АЛЕКСАНДР СЕМЫКИН ● ПО ТОНКОЙ ГРАНИ ДНЯ И НОЧИ ● СТИХИ -

Александр Семыкин А мне не быть уж белоснежным:
я пролетел насквозь туннель,
где белый свет и темень смежны…
Теперь лежу на простыне,
и надо мною, хмуря брови,
склонились нимбами врачи –
хирурги… Реки, реки крови…

И в тазик крылья (Боже, чьи??..)
Обрывки фраз: «… отправим к людям.
И так уж чудо – выжить смог…
Да нет, летать уже не будет!
Негодны крылья – вышел срок,
что исчисляется по сумме
зарубок-шрамов на спине…»
…В тот раз я, кажется, не умер.
Но что-то умерло во мне…

Ливень

Ливень похож на плач (серого цвета нити)
В зеркало луж палач нежностью неба вытек
Под метроном часов дробной свирелью капель
Вечность об край весов точит на ощупь скальпель
Переведи судьбу стрелками на двенадцать
Йорик устал в гробу челюстью мерно клацать
Ветер застрял в трубе воем осыпав звёзды
Трещинкой на губе летние грёзы/грозы

* * *

Поблекла, стёрлась, ободралась
Вещей незыблемая суть.
Исчерпан цвет – осталось малость,
Бери, хоть красками рисуй
То, как растерянные мысли
Бегут по кончику ножа;
Как в небе, кто-то, чёрным высек
Мелодию – полёт стрижа;
Как поджигая бесконечность,
Секунды плавят горизонт;
Как звёзды, путь покинув млечный,
Упали в парке на газон;
Как жизни смысл исчез вдали,
Порвав прорехою пространство,
Сюрреализмовым Дали,
Нас провоцируя на пьянство…

* * *

По тонкой грани дня и ночи
неслышно сумерки идут,
и первой точкой многоточья
роняют раннюю звезду
в колодец неба – на удачу,
где в отражении извне
бездонный блеск слегка утрачен
от мглы, клубящейся из недр
зрачка Неверящего в чудо
парада каверзных планет:
Луна – мой ласковый Иуда,
а звёзды – пригоршня монет…

Где наши звёзды?..

Скуки гримасу скрывая,
Время без устали лжёт.
Линия жизни – кривая.
Цвет – увядающе жёлт…
Тают надежды со снегом.
Слышишь, грохочут ручьи?
Всплеском в сознании следом:
Мы – неземные… но чьи??..

Портал

Все сны её радужны, с привкусом счастья…
Но лишь на рассвете откроет глаза –
Как мыльный пузырь этот рвётся на части,
Не дав на прощание слова сказать.
И утро – подножие вечной Голгофы –
Буравит висок, бьёт по нервам и льёт
Тоску с цианидами в чашечку кофе,
Втыкая под сердце печалью – копьё.
Вслепую, инстинктами только ведома,
На каждом шагу спотыкаясь о быт,
Она по инерции ходит по дому,
Напрасно пытаясь о чём-то забыть.
А день бесконечен и нет ему края…
Но кто-то, внимая беззвучным мольбам,
Ночные покровы опустит, стирая
Крик боли, прилипший к застывшим губам.
И вот, под прикрытьем снотворной облатки,
Ныряет в постель – свой волшебный портал
Из тусклого мира в тот, призрачно-сладкий,
Где голос: «Любимая… как же я ждал…»

Град-под-Китеж

То ли город тонет в вате, то ли я схожу с ума:
Из тумана (нет мохнатей) всплыли призраки – дома.
Из кисельной мешанины с добавлением муки,
Не спеша ползут машины, как гигантские жуки,
И клубится вдоль дороги шлейф прохожих – силуэт
Тех свидетелей немногих пустяка, что свёл на «нет»,
К чёрту, видимость пространства: головой, как ни крути –
Всё размыто, лишь остался огонёк, и тот – в груди
Где-то там сияет слева (где от шрамов борозда),
Как над старой крышей хлева Вифлеемская звезда,
Освещает мир мой странный – городок, а вовсе не
Мегаполисы и страны. Просто город… как во сне.
Если всмотришься – увидишь, словно пыль смахнёт рука:
Очертаньем, град-под-Китеж… незатопленный пока…

