RSS RSS

ГУРГЕН БАРЕНЦ ● ЗАСТОЛЬЕ ● РАССКАЗ-ЮМОРЕСКА

ГУРГЕН БАРЕНЦСтрашно не люблю опаздывать на званые вечера, на разные там застолья, дни рожденья, свадьбы… Приходишь с опозданием, из-за входной двери краешком уха улавливаешь чей-то непроизвольный, ненароком вырвавшийся вздох, не рассчитанный, хотя вовсе не исключено, что прицельно и тонко рассчитанный, на то, что вы его услышите: «Кого это там нелегкая принесла?». Вам невольно становится не по себе, что «нелегкая» принесла именно вас.

А гости, между тем, уже давно расселись, за столом не осталось свободных мест, с вашим приходом возникает неловкая ситуация, хозяин с хозяйкой начинают суетиться, в экстренном порядке высвобождать, расчищать два места. Они полушепотом просят сразу же помрачневших и насупившихся детей встать со своих уютно насиженных мест, где они до этого момента чувствовали себя вполне взрослыми, и пойти поиграть или же пристроиться где-нибудь на кухне; быстро, поспешно убирают использованные приборы, фужеры с недопитым содержимым и заменяют все это новыми приборами и фужерами…

Но рассевшиеся гости и неловкая ситуация при вашем рассаживании – это еще, как говорится, полбеды. А сама беда начинается тогда, когда вы, наконец-то усевшись на специально расчищенное для вас место, окидываете страждущим голодным взором сервированный стол и к вящему для себя неудовольствию обнаруживаете, что по нему – во всех направлениях, вперед и назад, вдоль и поперек – проехался бульдозер. Причем не просто проехался, а основательно потрудился. Что может быть тоскливее этого зрелища? Что-то подобное, вероятно, представляли собой поля после опустошительного нашествия саранчи или селенья после набегов татар или турок-сельджуков. Пустые салатницы, тщательно вычищенные пиалы – такая вот унылая, печальная картина предстает перед вашим взором, и теперь уже поздно и бесполезно укоризненно смотреть на жену: «Вот к чему приводит твоя медлительность, твой многочасовый марафет и макияж, твоя завивка с феном и бигудями, твое многократное переодевание в разные платья».

Ну, разумеется, сама она вовсе не считает себя медлительной. Если начинаешь ее поторапливать с приготовлениями, она сразу же парирует заготовленной фразой:

– Неужели тебе абсолютно все равно, как будет выглядеть твоя жена?

– Моя жена и без марафета и макияжа будет там самой красивой.

Когда-то мои комплименты неизменно выбивали сто очков из ста, действовали безотказно и вызывали на ее лице довольную, счастливую улыбку, но со временем она стала воспринимать их как дежурную вежливость, тем более что стоявшее перед ней настольное зеркало соглашалось со мной довольно неохотно и с большими оговорками.

Жена между тем продолжает возиться со своей косметичкой, пускает в ход пудру, помаду, тушь для ресниц, всевозможные тональные и увлажняющие кремы, то и дело включает и выключает утюг, перебирает в шкафу одежду, надевает одно платье, испытующе смотрится в зеркало, остается чем-то недовольной, надевает второе, третье, четвертое, и в стотысячный раз приходит к выводу, что ей ну совершенно нечего надеть…

Эти сетования, конечно же, рассчитаны на «внутреннюю аудиторию», то есть на меня. На этой почве у «внутренней аудитории» давно уже выработался комплекс вины и неполноценности. Я осторожно замечаю:

– Но если тебе нечего надеть, если у тебя нет выбора, то не проще ли надеть то, что есть в наличии? Ты уже три часа возишься с косметикой и платьями, топчешься на месте, как черепаха.

Если у вас, дорогой читатель, есть жена, то какой бы медлительной она ни была, никогда не сравнивайте ее с черепахой. В противном случае вы наверняка услышите в ответ нечто подобное тому, что услышал я.

– Ну как тебе не стыдно! Это я-то черепаха? Да ты просто не видел черепах. Тебе не ворчать надо, а пойти в церковь и поставить свечку, что тебе досталась такая расторопная жена. Если я – черепаха, то что ты скажешь о жене Ашота, которая два дня готовится, прихорашивается, расфуфыривается? Она даже специально идет в парикмахерскую, там ей делают укладку, завивку, маникюр, педикюр, макияж, и много чего еще. А я все это делаю сама, потому что на твою так называемую зарплату в парикмахерской со мной даже не поздороваются.

