RSS RSS

ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ● НАКАНУНЕ ЛЮБВИ ● СТИХИ

ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ВОПРОС

Как он выжил этот предок
избежав (никак не мало!)
ассирийскую жестокость,
ярость Тиглатпаласара?
Как гоненья Вавилона
вынес, римские галеры,
антиоховы расправы,
эпидемии холеры,
и неистовство зилотов,
крестоносные походы,
нищету, скитанья, голод,
реймского собора своды,
инквизицию, погромы,
черносотенцев, гестапо?
Мой живучий ловкий предок,
подаривший маму с папой…

ДЕТИ БОРО-ПАРКА

Дети Боро-Парка:
пейсы и ярмолки.
Мне при встрече с вами
радостно и горько.
Отчего смятенье
и моя вина ли,
что у нас насильно
прошлое забрали?
Пухленькие дети,
бойкие матроны,
строгие раввины –     
малый мир, огромный
выстраданной веры,
терпкого упорства,
древних ритуалов,
тихого геройства.
На меня глядите,
Как на часть пейзажа.
Чувств несовпаденье
Унижает даже.
Но при все желаньи –
с вами мне не слиться,
словно падший ангел
и вне стаи птица.
Я душою с вами,
внешне же – чужая.
Наша неслиянность –
травма роковая.

* * *

Мне стыдно за банальные слова.
Бороться же с собою нету сил.
Углами мыслю, а черчу овал,
обвалы слов    пустых, без сердцевин.
Я не довольная тем, что говорю…
Все кажется беспомощно пустым.
Какой-то дьявол лепит речь мою,
а замолчать – удел непредставим.
Я не довольна тем, что говорю…

АБЕЛЯР – ЭЛОИЗЕ

Как жил я без тебя – не знаю сам.
Пустое небо и слова пустые.
Я  рассмеялся бы тому в глаза,
Кто б предсказал, что, вот, сложу стихи я,
И ты наполнишь предыдущий мир,
Мир, без тебя до отвращенья голый.
С какою целью, кто в меня вложил
Земные, страстные, безумные глаголы?
Бледнеет образ слабого Христа.
Ни до него, ни до кого нет дела.
Душа одной тобою занята,
И нету ей спасенья и предела.

ОДА СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТИ

«Ведь она такая таинственная
и неизведанная, эта страна слез…»

Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький Принц.

«Злодей сентиментальный» тривиален.
Сентиментальность – это ль не порок?
Ее стыдятся, как мещанских спален,
И ею «элитарий»  пренебрег.
Сентиментальность вышла из доверья
И выглядит соседкой лицемерья.
Но все ж она романтике родня.
Слеза неискушенного восторга
Прольется… О, не смейтесь столь жестоко
На плачущую глядя, на меня!

Понуры, словно изгнаны из рая,
Поэты (ныне чувства не в чести)
Все Бродскому усердно подражают,
Версифицируя без них почти,
Меж тем как он, что вспомнить нам не лишне,
Цветаеву поставил всех превыше…
Циничный век, циничные сердца!
Да здравствует души сентиментальность!
Непостижимо просветленна странность
Заплаканного милого лица…

Объявлена смешной, слюнявой, старой
Наивная чувствительность в наш век
Кисейных барышень аксессуаром,
И нужной, будто прошлогодний снег.
Но коль она порок, то Бог свидетель –
Лишь тем, что взращивает добродетель!
Мишень для острослова и упрек,
И для кого-то, безусловно, глупость –
Но без нее мир плосок, словно пустошь,
И каждый бесконечно одинок.

Подруга сериального гламура,
Она неистребима и крепка.
Могу я быть сентиментальной дурой,
Иронии покорная слуга.
Мне двум богам служить не столь сподручно,
Но с двуединством этим неразлучна.
Доступное изданье доброты,
Она комфортна, словно плед и грелка,
И возмещает  суррогатом мелким
Трагедии высокие черты…

* * *

Накануне любви маета-суета.
Осознаешь, что жизнь, к сожаленью, не та.
Дует в окна, ночник слишком ярко горит
Накануне любви, накануне любви.

И не веришь, что ты человека найдешь,
Ты уверен: весь век бобылем проживешь,
И коль что позабыл, на себя лишь пенять
Остается: тебе одному куковать.

