RSS RSS

АНАТОЛИЙ КАЗАКОВ ● ЗАПИСКИ ГЕОЛОГА ● ФРАГМЕНТЫ

АНАТОЛИЙ КАЗАКОВ             В УРОЧИЩАХ МАМЫ
Катерок оттолкнулся от причала – узкой полосы галечника и, набирая скорость, задорно затарахтел навстречу бурно катящимся водам реки Витим. Дрогнул буксирный трос, и наша десятитонная  лодка – баржа послушно тронулась за своим крошкой-поводырем.
Можно считать, что экспедиция приступила к работе. Что забыто, что недоделано теперь уже не исправишь.
Однако, кажется, об этом никто и не думает: все поглощены борьбой катера с непокорным встречным течением реки Витим, по которому нам предстоит пройти … всего 200 метров и повернуть в устье реки Мамы. Эти 200 метров являются едва ли не самым трудным участком пути. Мама вливается в Витим мощным потоком, перемешивая свои мутные воды с его идеально чистой водой.

Соединенные усилия двух крупных рек Сибири пытаются сбить наш катерок вниз по течению, но он с честью преодолевает злополучные 200 метров и, победно тарахтя, входит в реку Маму.
Коллектор Леня Ростунов, театрально красуясь на борту лодки, намеревается что-то сказать по поводу такого важного события, но катер резко дергает, и Леня в соответствии с законами физики должен полететь в воду, но его спешно удерживают за штаны.
В центре нашей вместительной лодки-баржи размещено все экспедиционное снаряжение – палатки, спальные мешки, вьючные ящики, продукты, личные вещи. В носовой части поперек баржи погружены две маленькие лодки – наш единственный транспорт на месте работ.

Коллектив экспедиции, организованный за короткий срок в Ленинграде, состоит из начальника экспедиции Д.А. Великославинского, коллекторов Алексея Ростунова и Сергея Смирнова (мой двоюродный брат), повара Ивана Шалаева и рабочего Кости. Я числился в качестве начальника отряда.

В поселке Мама был нанят на должность проводника эвенк Иннокентий Николаевич Кудрин. Он молчалив, характер спокойный, выдержанный, и отвечает односложно: «…хорошо, …плохо, …большой, …маленький, …пушшай…». И всё у него все дательном падеже: «тайгам горит…хороший сеткам… Брамьям  шумит…». Хороший характер в данном случае можно сравнить с хорошо настроенным инструментом оркестра. Если один  инструмент плохо настроен, то весь оркестр фальшивит. Поэтому желательно, чтобы каждый из участников любой экспедиции был покладистым.

В этот год мы должны подняться по реке Маме на сто километров и, спускаясь вниз, исследовать прибрежные территории. Д.А. Великославинскому  досталось левобережье, мне правобережье, сложенное гранитами, которые и составят содержание моей будущей диссертации.  Пока мы едем по границе наших “ владений”- реке Маме и любуемся красотой ее берегов.

Наиболее острым и длительным всегда бывает первое впечатление. Только выехали за поселок Маму, как каждое обнажение, склон вызывают либо восхищение, либо изумление. Солнечная и ясная погода как нельзя лучше способствуют приподнятому настроению. Мама, как и все реки Северо-Байкальского нагорья, течет в лесистых берегах, ограниченных горными грядами. Вечером эти горы на фоне неба с кучевыми облаками кажутся декоративными. Река в нижнем течении сравнительно спокойная. В ней мало перекатов и шивер, они обычно обнаруживаются в малую воду. Существовавшие препятствия для мелких судов – подводные камни – с организацией судоходства на реке (1930 г.) были взорваны,  и фарватер, таким образом,  расчищен.

Однако нередко река показывает другую сторону своей внешне спокойной натуры. В 1942 году после проливных дождей уровень воды в ней поднялся на 11 метров. Поселок Мама был почти весь затоплен, организации и население понесли значительный ущерб. Да и в нормальную воду чуть зазевался рулевой на перекате и лодку или плот разобьет в щепки. Особенно опасны Луговский и Красногорский перекаты. Нам, впрочем,  не стоит беспокоиться: катер ведут знающие реку мотористы, а рулевым на нашей барже лоцман Володя Николаев – плечистый, загорелый, которому все нипочем.

Сидевший в лодке парень с характерным видом урки, скучавший от жары и монотонного хода лодки, спросил Володю:
– А почему называется Мама? Кому она мама?

