – рабо-лепие: когда возводишь идола, то одновременно лепишь из себя коленнопреклонённость. Кумиры не выживают в среде колено-не-преклонённых. Ни с теми, кого Вы перечислили, ни с другими у меня подобных отношений не было. Я люблю равноправное общение и ценю это превыше всего. Человек должен сохранять не только своё собственное достоинство, но и достоинство другого. Собирать вокруг себя подобострастную свиту – это уже симптоматика. А что касается мастерства и таланта названных Вами людей, то я высоко ценю, то, что ими сделано, их идеи и образы меня восхищают и вдохновляют, но никогда не относилась ни к кому из них как к кумиру. Кстати, ни один из них ни в молодости, ни позже не был замечен в подобострастном отношении к кому-либо. И по отношению к себе они также не позволяли ничего подобного. Ахмадулина, например, всегда очень отрицательно воспринимала проявления какого-либо идолопоклонничества.

Вера Зубарева и Белла Ахмадулина

Я сама наблюдала, как она с раздражением отмахивалась от заискивающих перед ней молодых поэтов. Арон просто над этим смеялся и говорил, что от идолопоклонников следует быть подальше. Он написал в своей автобиографии, что «нельзя ни из кого делать идолов. Это удел тоталитарных режимов создавать безгрешных и не допускать никакой критики в их адрес». (Арон Каценелинбойген. «О ремени. О людях. О себе». Hermitage Publishers, 2007. С. 257) Отношения между нами базировались на равенстве. Из нас двоих только я могла «перегнуть палку» в запальчивости, на что Арон с юмором говорил, что у меня нет никакого чувства субординации.

  При этом, он вспоминал, как сам в молодости отвечал начальнику цеха Славянского завода, на который он был зачислен инженером-экономистом вскоре после окончания университета. Когда Арон нашёл ошибки в присланной инструкции как считать мощность оборудования, его начальник «порекомендовал быть более скромным и помнить», что он «не умнее составителей инструкции и ее рецензентов». На это Арон бойко ответил, что : «Скромность – это смерть для молодого ученого» (там же, с. 126). Когда я приводила этот пример ему как аргумент в свою пользу, Арон улыбался и говорил: «Но не забывайте при этом, что говорил Хейнман!» Это я тоже хорошо помнила и снижала свой пыл. А Хейнман говорил: «Молодежь должна дерзать, но не дерзить!» О, сколько раз мы жарко спорили с Ароном, сколько было несогласий и взаимной критики! Но в результате этого рождались идеи и книги.

“АХ, ОДЕССА МОЯ НЕНАГЛЯДНАЯ!”

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО. – Чувствуете ли Вы, что одесские корни  в Вашем творчестве, как и многих других известных одесситов, – особое преимущество и привилегия в искусстве?

ВЕРА ЗУБАРЕВА. – Прежде всего, это привилегия в жизни. Это привилегия быть при рождении погружённым в купель, наполненную живой водой многих культур, впитывая в себя ароматный настой смешанных языков, темпераментов и вкусов. Это привилегия быть собой, сметать чопорность с лиц артистизмом и шуткой. Но привилегии накладывают и обязательства. Одно из главных обязательств – сохранять доброжелательность в шутке и остроте.  Доброжелательность, на мой взгляд, отличительная черта одесского юмора – не оскорбительного и не сквернословного, но всегда мудрого, как раввин, и внушительного, как Беня Крик. Это также умение слушать человека и слушать море. Это способность в двадцати метрах своей коммунальной квартиры принять всех родственников на лето и сделать из этого праздник. Без совокупности всего этого нет Одессы и нет одессита.

Я как всякий одесский ребёнок росла патриоткой своего города. Папа хотел, чтобы я была коренной одесситкой и запретил маме ехать рожать в Молдавию, где моя бабушка работала акушеркой.  Я ещё букв «р» и «л» не выговаривала, а уже распевала во всю «Ах, Одесса моя ненагъядная!». И мой патриотизм был вознаграждён, представьте себе. Мама мне рассказывала, как однажды после пляжа мы стояли в длиннющей очереди за газированной водой. Тепло, излучаемое красными распаренными телами жаждущих, жарче солнца опаляло пробивающуюся сквозь трещины в асфальте траву. Измученные пляжники уныло разминали в горячих ладонях расплавленные копейки, с лёгкой раздражённостью поглядывая на блаженно осушающих стаканы счастливцев, стоявших впереди, как вдруг из хвоста очереди донеслось:  «Ах, Одесса моя ненагъядная!». Вся очередь как по команде повернулась ко мне. «Боже ж мой, та шо ж это за така патриоточка тут!»,- всплеснула руками продавщица. – «А ну иди сюда, деточка, я тебе водички дам без очереди». Толпа одобрительно зашумела: «Дай ей воды, певице нашей будущей… С сиропом… Бесплатно!». Так я была награждена за свою раннюю неподдельную и главное – безусловную! – любовь к городу душистой пенящейся сказкой, которая колола и щекотала ноздри и губы.