Слишком странен, и ни на кого не похож.
Что посеял, конечно, то сам и пожнешь.
Ты смирился, забыл, что когда-то мечтал.
Скрипку ты отложил и смычок потерял.

И когда равнодушие вступит в права,
И когда охладеет твоя голова,
Вот тогда-то внезапно, нежданно придет
То, что долго искал, поразит тебя влет.

Абсолютно некстати, нет, ты не готов…
Но любовь, не щадит, потому что любовь
И, вступив  в поединок, ввязавшись в бои,
Позабудешь, как жил ты один, без люб

ТИНЕЙДЖЕР

«Тинейджера победить невозможно»
Мадлена Розенблюм

Что стало с ребенком, разумным и милым?
Какая же муха его укусила?
Быть может колдунья коварная, злая
Вмешалась в судьбу? Непонятно… Не знаю…
Быть может, проклятье нависло над домом
Иль сглазил вас кто-то из ваших знакомых?
В догадках теряться, я думаю, нечего,
А просто дитя превратилось в тинейджера.

Родных презирает, друзей превозносит,
Пред зеркалом вертится, школу поносит,
Грубит и бунтует, продукт интернета,
Бессовестно лжет, коль призвали к ответу;
Гуляет ночами иль спит беспробудно,
Не вынесет мусор, не моет посуды.
Захлопнута дверь, нет пути к диалогу
И не уважает ни черта, ни Бога.

На помощь! Аврал! Социальные службы,
Психолог, родные, и школа, и дружбы,
Духовные пастыри, старые связи –
Скорее тащите ребенка из грязи!
Но хоть навалитесь всем миром, всей мощью,
Взывайте, беседуйте денно и нощно –
А все ж существует закон непреложный:
Тинейджера вам победить НЕВОЗМОЖНО!

И вам остается терпеть, стиснув зубы,
Стихийное бедствие –  возраст сей грубый;
Пенять, что себя вы не предохранили
И чудище это на свет породили;
Тайфун переждать, схоронившись в пещере,
Умом не рехнувшись, не тронувшись в вере;
Броней обрасти, устояв пред инфарктом,
И ждать, что иные вам выпадуте карты;
И Богу молиться, надежду лелея,
Что вы доживете – дитё повзрослеет…

ОПЯТЬ О ДОМЕ

Этот дом, который мой дед построил,
Помнит множество драм и семейных историй.
Повелительные летели глаголы
Моей бабушки грозной, директора школы.

Там ночами дрожало детское тельце,
В страхе: вдруг ее маму захватят немцы?
Днем – сраженья за скудный выбор игрушек.
Только перья летели из старых подушек!

Там мой дед в сердцах говорил «Холера!».
И носили галстуки пионеры,
И мороженой рыбе бывали рады,
И ходили покорно на все парады.

Там давали конфеты-подушечки к чаю,
За инжир и икру торговались отчаянно,
И смеялись так и так пировали,
Словно ни болезней, ни горя не знали.

Там, где вход со двора – педиатр с терапевтом
Врачевали усердно зимой и летом.
А под нами – художник, солидарно терпевший,
Как отец мой чеканил по меди и жести.

А над нами сосед. Так орал «Добр-р-рый вечер-р-р!»,
Что не трудно было свой слух искалечить.
Сирануш-музыкант с инвалидом дочерью.
Уважали, но больше жалели, впрочем.

Мне казалось, что мир этот будет вечен
что всегда мне орать будут «Добр-р-рый вечер-р-р!»,
И соседи, и мы, и все мирозданье
Сохранится в известном нам состояньи.

Но ушли в мир иной  педиатр с терапевтом.
Их потомство рассеяно по континентам.
Умерла Сирануш с инвалидом дочерью,
И сосед «Добрый вечер», и многие прочие.

Дом остался в прошлом, но только стены.
Поколенья другие выходят на сцену.
Я слагаю стихи, пряду свою пряжу.
Все надеюсь, что кто-то спасибо скажет.

Мой далекий правнук или правнучка!
Для тебя работает авторучка.
Как бутыль в океан – вам мое посланье,
От прабабки клочок разноцветной ткани.

ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО: ВО СЛЕД НЕДАВНЕЙ ДИСКУССИИ

Давно с моим достопочтенным мужем
В Манхэттен я не ездила. К тому же
Детишки дома и хлопот корыто
И голова проблемами набита.