Володя обернулся:
– А тебе-то зачем знать? Мама и Мама.

В разговор вмешался учитель, возвращавшийся к себе на Слюдянку:
– «Ма» по-эвенкийски  означает речную территорию, а дважды «ма-ма», вероятно, множественное число – большая речная территория. Я так думаю.

Парня ответ не устроил:
– Раз есть мама, значит есть и папа. Река – мама, Витим – папа.      Навроде  Одесса- мама, Ростов – папа.

Учитель засмеялся:
– Вот видишь, и нашел ответ.

Воспользовавшись тем, что мы выехали на плесо, Володя укрепил руль – длинное тонкое бревно с уплощенным концом, подсаживается к нам и рассказывает, как они убили медведя в реке:                              – Едем мы мимо этого вот самого острова. Вдруг видим: медведь реку переплывает. Вертит головой – куда направиться, к лодке или к катеру. Подумал-подумал – и к лодке. А у меня тозовка была и всего два патрона. Ехал еще охотник на лодке, патроны-то у него с собой, а ружье на катере. Мы катер отцепили – и на медведя. Медведь нырнул и вынырнул у самого катера. Хлоп лапищами по борту. Хорошо борт железный, а то бы доску отодрал и на катер залез. Я выстрелил из тозовки. Он только головой мотнул и снова на катер лезет. Тут передали патроны на катер. Зарядили ружье – бац! С дробью патрон попал. Ничего, кровь в реке только кругом.  Медведь видит – дело плохо, и к берегу. Ну, тут его жиганом припечатали. Он пошел на дно. Я нырнул за ним: утонет. Нырнул, а сам думаю – вдруг живой медведь. Тогда каюк. Нет, ничего, мертвый. Баграми подцепили, кое-как вшестером  втащили в лодку. Пудов десять было.

Рассказчика засыпают вопросами, много ли здесь медведей, расспрашивают про медвежьи нравы. Несмотря на захватывающие рассказы, пассажиры, разморенные жарой, пытаются найти убежище в тени. Уже не замечают красоты берегов: всем охота отдохнуть. Я пытаюсь устроиться под маленькой лодкой, но с неё от жары капает смола. Мотористам в железном, накаленном солнцем катере, видно, тоже не сладко. Они решили сделать небольшой отдых и причаливают к берегу.

Короткая остановка, и снова слышно лишь, как монотонно тарахтит катер, остаются сзади берега, заросшие густым труднопроходимым лесом. Первая река, впадающая в Маму, – Луговка. Из-за поворота появляется поселок из 30-40 домов, видны высокие железные трубы электростанции. На высоком гольце свежие отвалы взорванной породы. Там находится слюдяной рудник. На берегу у пристани свалы мелкой слюдяной окрошки. По ней ходят как по песку – слюда здесь обычное явление.

Я спрашиваю Володю:
– Есть тут близко еще рудники?
– Есть. Километров двадцать в тайгу. Потом выше по Маме Слюдянка. Там много рудников – первая жила, вторая, седьмая, тридцатая…

К вечеру следующего дня, 20 июля, мы причалили к берегу у устья речки Брамьи. Здесь находится перевалочная база, куда прибывают по Маме продовольственные грузы, чтобы далее на вьючных лошадях доставлять их в район Согдиондона, где расположены жилы пегматитов с промышленной слюдой.

Разгружать нашу лодку-баржу вышла орава грузчиков. Володя Николаев комментирует, что это бывшие власовцы. Однако, ни у одного из них я не заметил угнетенного настроения, все бодры, и весело, с шутками, таскают мешки с мукой с баржи на берег.

Несмотря на острый недостаток продуктов и голодухи по малым городам и весям (исключая столицы и портовые города) сибирские рудники, кроме, разумеется, гулаговских лагерей, снабжались исправно. Буксиры тянули тяжелогруженые баржи с продовольствием вверх по Лене и Витиму к рудникам, где добывались золото и слюда. Был в изобилии и двигатель сибирской таёжной промышленности спирт, который вместо денег был мерилом стоимости продукта или проведенной работы. Однако двигаемся дальше. Катер тарахтит исправно, проплывают мимо лесистые и скалистые склоны, и из-за поворота появляется высокий берег, на который высыпали и стар и млад – все население поселка Конкудера.