Моя следующая большая награда состоялась через годы, когда вышла в свет в Швейцарии моя книга стихотворений «Трактат об ангелах» в переводе на немецкий известной австрийской писательницей Кирстин Брайтенфелльнер и с рисунками Эрнста Неизвестного. Книга получила самое большое количество премий на международной книжной ярмарке «Зелёная волна», которая состоялась в Одессе в 2004 году, а также завоевала первую премию «Топ Книга». «Трактат» – произведение философско-юмористическое. Он корнями уходит в солнечное сознание одессита, который не высмеивает и не осмеивает, а смеётся, дабы сеять весёлое, остроумное, человечное. Не случайно для первого чтения-знакомства в пушкинском доме на фестивале в Лондоне я выбрала стихи из «Трактата». Это была моя одесская «визитка».

Ангел – житель небесных пустот,
Куда не заносит нас жизненный опыт.
Из всех созданий он именно тот,
Чей приход прославляют, но не торопят.
Неизвестно еще, что происходит там,
Где тебя перекраивают по ангельским меркам.
Должно быть, ходишь за собственной душой по пятам,
Разрываемый между «низом» и «верхом».
Тогда-то и понимаешь, что, возможно, грех,
От которого тебя пытаются избавить,
И есть то, что выделяет одного из всех,
Как всплеск, будоражащий заводь.
А ангелов все равно никто до конца не разберет:
Как у них получается без наслаждения и муки
Воспроизводить свой ангельский род,
При помощи какой механической штуки?..

О ЛОНДОНСКИХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ: ХОЗЯЕВА И ГОСТИ

ЕЛЕНА ДОРОШЕНКО. – А каковы Ваши впечатления о лондонском фестивале “Пушкин в Британии – 2009”?

ВЕРА ЗУБАРЕВА. – Честно говоря, я не ожидала такого размаха. Я не знаю, как это происходит на других «выездных» литературных конкурсах, – никогда не принимала участия ни в одном из них, – но то, что я видела в Лондоне, меня потрясло. Это касается и финансирования фестиваля, и уровня организации, и общей атмосферы. Я не преувеличу, если скажу, что организация была безупречной. Никаких задержек, неожиданных изменений, всё точно следовало расписанию. «Точность – вежливость королей» – эта поговорка словно была негласным правилом организаторов фестиваля.  Помимо всего, совершенно прекрасная программа, позволяющая участникам познакомиться и друг с другом, и с городом. И, конечно же, люди – энтузиасты своего дела, умеющие создать неподдельную атмосферу тепла и доброжелательности. Ощущение, что тебя ждали как давнего доброго знакомого, не оставляло с момента, когда я впервые переступила порог русского консульства в Лондоне. Начиная с улыбки Жанны Борушко, которая встречала приехавших точь-в-точь, как радушная одесская хозяйка, солнце расцветало в наших душах не переставая. А чего стоила экскурсия по меридиану, которую провела Татьяна Юфит! В этом было столько личного, не экскурсионно-заученного и эмоционального, что никакая другая экскурсия сравниться с этим не могла бы. После того, как Татьяна ушла (ей нужно было бежать на работу!), мы долго с восхищением говорили о ней. Всё это, разумеется, дело рук Олега Борушко, который сумел и людей замечательных сплотить вокруг себя, и атмосферу создать, и привлечь спонсоров. Что говорить – талантливый он человек и прекрасный организатор.

Е. Д. – Среди финалистов и победителей есть  маститые, известные авторы, профессионалы, такие, как например Вы и Михаил Юдовский.  Есть и совсем новые имена, первые книги которых ещё пишутся. Как, на Ваш взгляд, влияет ли участие  в конкурсе профессионалов  на общий уровень финалистов при отборе?

В.З. – Возможно, влияет на отбор участников. Иначе всё будет выглядеть уж очень комично – профессионалы и стихоплёты на одной сцене это уже фарс. В этом году подобралась хорошая группа, хотя уровень был разный. Я думаю, с этим согласятся все, включая и участников, которые, судя даже по их пародиям на самих себя, люди и критичные, и самокритичные. Но дело не в этом. Я думаю, что профессионалов нельзя включать в конкурс наряду с любителями и начинающими. Это, в первую очередь, снижает авторитет организаторов. Профессионалы должны приезжать как приглашённые для чтений во время проведения фестиваля. Мы ведь не за наградами едем. Идея почитать стихи перед залом куда естественнее для профессионала, чем «состязание». Зал на фестивале был просто удивительный, и реакция подходивших ко мне зрителей была самым большим вознаграждением за мой «скорбный труд», как бы Пушкин на меня за это не сердился (да он ведь и сам не был равнодушен к похвалам!). Так что надеюсь, моё предложение будет рассмотрено, а может быть, и поддержано в будущем устроителями фестиваля.