Но нас сподвигло на такое действо
Мероприятье «Гений и злодейство»,
Где Михаил Эпштейн, сиречь философ,
Раскрыл бы суть извечного вопроса.

Мы долго колебались «за» и «против».
Идти иль не идти? Но жребий бросив,
Решили все же, что рывок возможен,
Хотя на первый взгляд довольно сложен.

Но не успели мы дойти-доехать –
Открылась в планах первая прореха:
Я мужа привела (не правда ль, странно?)
В тот офис, где свершают мамограммы.

Звоню к подруге: мне она сказала,
Что я все перепутала немало,
Что лекция не так уж и далеко,
Но надо проскакать пятнадцать блоков.

Зайдя в кафе и отобедав плотно,
Мы, пробежавшись резво и охотно,
Придвинулись к заветной цели/двери,
И тут же уподобились Сальери.

Хоть эта дверь была вполне открыта,
Но помещенье было так забито,
Что не просунуть ни ноги, ни носа,
Не говоря уж – не задать вопроса.

Придвинувшись на дюйм к толпе несмело,
Я тут же ощутила запах тела,
И спертый воздух отбивал охоту
И тягу к философскому полету.

И от столпотворения такого,
Сбежавши вниз, мы встретили Кацова.
Что знаменитости – вне помещенья,
Служило нам, хоть слабым, утешеньем.
Позднее я узнала: выступала
Редактор очень «нового» журнала,
Просила слова там редактор «Слова»
И говорила в меру бестолково.

Эпштейн, дабы не спутали с Эйнштейном,
Там обернулся супер безыдейным
И уверял, что гений очень сложен
И без злодейства гений невозможен.

В ответ на это Зубарева Вера,
У коей безупречные манеры,
Вступила в бой и с рыцарским забралом
Неистово таланты защищала.

Толпа рвалась в дискуссию упорно,
Сражаясь за трибуну, словно кормом
Прельщенная толпа курей. Ох, жарко!
В прямом и переносном смысле. Свалка.

Не знает наша милая элита
Простых манер, хотя не лыком шита.
Тут русские и русские евреи
вполне сгодились бы на роль злодеев.

Испуганные натиском народа,
Ораторы возжаждали свободы
И устремились к выходу, чтоб паки
Накал страстей не докатил до драки.

Мораль: как часто с русскими бывает –
Организация, увы, хромает.
Пяток докладчиков. Beau monde Нью-Йорка
Был зван. А помещение – каморка.

Мораль вторая: надо слушать мужа,
Что поиск развлечения снаружи
Бессмыслен, ибо центром мирозданья
Для личности является сознанье.

И третья, что противоречит мужу:
Нужны поэтам вылазки наружу,
Где изредка толчком для вдохновенья
Нам служит бытовое приключенье.

ЕДИНСТВО И БОРЬБА

Из пункта «А», в груди упрятав свой секрет,
Стремился к пункту «Б» упрямый интроверт.
Он был так одинок, он был таким угрюмым,
Себя поверить мог он только тайным думам.
Из пункта «Б» стремясь, напротив, к пункту «А»,
Шла экстравертка вся резва и молода.
Открытостью дыша, наивностью прелестна,
Вприпрыжку дева шла и распевала песни.

И что ж произошло? Нетрудно угадать,
Что вспыхнула любовь и стала их терзать.
Все поначалу шло, как лучше не бывает,
И скептикам назло их брак соединяет.
Но время шло «тик-так» и, от любви устав,
Познала молодежь, что значит слово «явь».
С подругами жена торопится на встречу,
Ревнует интроверт и ей во всем перечит.

Он вновь сидит один и заперт кабинет,
Его жена в тоске: «Меня не любит. Нет!»
Все мысли у жены выпархивают скоро,
Срываясь с языка, как будто гончих свора.
Наш интроверт в груди построил монолог,
Но изложить его он не посмел, не смог.
Хотел ей пожелать струю закрыть фонтана,
Но, пожалев, решил не наносить ей раны.

Вот так они живут, в борьбе противоречий,
Страдая и любя, мирясь или переча.
Жена игривый свой поусмирила нрав,
Поняв: ее супруг не каждый раз неправ.
Супруг же перестал бояться телефона
И на подруг жены взирает благосклонно.