ПОСЕЛОК  И  РЕКА  КОНКУДЕРА

Название «Конкудера» происходит от эвенкийского “конку”, что означает место, где жарили медвежье мясо. Это был какой-то ритуал, значение которого мне неизвестно. Поселок Конкудера  возник на месте зимовья  охотника Кочнева, промышлявшего здесь до революции.  В 1910 году через устье Конкудеры проходили маршруты П.И. Преображенского, а в 1913 году  А.К. Мейстера. Первый пошел далее вверх по Маме с перевалом в Байкал, а второй по Конкудере и Конкудеракану, где встретил только развалы гранитов.

В поселке жили несколько семей эвенков и якутов, смешанные браки превратили их как бы в одну нацию, а летние становища были в тайге.

Приезд баржи с продуктами означал чрезвычайное событие, связанное еще и с тем, что прибыл также и желанный губитель таежных людей – спирт. Под руководством продавца Березовского мужчины, поднимаясь по крутому склону от реки к магазину, активно таскали мешки с мукой, крупами, ящики с консервами. Бочка спирта поднималась с особой осторожностью. Закончив работу, мужики становились в очередь у дверей магазина, ожидая платы за проделанную работу в виде того же спирта, и так назревала пьянка.

Единственным непьющим, что представляет редкость  в этих краях, был председатель сельсовета якут Василий Федорович Винокуров, степенный, немногословный. Русская жена Винокурова Мария Петухова, угощая нас с Сергеем ухой из хариусов, рассказывала:
– Василий Федорович, хотя и уважаемый всеми, власти особой не имеет, только бумаги подписывает и печати ставит. Настоящий хозяин здесь Березовский. Вся Конкудера у него в долгу как в шелку. У тунгусов денег нет, а если и появляются, то быстро пропивают. Он дает им в долг продукты, записывает для видимости. На каждого якута или эвенка есть счет, на который записывает долги. Записывает, сколько хочет. Наибольший доход от спирта. Приходят к нему и клянчат выпить. Разведенный спирт продает как неразведенный. Втридорога. Да еще и благодарят. В  результате к зиме у каждого тунгуса образуется непомерный долг.
– Так же действовали, по рассказам, торгаши еще в царское время,    заметил я.
– Что вы! Еще хлеще. Вся зимняя добыча шкурок соболя и белки уходит на выплату долгов, и весной тунгусы опять приходят к нему просить в долг. Основной доход у него со спирта. Сам ссыльнопоселенец, но построил большой дом в Маме. Есть и счет  в сберкассе.
– А где же торговый контроль? Ревизии были? – допытывается Сергей.
– Э… Начальство его не трогает. Видно, умеет задобрить, – говорит Мария, усмехнувшись. – Все ловко спрятано.

Поблагодарив хозяйку за вкусную уху и рассказ о местных нравах, мы вышли на улицу. Уже смеркалось.

Полноводная река весело искрится в лучах заката и манит своей прохладной гладью. Далеко в седой дымке виднеются гольцы. Громада Гилиндринского гольца, на склоне которого разместился поселок, нависает как гибралтарская скала. Завтра мы с Сергеем расстанемся с лагерем и пойдем вверх по реке Конкудере, насколько сможем пройти за неделю.

ВВЕРХ  ПО  КОНКУДЕРЕ

У нас, в геологической среде, говорят в шутку, что геолог это помесь верблюда с академиком или, что то же самое, рабочий с высшим образованием. Как хотите рассуждайте, но в этом определении есть и доля истины. Во всяком случае, я пришел к такому же выводу в первый день работы на Конкудере.
Все свое нехитрое имущество и недельный запас продуктов мы погрузили в лодку. Сергей взял шест и встал на корму. Я перекинул бичеву, посмотрел последний раз на лагерь, перекрестился, как говорят, и, вспомнив бурлаков Репина, пошел по бичевнику.

С первых же шагов обнаружилось, что идти бичевой  может не каждый смертный. Либо я натягивал бичеву слишком рьяно, и лодка тыкалась носом в прибрежные камни, а Сергей, едва не вылетев из нее, был вынужден давать обратный ход шестом. Либо после сергеева толчка шестом бичева повисала мертвой плетью, выстилаясь на бичевнике, и я по инерции падал вперед, спотыкаясь и проклиная судьбу, что она сделала меня геологом.