Но нет правил без исключения. Один раз мне просто повезло, потрафило, но это было чистейшей случайностью, как выигрыш в лотерею. Это был, что называется, «крупный выигрыш».

С легкой руки наших преуспевающих сограждан, разных нуворишей и олигархов, так называемых «новых армян», последние десять-пятнадцать лет в широкий обиход вошло и стало традицией проведение свадебных пиршеств в ресторанах. Какими бы большими хоромами ни были дома богачей, они не в состоянии вместить триста, четыреста, пятьсот, а то и больше гостей, которых им непременно нужно было пригласить. К свадебному обряду, к свадебной церемонии и последующему ресторанному застолью стали готовиться со всей серьезностью, тщательно и основательно. Заранее составлялись и рассылались красочные пригласительные открытки, нанимался специальный тамада из мира шоубизнеса – профессиональный актер или телеведущий какой-либо популярной программы, новобрачные специально обучались танцам, в частности, вальсу…

Голь, как известно, на выдумки хитра. Мой друг Ашот оказался в той пресловутой ситуации, когда «денег нет, а выпить хочется», то есть он решил «с помпой» организовать скромную, «бюджетную» свадьбу. Обо всех своих идеях, замыслах и намерениях он делился со мной. Несколько долгих месяцев он ни о чем другом, кроме намечавшейся, предстоявшей свадьбе, не разговаривал. Прибегал каждый вечер, доставал из карманов калькулятор, блокнот и ручку и начинал считать и пересчитывать предстоящие расходы.

– Нет, ты можешь себе такое представить! – сокрушался он. – Я хотел нанять на роль тамады телеведущего, а он запросил три тысячи долларов. Да еще клялся, что это он делает большую эксклюзивную скидку для меня, а у других берет пять тысяч. Можешь ты себе такое представить? За один вечер он хочет заграбастать столько, сколько я, доктор наук, получаю за пять лет. Но чукча не дурак. Я тут подыскал одного пенсионера, так я его уломал на триста долларов. Это тоже сумасшедшие деньги, но не такие сумасшедшие, как три тысячи.

На следующий день он пришел еще более возбужденный, в растрепанных чувствах.

– Нет, ты можешь себе такое представить! В центре города в ресторанах за рыло берут сорок-пятьдесят долларов. Совсем с ума посходили. Чем они думают? Но чукча не дурак. Я тут неподалеку от города нашел один ресторан, там за рыло берут двадцать долларов. Тоже сумасшедшие деньги, но это все же не сорок долларов и не пятьдесят. Там подают два горячих блюда вместо трех. А на хрена мне три горячих блюда? Кто там будет считать горячие блюда? Был бы корм. Какая разница – два блюда или три? Обойдемся двумя.

***

Мы с женой устроились по двум сторонам освобожденной для нас укромной, угловой части стола, за которым сидели близкие и дальние родственники жениха.

– Вот, познакомьтесь, за этим самым дальним столом сидят дальние родственники нашего жениха. Седьмая вода на киселе, – бесцеремонно представил их Ашот.

Я выдержал для приличия полуминутную паузу, унылым, апатичным и безнадежным взглядом окидывая ближнее и дальнее пространство нашего стола.

Конечно, говорить о каком-то разочаровании не приходится: ничего другого я и не ожидал здесь увидеть: получасовое опоздание на свадьбу не могло не иметь пагубных и необратимых последствий.

Весьма значительный урон был нанесен большим блюдцам с черной и красной икрой. Я сразу же с удовлетворением и облегчением отметил про себя, что черная осетровая икра не имела совершенно никакого отношения к осетру, а красная лососевая игра – к лососю. И ни к какой другой рыбе эти черные и красные шарики также не имели отношения. Это была весьма заурядная и дешевая, шитая белыми, вернее, черными и красными, нитками подделка, имитация, так называемая искусственная икра, которой завалены все маленькие лавочки и бутики нашего города. Эти малюсенькие лавочки-мавочки, будочки-мудочки едва сводили концы с концами и в силу этой причины не отличались особой разборчивостью в поставках товаров сомнительного происхождения и не очень-то заботились о своей репутации. И покупали эту жалкую подделку в основном такие же дешевые непривередливые рестораны, которые, в свою очередь, тоже не отличались особой щепетильностью в обслуживании своих клиентов. Сомнений здесь быть не могло: даже внешнее сходство с настоящей рыбной икрой было весьма и весьма поверхностным и приблизительным, и не заметить этого сходства мог только законченный фраер и лох.