* * *

Мальчишки ветки жгли.
Кому есть дело вроде?
Но бабушка кричала
На них, что означало
Заботу о природе.

Деревья и кусты.
Орех, сосна, акация.
Зеленые орехи.
То было в прошлом веке-
Тысячелетьи, братцы.

Двор детства моего.
Старо, избито. Каюсь.
Зов памяти глубок.
Сцепляет звенья строк,
Выстрадывать пытаясь

Гармонию из мглы.
О, мне б услышать голос,
Сердитый окрик твой
«Скорей иди домой!»
Но непреклонен Хронос.

Внезапно птица-грусть,
Взмахнув крылами вольно,
Посмотрит мне в глаза.
Иль хочет что сказать?
И клюнет в сердце больно…

* * *

Меня язвили резкие сужденья:
Пылали щеки, руки трепетали –
А вороны из литобъединенья
Мои стихи безжалостно терзали.

«Зачем Вы пишете?» – однажды Евтушенко
спросил, и тем на миг обескуражил.
Я ныне вспоминаю поношенья,
Признаться, не без умиленья даже.

И в будущем опять найдется критик.
На то во всяком случае надеюсь.
Мне все равно, каких заумных гитик
Достигнет он, сказав какую ересь.

Пишу я в ликованьи иль в молчании,
Когда невыносимо мне молчание…

* * *

Милорд, Вы разорили все поместье,
Приданое уплыло с молотка.
Но надо было думать мне невестой
И, может, выходить за мужика.

Смиренно я прощаю наши ссоры
И моего замужества позор:
Измены, сцены, горькие укоры…
Все в прошлом, друг! Забудем этот вздор!

Как результат очередной дуэли,
Останусь я седеющей вдовой,
Меня расстроить – было Вашей целью.
Но я покорна пред своей судьбой.

Что слышу?! Мать мою Вы оскорбили?!
Развод! Развод! И девичья фамилия!!!

Лиана выступает на юбилее журнала “Гостиная”, 2010

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Лиана Алавердова

Лиана Алавердова живет в Нью-Йорке. Ее стихи, статьи, переводы с английского и азербайджанского языков неоднократно публиковались в журналах, газетах и альманахах в России, Германии, США, Украине, Канаде, Азербайджане, включая «Знамя», «Дружба народов», «Знание-сила», «Слово/Word», «Новый журнал», «Литературный Азербайджан», COLLEGIUM, «Шалом» и др. Лиана Алавердова – автор двеннадцати книг стихов и документальной прозы (популярная психология, литературная критика, публицистика, мемуары). Она заведует библиотекой Kings Bay, одним из отделений Бруклинской публичной библиотеки. Лиана является волонтером Американского фонда превенции суицида (AFSP).

2 Responses to “ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ● НАКАНУНЕ ЛЮБВИ ● СТИХИ”

  1. avatar Yelena Litinskaya says:

    Лиана, эта подборка стихов – яркое свидетельство того, что ты успешно, искренне и с полной отдачей можешь служить двум богам: иронии и лиризму. Одно дополняет другое. Так что не жалуся, пожалуйста, что тебе не сподручно служить этим двум божествам. В двуединстве иронии и лиризма – сила и оригинальность твоего пера.

  2. avatar Давид Гарбар says:

    Уважаемая Лиана (извините, не знаю Вашего отчества)!

    Спасибо за хороший “Вопрос”.
    Когда-то, отвечая на такой же, я написал:

    Мы пилигримы на ветрах веков.
    Нас обжигает солнце, хлещут бури.
    Но, видно, что-то есть в натуре,
    Коль путь наш сквозь века таков…

    Мы пилигримы на путях земных.
    Нас убивают, распинают,
    Клеймят, сжигают, изгоняют…
    Ну, а враги? Нет даже праха их.

    Мы пилигримы на земле.
    Первосвященники, первопроходцы,
    Мы всюду – перво-инородцы…
    Наш след в песках, наш след в золе.

    Мы пилигримы на святом ветру.
    Мы посланы… Но адрес нам неведом.
    И мы идем: Бог – поводырь, мы – следом…
    Мы нынче здесь… А поутру…

    Мы пилигримы на святом ветру…

    Дуйсбург. 25. 06. 2003г.

    Желаю успехов.

Оставьте комментарий