Иногда я почти бежал, пользуясь тем, что Сергей сильно толкал шестом, иногда тянул лодку на себя, как тянут упрямую лошадь, – словом, никак не мог приспособиться с наименьшей затратой сил протащить лодку на  наиболее далекое расстояние. Взаимодействия между бичевой и шестом –ключа к продвижению у нас не получалось.
Одно только было, пожалуй, хорошо, что люди не видели наших злоключений. Особую неприятность доставляли колодины, свалившиеся вершиной в реку. Их приходилось объезжать далеко от берега, где течение сильнее,  Сергей не мог один при помощи шеста продвинуть лодку вверх по течению

Да комарики еще, сволочи, жрут как угорелые!  Их не отгонишь: бичевы отпустить нельзя. Пот струйками стекает в рот или капает на землю… Пытаемся меняться с Сергеем местами, но это мало помогает.     К первой остановке выясняется безотрадная картина: на руках мозоли от шеста, от бичевы ноги шатаются. (Когда мы впоследствии рассказывали о наших злоключениях,  бывалые таёжники от души смеялись: «городские неумехи!».)

С каким удовольствием мы сели на берегу и съели по куску хлеба с сахаром, размоченным в речной воде!  Кажется, что это подкрепляет лучше, чем мясо «от пуза». Развалившись на прибрежной скале, нагретой солнцем, и задумчиво смотря в небо, Сергей своеобразно подытожил наше положение:
–    Типичная интеллигенция, только бы пожрать.
Но ехать надо все равно. Типичная интеллигенция – это я – берет бичеву, а интеллигенция нетипичная – это Сергей – шест, и двигаемся дальше. В сумерки дотянулись до рыбачьей стоянки эвенков, пройдя всего семь километров.

Эвенки готовятся ночью лучить рыбу и заготавливают сухие щепки. На носу лодки укрепляется железная рама, на которой разведен и все время поддерживается костер, освещающий небольшое пространство перед лодкой. Попав в это пространство, рыба замирает, а носовой рыбак колет ее острогой. От метающего острогу рыбака требуется сноровка и определенное искусство, так как острога как бы преломляется на границе воздуха и воды, и многие уколы идут впустую или только ранят рыбу. Способ ловли, конечно, браконьерский, так как много раненой рыбы погибает, но среди местного населения он традиционен и не считается браконьерским.
Кое–как сварили ужин, и с удовольствием растянулись у костра.     Тихо журчит река. За отсветом костра она кажется серой лентой. Хребет за рекой – черная громада.

Весь следующий день шли бичевой. После вчерашней усталости сегодня идти тяжело. Мне самому непонятно, какая сила заставляет людей бросаться в такие экспедиции, где что ни шаг, то препятствие. О чем только ни подумаешь, когда тянешь бичеву, как рабочая лошадь, тяжело, но уже привычно. А река полна стремнин, перекатов, шивер, – как задумался, так и сел на камень. А на ходу надо еще прикинуть расстояние, взять азимут.

Извилистый, заросший кустами берег  медленно проплывает перед нами. Стройный лес вплотную подходит к воде. Река широкой дорогой идет вглубь нагорья, открывая за каждым поворотом новые, но однообразные детали: полоску бичевника, сбившиеся, как испуганное стадо, колодины, заросли  «мордохлеста».
Впереди громоздится высокий голец, цель нашей экскурсии. Его грозные вершины то скрываются за возникающими перед  тобой кустами, то снова величаво и грандиозно манят к себе своей недоступностью. Некоторые из них напоминают сундуки («офсях»  по-эвенкийски – «ящик»).

Одно кажется странным: несмотря на буйную растительность, не попадается никакой зверушки, даже бурундуков – завсегдатаев тайги. Местные жители говорят, что здесь соболь всех зверей прогнал.

Наконец мы достигаем мыса, где река резко поворачивает на восток. Уже темнеет. Острое зрение Сергея замечает светлую полоску  песка на левом берегу реки и избушку у ручья. Позже мы узнали, что этот ручей называют Аминдокан («амин» – отец).

Переправляемся на левый берег, сильно заросший и местами заболоченный, причаливаем к песку, насыщенному водой настолько, что нога уходит в него почти по колено, и обследуем место нашей ночевки.

Прежде всего, осматриваем избушку. Это новая постройка, хорошо проконопаченная, с дверями на петлях и тесовой крышей. Внутри – железная печка, просторные нары, небольшой столик, на котором в соответствии с неписаными таёжными правилами оставлены спички и соль. Из домашней утвари – только котелок и икона.