И забыть, и забыться…

Разбежаться и прыгнуть в сугробы,
с головою укутаться в снег,
и забыть, и забыться… И чтобы
разбудили меня по весне
воробьи щебетаньем небрежным.
Чтоб умыл тёплый мартовский дождь,
и на ушко влюблённый подснежник
прошептал: «не меня ли ты ждёшь?..»
…И от нежности ранних цветов
возродиться пронзительной птицей,
ни секунды не помня про то,
что хотел и забыть, и забыться…

Дневник Кая

Чай с тоскою сквозь озноб. В сердце – пыль и паутина.
Королева снежных снов вяжет боль из серпантина.
За петлёй кладёт петлю – безнадёги шарф на шею.
Я смогу, сдержусь, стерплю… но без шансов, что сумею
хоть когда-то изменить эту жизнь, пускай отчасти…
Рвётся тоненькая нить –
память смысла
слова
«Счастье».
Мир окрашен в серый цвет. Каждый шаг избит, банален.
Королева веских «нет» бродит тенью средь развалин.
В лживых отблесках зеркал, преломляемый стократно,
заблудился мальчик Кай – стал бесцветным, неопрятным,
и не стоящим слезы, что роняет всуе Герда…
Снежной Вечности призыв
из кристаллов
сложен
верно.

Ты можешь…

Ты можешь его проклинать на досуге,
Спуская с цепей оголтелую ревность,
За полуулыбку той рыженькой суке…
Но это решение будет неверно.
Ты можешь считать его редкостным гадом,
Вонзившим под сердце копья наконечник…
Но вряд ли он будет тобою разгадан,
И эта фатальность гнетёт бесконечно.
Ты можешь слепить по нему куклу Вуду
И ярость иголок насытить мишенью…
Но магия тщетна: тоска отовсюду
Вползёт леденящим удавом на шею.
Признайся себе, что по сути всё просто:
Пусть нежность к нему ты изводишь слезами,
Но снится душа его – маленький остров,
Где водятся чувства с большими глазами…

Зимний сон

Зима, как зверь свирепый, мглу
грызёт, являя прикус волчий.
Мой крик сползает по стеклу,
но молча.
Слепая ночь горчащий яд
со льдом мешает в кружке стужи,
рождая сто миров, где я
не нужен.
Мой сон метелью снежных бритв
разбит на множество осколков,
и я не сплю, я лишь убит
и только.

Войти в весну

Здесь даже воздух слыл покорным.
Но взбунтовались зеркала,
Из амальгамы вырвав с корнем
Тоску, которая лгала.
За ними встрепенулись окна,
Ворвался в комнату сквозняк,
И он опять вернуть помог нам
Тепло каминного огня.
Проснулись все часы внезапно:
В гостиной, в спальне на стене…
И был их бой подобен залпу
Старинных пушек в мир теней.
И замок наш вместил под своды
Седьмое небо в облаках,
Где ощущением свободы –
В моей руке твоя рука.
Мы до утра с тобой отпустим
Поводья, сны, печаль и слуг
И на закате цвета грусти
Войдём тихонечко в весну.

Друг мой, враг мой…

Игры кончились… Game is over…
Время камни вразброс итожить.
Мы друзья… нет, враги по крови,
Что почти что одно и то же.
Поминальные мессы служим,
Под иконами ставим свечи…
Ты отраву кладёшь мне в ужин,
Я напалмом сжигаю вечер.
Зеркала не нужны – не трудно
Мне тебя отражать стократно:
Уносящийся оклик – «друг мой!..»
Возвращается эхом – «враг мой!..»
Боль умножится болью. Резко.
Не надейся уйти, исчезнуть:
Мы с тобою – орёл и решка
У монеты, летящей в бездну.
Поле битвы хоронит тайну.
Победитель навряд ли «в плюсе».
Вне игры – это там, за гранью
Сердце греющих вскользь иллюзий…

Шар-апельсин

Воздух хочется пить. Мне, пожалуйста, два!
Без сиропа и газа прозрачную синь…
Я лечу, а по небу гуляют стада
Облаков, пряча солнечный шар-апельсин.
Зря стараются, я всё равно укушу
Этот пухлый, румяный, горячий бочок…
Что за визг?! Как не стыдно устраивать шум,
Раздуваясь мехами обиженных щёк.
Расцелую веснушки все – я же шучу!
Это нежно любя, ты ведь знаешь само.
Просто всплыло в прибое нахлынувших чувств
То, как бредил тобою колючей зимой.