– Я – Жорик, – протянул мне руку сидящий напротив краснолицый, пышущий деревенским здоровьем мужчина с красным одутловатым лицом, большими лоснящимися губами и красными, как у кролика, уже изрядно осоловевшими глазами.

Мы с женой только-только адаптировались к окружающей обстановке, а Жорик тем временем продолжал с серьезным и сосредоточенным видом выгребать ножом остатки масла и намазывать его на «горбушку» хлеба. Справившись с этим делом, он стал так же деловито намазывать на хлеб все то, что оставалось от красной и черной икры. При этом он то и дело сочувственно, можно даже сказать, соболезнующе, посматривал на меня, всем своим видом как бы говоря:

– Видишь, друг мой, как плохо опаздывать. Икра была, да вся вышла. Пеняй на себя.

Жуя свой бутерброд с икрой, он нарочно и целенаправленно демонстрировал мне, как он блаженствует, прищуривался, закатывал глаза, причмокивал.

– М-м-м, ох-ох-ох…

– Что, очень вкусно? – с ехидной ухмылочкой спросил я.

Он, конечно же, без труда уловил иронию и подвох в моем вопросе и самодовольно ответил:

– Ну еще бы! Ведь это же икра! Деликатес! Я очень люблю икру. И красную, и черную. – И с нескрываемым злорадством добавил:

– Жаль, что для вас ничего не осталось…

– Ничего, как-нибудь переживу, – ответил я с той же самой ехидной улыбочкой, приправив интонацию хорошей порцией язвительности. – Тем более, что она – искусственная.

– Как это искусственная? – мой сотрапезник продолжал по инерции благодушно улыбаться, будучи уверенным, что я просто блефую, чтобы сгладить ощущение досады, неловкости и конфуза.

– Конечно искусственная. А вы что, съели всю эту гадость и даже не заметили, что это вовсе не икра?

– Да что вы мне голову морочите? Как может икра быть искусственной? Это же не мед, в конце концов. Мед подделать можно, я сам его подделываю и продаю вместо настоящего. Это очень просто: кормишь пчел сахарным сиропом, и получается сахарный мед вместо цветочного. И ты продаешь сахар по цене меда. Они настолько похожи по виду и по вкусу, что только специалисты и знатоки могут отличить настоящий мед от искусственного. Причем они тоже нередко ошибаются. Но как можно подделать икру? Что, по вашему, рыбам дают искусственный корм?

– Нет, все намного проще: икру элементарно подделывают – по специальной технологии и с помощью очень простого оборудования.

– Да, да, сейчас сплошь и рядом продают искусственную икру, – поддержал меня мой сосед справа. – По виду она довольно похожа на настоящую, только вот вкус у нее совсем другой. Безвкусный какой-то у нее вкус. Говорят, искусственную икру делают из нефти, – авторитетно добавил он.

У Жорика благодушная и счастливая улыбка постепенно стала тускнеть и исчезать, и по мере ее исчезновения его круглое лицо стало вытягиваться и даже стало овальным.

– Так вот оно что, – меланхолично протянул, почти простонал он. – А я-то думаю, почему она пахнет соляркой. Да и вкус у нее тоже какой-то странный – не то бензин, не то одеколон. Надо же, а я ее всю слопал, схавал за милую душу. А от этой искусственной икры можно отравиться? – внезапно струхнул и запаниковал он.

– Да нет, не нужно беспокоиться, – заверил я его. – Она не вкусная, но не опасная. Так что самое худшее для вас уже позади.

– Знаете, я не столько за себя беспокоюсь, сколько за этого оболтуса, – стал оправдываться он, кивнув на сына-подростка. – Он съел даже больше, чем я. Я подумал – ну где еще приведется такой случай, и скормил ему несколько тарелок.

Он понемногу успокоился, считая, что раз уж я настолько хорошо информирован об искусственной икре, то наверняка буду осведомлен и о ее свойствах.

И вдруг мой взгляд задержался на продолговатой тарелке, в которой бледно-желтым и оранжево-охровым огнем горели аппетитные ломтики балыка и копченого лосося-горбуши. Это было просто невероятно. «Что нужно слепому? – Пара глаз», – говорят в таких случаях. Я готов был потерять всякое доверие к своим глазам. Невероятно было не то, что на таком «бюджетном», откровенно скромном столе вдруг оказались столь дорогие и изысканные закуски, невероятно и непостижимо было то, что по соседству с вычищенными, основательно и фундаментально разоренными блюдами эти тарелки с балыком и горбушей сумели сохранить свою девственную незапятнанность и нетронутость.