ПОЭТЫ И ИДЕОЛОГИ: РЕБЯТА, НЕ МОСКВА ЛЬ ЗА НИМИ?

Е. Д. –  Что Вы лично вынесли для себя из участия в этом международном фестивале русской культуры?

В.З. – Диплом, коллекционную бутылку Массандры и – добрых друзей.

И ещё, как бы ни просвещал нас Евгений Сидоров по поводу того, каким должен быть русский поэт (см. мои заметки о фестивале «Немного Пушкина в холодном Лондоне жизнь показывает, что любые модели, искусственно навязанные художнику извне, разлетаются вдребезги. Идеологи губят культуру. Сколько похороненных заживо рукописей осталось на счету советской цензуры и говорить не приходится. «Рукописи не горят», – может возразить читатель. Да, не горят, но литературный процесс, насильственно направленный в другую сторону, с корнем вырван. Пробивающиеся ростки, которые никогда уже не станут деревьями, никогда не разовьются в течения и направления, так и погибнут безымянными зародышами того, утраченного времени, поиски которого не приведут к желаемому возрождению. С яркими именами абортируются возможности появления новых школ, и хотя есть надежда, что эти имена возродятся в будущем, погибшее поле их неродившихся последователей потеряно безвозвратно. Именно об этом я и писала в своём цикле «Стихи о волке», который Ахмадулина без моего ведома понесла в журнал «Смена» вместе со своим предисловием. Цикл был также отправлен на Лондонский фестиваль и частично опубликован в сборнике «Пушкин в Британии – 2009». Привожу отрывок из него:

Волк бродил и бродил по обочине
В поисках человечьих слов.
На снегу следы многоточиями
Огибали гибельный ров.
Не писалось. Листы пустовали
На чёрном дощатом столе.
Первый снег, наконец-то, издали
И слали, и слали к земле.
Ты читал этот снег прошлогодний,
Нам обещанный на год вперёд?
Ах, какие погибли корни
В тот, из снега изъятый год!
Ничего, победила природа,
Хоть слегка повредилась в уме.
И какая юродивость всхода
Удивить нас готова к весне?

Художника нельзя «сформировать» и втиснуть в нужные рамки. Это всё уже было. От этого многие из нас уехали, и никакими коронами в то королевство не затянешь. Талант сам протаптывает ту тропку, по которой впоследствии развивается культура. Культура формирует художника, художник формирует культуру. Это обоюдно. Иначе не бывает. Повивальная бабка-идеолог только ломает шеи и руки рождающимся творцам. Как показывает история, ни один из парниковых садов идеологического заповедника не расцвёл. И не расцветёт.

Е. Д. –  Что бы Вы хотели пожелать организаторам, жюри и участникам фестиваля?

В.З. –  Дальнейшего энтузиазма, Пушкинского свободомыслия, которое просто било ключом на конкурсе пародий, новых интересных имён, ну и конечно же хороших спонсоров. Кроме того, программа Фестиваля, на мой взгляд, обогатилась бы и за счёт актёрских чтений. Как режиссёр, работающий с русскими и американскими актёрами, могу сказать, что актёры с удовольствием  бы откликнулись и приехали на фестиваль с Пушкинскими чтениями. И для них, и для зрителей, и для поэтов это стало бы незабываемым событием. Пусть не прекращается праздник!

Е. Д. –   На прощание  от имени оргкомитета фестиваля «Пушкин в Британии» желаю Вам творческих удач и открытий – и в жизни, и в поэзии.

В.З. – Большое спасибо!

«Странствия». Видеофильм.

Просмотр для печати

Об Авторе: Елена Дорошенко

Дорошенко Елена, родилась в Новосибирске, окончила Гуманитарный факультет Новосибирского госуниверситета (история), аспирантуру по философии. Работала редактором, ведущим редактором издательства НГУ, читала лекции, вела занятия в Детском экспериментальном центре (преподавание английского). Постоянные интересы: литература, поэзия, философия. В Лондоне с 2002 года. Преподавала русский язык в школе, пресс-секретарь Ассоциации русскоговорящих «Ялта», пресс-секретарь фестиваля «Пушкин в Британии»-2009.

• Публикации в Гостиной (1)

2 Responses to “«ПУСТЬ НЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ ПРАЗДНИК» ● ИНТЕРВЬЮ С ВЕРОЙ ЗУБАРЕВОЙ”

1. Демьян Вайсман says:

   November 7, 2009 at 12:25 pm

   Посмотрел сайт. Еще раз убедился в том, что лучше тебя самой твои стихи никто не читает. Может быть у “варягов” больше опыта в чтении поэзии, но свои стихи ты чувствуешь глубже. Замечательное музыкальное сопровождение. Получил большое удовольствие.

   Дима

   Reply
2. Татьяна Юфит says:

   November 16, 2009 at 7:57 pm

   Вера, какая Вы молодец, что сделали такой интересный сайт! С юмором, любовью и правдой.
   С восторгом и признательностью,
   Татьяна

   Reply