Мой дом

Страничкам жизни – ногтем сгиб.
Узлы на память, чтоб… не помнить.
Вселилось бог весть сколько комнат
в многоквартирный дом «мозги».
Тут есть от «всё» до «ничего».
А батареи топят чувством.
Здесь подсознание не пусто –
внутри оно начинено
всем, что «хранить нельзя забыть» –
знак препинания проставь и
открой заре навстречу ставни,
вчерашним днём по горло сыт.
…А вечером, нырнув в закат,
мой дом глотнёт поглубже воздух,
и стихнет боль, что ныла возле
височной доли чердака.

Записки Фрекен Б.

Астрид, прости…
В левом ухе жужжит… Карлсон, сволочь, отстань и
хватит пудрить мозги пожилой милой фрекен!
Твой пропеллер порвал мою душу навеки –
Кто б сердца изобрёл с нержавеющей стали?!
Чтоб не смялись ничуть при ударе о лопасть.
Чтоб не брызнула кровь из пораненной плоти…
Сядь скорее, негодный мальчишка, напротив.
Хочешь плюшек? Так вот они – жри!.. то есть, лопай…
Ты прости за сумбур, что командует мною:
вместо правды «люблю» часто вру «ненавижу».
Весь лимон моих чувств к тебе досуха выжат…
Ты заметил, что я крашу волосы хною?..
Как багровы сейчас небеса над Стокгольмом.
Хрипло песни тревожные каркает ворон.
Где-то нож неслучайно валялся здесь… Вот он!
Боже мой, я не знала, что будет так больно…
Карлсон, Карлсон… моё наказанье… награда…
Странный отблеск мечтаний, навеянных снами.
Невозможно, чтоб кто-то стоял между нами.
Я убью Малыша…
Не хочу, но так надо.

Словарь бессонницы

Читать потрёпанный словарь,
пытаясь скрыться от бессонницы…
Тебя б в ключицы целовать,
так нет же, тянет вечно ссориться.
Сто тысяч раз насквозь пройдя,
изрешетить любовь, как свёрлами,
чтоб после, в капельках дождя,
мир отражался перевёрнуто.
И всё что нравилось в тебе
признать гримасой сумасшествия,
и в памяти табличку «Бред»
подвесить памяткой вошедшему,
о том, как тщетно возвращать…
о том, как глупо возвращение…
И ждать, что где-то к букве «Щ»
Морфей дарует нам прощение…

Да-рю

Ты воскресла, я умер.
Догадайся поди,
в этом гвалте и шуме,
кто кого где родил.
Ты звезда Вифлеема,
я – космический мрак.
Путь наш вылижет племя
гончих псов и собак.
В клочьях шерсти и лае
не грусти, не горюй.
Вон, Земля голубая
в рыжих пятнах…
Дарю.

Мячики страны земляник

По истёртой ладони Земли
Я качусь, словно выцветший мячик,
Тот, что сам я и пнул – милый мальчик
Из далёкой страны земляник.
Это вам только кажется, я –
Неприметный, задумчивый, тихий…
Но когда-то пиратами лихо
Верховодил с кормы корабля.
Это только мне чудится, что
Я серьёзен, солиден, заслужен…
Но во сне вновь гоняю по лужам,
Затевая всамделешний шторм.
Как реальность безмерно скучна…
Я прошу, хоть в мечтах, понарошку,
Помани меня полным лукошком,
Земляничного детства страна!
– Папа, папа, пойдём погулять
В зоопарк, просто парк или к морю!
Я иду, ни секунды не споря…
И два мячика катит Земля… Александр Семыкин А мне не быть уж белоснежным:
я пролетел насквозь туннель,
где белый свет и темень смежны…
Теперь лежу на простыне,
и надо мною, хмуря брови,
склонились нимбами врачи –
хирурги… Реки, реки крови…