«Нет ли здесь какого-то подвоха?» – невольно подумалось мне. Балык и копченый лосось имели отменный товарный вид и ласкали глаза, но само по себе это еще не могло быть абсолютной гарантией столь же отменных вкусовых качеств этих рыбных деликатесов.

Я протянул руку к стоявшей поодаль тарелке и нацепил на вилку ломтик с лоснившимся от жира балыком, затем с подозрением и со всеми предосторожностями откусил кусочек и стал медленно его жевать. Балык оказался замечательно вкусным – просто зашибись! – как говорят в таких случаях.

– Так. Теперь самое главное – не показать, что я обнаружил золотой прииск, – сказал я про себя и сам себе.

Остальную часть лежавшего на моей тарелке ломтика я ел с таким мрачным и брезгливым видом, с каким ел плохо проваренный ботинок Чарли Чаплин в фильме «Золотая лихорадка». Тот, кто видел этот фильм и помнит эту сцену, сразу меня поймет, всем остальным описать это словами будет очень непросто, так что им придется напрячь свое воображение и фантазию.

Сидящему напротив Жорику, этому большому любителю икры, необычайно понравились мои «мучения», и он решил отыграться на мне за свое недавнее фиаско. Он услужливо пододвинул ко мне тарелку с балыком и лососем, широко осклабился и сказал:

– Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Сало, конечно, не ветчина и не икра, и тем более не шашлык, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Ничего, зато всем потом будете рассказывать, что ели на свадьбе сало.

И в этот самый миг меня осенило. Так вот в чем дело! Он просто не воспринимал балык и горбушу как рыбу. Рыба для него – это ишхан, севанская форель, или там карп, сазан, толстолобик. Балык – жирный и матовый, бледно-желтый от лоснящегося жира – действительно внешне чем-то напоминает отекшее, несвежее сало.

Я ответил ему кислой, как лимон, улыбкой: мол, шутку его принял с пониманием, и раз уж не приходится выбирать между шашлыком, ветчиной и икрой, буду честно нести на Голгофу свой крест. И я с тяжким вздохом нацепил на вилку очередной ломтик горбуши. И положил на него дольку лимона – раз уж пить чашу страданий, то непременно уксусную, то есть с кислым лимоном и до дна.

Жорик продолжал бдительно следить, чтобы мои челюсти не простаивали, и едва я успевал дожевать один ломтик, как он подкладывал мне несколько новых. При этом он, хитро подмигивая соседям, приглашал всех наблюдать, как я занимаюсь самоистязаньем и в мученьях и страданьях, жертвуя собой, уничтожаю ломтики пожелтелого талого сала.

Вскоре тарелка с копченой рыбой опустела, и тогда Жорик распорядился, чтобы ко мне пододвинули другую тарелку, стоявшую в отдалении.

– Люди, дайте сюда это сало, вы же его не едите. Вы же совершенно в нем не разбираетесь. Ну куда там ослу оценить всю прелесть миндаля, – сослался он на народную поговорку и хитро подмигнул мне: мол, здорово я их поддел?

Когда я расправился со всем балыком и горбушей на нашем столе, мой сосед по наущению Жорика самолично встал с места и принес две тарелки с балыком с соседнего стола. Затем еще две. Затем Жорик подключил к делу других снабженцев, и его добровольные эмиссары стали приносить мне балык и горбушу с самых отдаленных столов.

Все это время заслуженный пчеловод и знаток икры продолжал пребывать в полной уверенности, что он издевается надо мной и мысленно представлял себе, с каким смаком он завтра будет рассказывать односельчанам, как он скормил одному городскому лоху целый килограмм, да нет, какой там килограмм! – добрых два килограмма подтаявшего сала.

Наконец дело дошло до самой последней тарелки копченой рыбы. Эмиссары возвращались из своих вояжей с пустыми руками и в ответ на вопросительный взгляд Жорика отрицательно кивали головой.

Я продолжал угрюмо и озабоченно поглощать последние во всем ресторане ломтики балыка и горбуши. На моей тарелке оставался самый что ни на есть последний кусочек балыка. И вдруг в изрядно захмелевшей голове Жорика что-то сработало: то ли короткое замыкание, то ли просветление.