Мы сначала были склонны преувеличивать значение этой избушки как островка цивилизации в непроходимой тайге, но сразу разочаровались, когда Сергей, шаря фонариком по стенам, обнаружил надпись – «построена 1951», то есть весной этого года. В действительности все оказалось проще.

По реке спускалась лодка с двумя мальчишками-эвенками.
–    Откуда? – кричу я лодочникам.
–    Сверху, – отвечают.
– Заезжайте чай пить.
За чаем они рассказали, что ездили на Русскую речку за «литовками», оставленными косарями.

На берегах реки встречаются редкие лужайки и осоковые болота, на которых конкудерцы и бригады с рудников косят сено. Один эвенк сказал мне:
– На наших лугах потонуть можно.
Так что избушка построена для сенокосцев и возчиков, вывозивших сено зимой.
Чудесная погода придавала очаровательную красоту берегу реки. Строители избушки не ошиблись в выборе места.  Кроме удобного расположения близ пологого песчаного наноса, было еще одно обстоятельство, важное для оленеводов: ягель на холмах, склонах и долинах.  Он роскошным ковром спускался к реке и большими полями уходил вверх по правому берегу.  Редкие сосны, скупо разбросанные природой по такому королевскому ковру, тихо покачивали своими развесистыми кронами. Впрочем, сосна предпочитает именно ягельную подстилку.
Место, где стояла избушка, нам так понравилось, что мы решили сделать здесь постоянный лагерь и провести отсюда несколько маршрутов на гольцы Офсях и Гилиндринский.

Пока я записывал свои впечатления, Сергей сварил кашу и чай. Ночь черным крылом стремительно закрывает от нас окружающие гольцы, противоположный берег реки и, наконец, застилает все близкие предметы, оставляя кусок пространства над костром как бы для того, чтобы мы могли рассмотреть друг друга и определить изменения, происшедшие в нас за два дня работы.

Утро следующего дня  было солнечным и веселым. Косые лучи, пробившиеся сквозь дверные щели, требовали вставать. Сергей высунул заспанную взъерошенную голову из спального мешка, со сна еще не соображая, где находится. Наконец, понял, скомандовал сам себе: «Подъем!», – и пошел умываться. Я неохотно последовал его примеру.

ЛЕГЕНДА  И  КОМАРЫ

Река Конкудера зародилась из маленьких  ручейков на северных склонах Делюн-Уранского хребта.  Вместе с тем возник и инстинкт – течь туда, куда текут все реки, к океану. В бурный период юности она своим журчанием  собирала воду мелких горных ключей, впитывала их силу  и с новым упорством пробивалась вперед.  Мощные горные хребты не могли спорить с красавицей и расступались, расстилая перед ней длинные шлейфы каменных курумников. Прямолинейность ее пути соответствовала целеустремленности характера на зависть сестре Конкудеракан, которая рано захирела, меандрируя уже в верховьях и оставляя старицы – капли жизненных соков.

У красавицы Конкудеры была великая цель: влиться в угрюмый Витим и вместе с ним поклониться и отдать свои волы матушке–Лене. Конкудеракан не могла устоять перед буйной силой сестры и подчинилась ей. С удвоенной энергией пробивалась Конкудера вперед.

Но на пути встал Офсях, красавец-голец. Он перегородил своим телом течение Конкудеры и нагло улыбался своими скалами-зубами из-под островерхой шапки.

Конкудера, как разъяренная тигрица, бросилась на Офсяха, грызла бурными волнами его каменные ноги, тысячелетия подтачивала его дождями.  Но не сдался Офсях, неколебимо стоял каменной преградой. Израсходовав свои силы и женскую хитрость, Конкудера повернула и обошла Офсях с востока. С тех пор так и течет Конкудера, сделав единственную излучину у гольца Офсях.

Эта придуманная мной легенда была записана в полевом дневнике более полувека тому назад в то романтическое время, когда молодежь, увлеченная путешествиями великих географов В.К.Арсеньева («Сквозь тайгу»,  «Дерсу Узала»),  В.А.Обручева ( «Плутония», «Земля Санникова»)  C.В.Обручева («В неизведанные края»), рассказами И.А.Ефремова, стремилась в  манящие просторы Сибири. Каждому хотелось встретить своего Дерсу Узала и быть похожим на героя–геолога, который взобрался все–таки на Белый Рог и нашел там меч древнего воина.

Сергей Владимирович Обручев – первооткрыватель хребта Черского и каменных углей Подкаменной Тунгуски. Мне посчастливилось соприкасаться с ним как с директором Лаборатории.