Резко вскочив с места и вытянувшись через весь стол, он стремительным движением, на какое-то мгновение опередив меня, сграбастал своей вилкой с моей тарелки этот последний ломтик, понюхал его, затем положил к себе в рот и стал сосредоточенно жевать.

В течение доли секунды его добродушное, расплывшееся в широкой улыбке лицо помрачнело. Так внезапно меняется погода, когда солнце скрывается за тучами.

– Это не сало! – взвизгнул он. Его лицо исказилось от неизбывного страдания. Он выглядел так, словно его предали, словно он вдруг уяснил для себя, что неправильно прожил всю свою жизнь, учился в неправильной школе, неправильно женился, произвел на свет неправильных детей…

– Что это? – спросил он меня жалобно, и было совершенно ясно, что он сокрушен, побежден, что ему подрезали крылья, что он сдался, признал свое поражение, что завтра он никому ничего не будет рассказывать, будет ниже травы, тише воды, и, скорее всего, будет чураться односельчан, станет отсиживаться дома.

– Как что? Вы что же, плохо видите? Это же балык, копченая осетрина. Это рыба такая.

– Это что же, копченая рыба? Вы хотите сказать, что это селедка?

Бедный, бедный, бедный Жорик… Для него селедка была единственным и безальтернативным видом копченой рыбы. Я вежливо и великодушно просветил его.

– Не совсем селедка, но тоже копченая рыба. Дальняя родственница селедки. Седьмая вода на киселе.

И вдруг – бац! Он дал здоровый, звонкий подзатыльник своему сыну-подростку и зашипел:

– Это ты во всем виноват. Это ты меня сбил с толку. Ишак ты, сын ишака. Это ведь ты сказал, что это сало.

В это время ко мне подошел мой друг Ашот и осведомился:

– Ну, как вам наша свадьба?

– Все в порядке, – сказал я. – Скупой платит дважды.

Музыка играла слишком громко, она просто глушила нас. Ашот не расслышал меня, но очень может статься, что ему было просто сподручно не расслышать моих слов.

– Что? – переспросил он.

– Я говорю, замечательная свадьба. Жадность фраера губит.

– Не слышно. Ты что это, чем-то остался недоволен? – я не мог понять, притворяется он или нет, не слышит, потому что не хочет услышать, или действительно не слышит.

– «И сказал ему Балда с укоризной, не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», – прокричал я ему в самые уши.

– Кого это ты называешь балдой? Меня?

– Да нет, что ты. Это я – Балда. А ты – поп. Поп, который гоняется за дешевизной.

Из ресторана мы с женой возвращались усталые, но, в общем, и целом, довольные, можно даже сказать, в приподнятом настроении.

– Видишь, нет худа без добра, – жена решила выжать все плюсы из сложившейся ситуации. – Если бы мы не опоздали, то вечер сложился бы совсем по-другому. А так все сложилось самым лучшим образом: и я не нарушила свою диету, и ты поел свою любимую копченую осетрину и горбушу. Ты хотя бы наелся?

– Нет, – сказал я. – Глаза не наелись. И как я мог прозевать, проворонить тот последний кусок! Никогда себе этого не прощу. Вот что, дорогая. Больше никаких опозданий, – строго сказал я. – В следующий раз будешь готовиться с самого утра. Раз на раз не приходится. Не всегда коту масленица.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Гурген Баренц

ГУРГЕН БАРЕНЦ (Гурген Сергеевич Карапетян) род. в 1952 г. в Ереване. Поэт, переводчик, журналист, литературовед. Кандидат филологических наук, специалист по русской и армянской литературе. Автор более 1500 публикаций в разных периодических изданиях – как в Армении и России, так и за рубежом. Стихи и переводы печатались в десятках антологических сборников современной армянской поэзии. Основные из них: «Лоза и камень», «Дух родного крова», «Современный армянский рассказ» (библиотечная серия в шести книгах). Издал однотомник избранных стихотворений «Уроки Дороги» (Ереван, 2010). Составитель сборника произведений русскоязычных армянских писателей «Лоза и камень» (Ереван, 1985). Автор нескольких сборников переложений сказок народов мира на армянский язык. Лауреат Первого открытого Всероссийского конкурса поэзии "Музыка слова" в номинации "Рифмы родного края" (2011). Пишет и публикуется с 1978 года.

One Response to “ГУРГЕН БАРЕНЦ ● ЗАСТОЛЬЕ ● РАССКАЗ-ЮМОРЕСКА”

  1. avatar Aramayis says:

    hahahaha awesome!!! This needs to be translated in English!!!

Оставьте комментарий