Едва заметная тропинка пересекает излучину реки у гольца Офсях.. По ней иногда ходят эвенки, чтобы укоротить расстояние. Но обычно этой дорогой путешествуют четвероногие обитатели тайги, начиная от бурундука и кончая медведем. Однако геологу редко в маршруте приходится пользоваться тропами: слишком они петляют и проходят обычно по наносам – там, где мало обнажений.  Наш удел другой: идти точно по азимуту на голец, невзирая на бурелом и заросли кедрового стланика.

Мы тронулись в путь. Первого километра до ближайшей вершинки было достаточно, чтобы измотаться. Густые стланиковые заросли, кустарники и упавшие суковатые деревья составляли настолько серьезные препятствия, что через полчаса рубашки были мокрыми. Но самая большая неприятность комары и мошка. Этим властителям тайги предназначались сочные и многоэтажные эпитеты Сергея, перемежаемые со счетом шагов – утомительным, но необходимым процессом.

Гнус – продукт недоразумения в эволюции животного мира – господствует над всем живым в тайге безраздельно и жестоко. С восходом солнца начинается его основная работа. Обезумевшие олени и лоси срываются с пастбищ и бегут, забывая об осторожности, на мари и гольцы, на пятна нерастаявшего снега. Гроза тайги медведь, выспавшись в удобном логове, стремится выбраться из леса на открытые места.

Гнус непобедим своей многочисленностью. Физическое уничтожение его не приносит никаких результатов. Он еще злее пробирается по самым незначительным отверстиям в одежде, вызывая тысячи ругательств. Запястья рук и уши вспухают. Мошка особенно обожает глаза и ноздри. Она с налету норовит впиться в самые нежные ткани. На тыльной стороне руки, где грубая кожа, мошка ползает деловито, примеряется, не торопясь. А посмотришь на нее – красивая такая, ножки в белых чулках, черт бы ее побрал!  После укусов долго еще испытываешь неприятный зуд.

Возвратившись в Ленинград, я решил поподробнее узнать об этих безжалостных хозяевах тайги у моего друга студента–биолога ЛГУ Валерия Шевченко:
–  Мне один эвенк привел своеобразное доказательство, что комары не питаются кровью – если зарезать оленя и налить в таз кровь, то ни одного комара не будет садиться на таз, а только мухи.                              – Сразу видно, что твой эвенк не сдавал анатомии насекомых, – сказал мне Валерка. – У комара такой аппарат, что он может пить кровь, только прокалывая кожу, а не может лизать как собака или кошка. Приготавливая искусственное питание для комаров, мы кладем на кровь слой желатины.
– А зачем им искусственное питание?  Их надо уничтожать.              – Святая простота! Чтобы их лучше уничтожать, надо знать, как они живут.

Он мне объяснил далее, что самцы пьют нектар цветов, росу, а самки питаются исключительно кровью. Им необходимо высококалорийное питание для яичек, и, напившись хотя бы раз, самка уже способна сделать одну кладку яиц.
– А далеко ли комары разлетаются от места их вывода?
– Такие опыты были. Американцы кормили комаров радиоактивной кашицей, делая таким образом меченых комаров. Потом ловили комаров сачками на разном расстоянии от места выпуска, пропускали через счетчик и регистрировали количество встреченных меченых комаров.
– А какие, интересно, результаты?

– Результаты не опубликованы.  Они стали эти сведения засекречивать, и через два года появилось действенное средство от кровососущих насекомых – диметилфталат, предложенный академиком Павловским.

__

Анатолий Казаков «С молотком и рюкзаком (записки геолога * Анатолий Казаков «С молотком и рюкзаком (записки геолога)». Одесса,  Друк Південь,  228 стр. 2011.Тираж – 100 экз.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Анатолий Казаков

Казаков Анатолий Николаевич, доктор геолого-минералогических наук, профессор, долгие годы являлся научным сотрудником Института геологии докембрия АН СССР. За его плечами – 40 экспедиций, большинство которых было посвящено изучению Байкальской горной страны и её минеральных ресурсов. Автор нескольких монографий, большого количества научных статей. В свет вышли также его мемуары участника Великой Отечественной войны – «Наша война» (Санкт-Петербург, 2005). Живёт в Санкт-Петербурге. «С молотком и рюкзаком» - его полевые дневники как начальника экспедиции 1951 года.

Оставьте комментарий