НАТАЛЬЯ СИМИСИНОВА ● АПОФЕОЗ ЛЕТА ● РАССКАЗ

НАТАЛЬЯ СИМИСИНОВАСо стороны посмотреть – отвратительное зрелище: женщина с руками по локоть в крови. Кровь стекает, капает, застывает, размазывается, брызжет во все стороны. Весь стол в алых брызгах. На лице маниакально-безмятежное выражение. Сладкая, тягучая кровь. Алая с вишневым оттенком. Я чищу ягоды для варенья. Занятие неторопливое и неутомительное нисколько. Нельзя спеша готовить ягоды. Их четыре килограмма. Четыре килограмма отборных, черных, круглых, блестящих.Вначале я их мыла пригоршнями под краном. Капли стекали с тугих бочков. Теперь из каждой нужно вынуть косточку и оторвать хвостик. Я беру очередную вишню, вонзаюсь в нее шпилькой, вытягиваю всю в кровоподтеках косточку, в который раз удивляясь ее бесхитростному и наивному совершенству.

Мякоть ягоды, ее плоть заключена в строго очерченное пространство. Кем очерченное? Почему? Пространство имеет форму шара, слегка приплюснутую вверху – там, где таинственная впадинка, из которой исходит плодоножка, и окружено нежнейшей кожицей. Пространство автономно и абсолютно герметично. Вишенка закрыта- задраена, как маленький космический корабль. Отчаянно- храбрый, один-одинешенек в невообразимом космосе, он висит-болтается на ветке. Поговорить абсолютно не с кем. SOS послать некому. Хорошо, если съедят, тогда информация не исчезнет бесследно. А если не заметят и придется иссыхать под палящим солнцем, съеживаясь и превращаясь в мумию.

… Каждый маленький плод – чудо из чудес. В его создании принимают участие физические и химические законы, силы гравитации, всемирного тяготения, солнечный свет. Размышляя об одной-единственной можно понять, как происходила эволюция. Как шло движение от неживого абсолютно камня, обломка метеорита, к живому тельцу вишни. В каждой заключено то, что взято и из земли. Из почвы ,в которой триллионы некогда живых существ. Рассеянные на атомы динозавры, птеродактили, папоротники…

…Поедая сладкий сочащийся шарик, я одновременно с ни с чем не сравнимым кисло- сладким, щиплющим язык и рождающим множество ассоциаций, вкусом, получаю информацию о мире, который был прежде меня. Все едино и все взаимосвязано со всем . Моя плоть, тельце надкушенного маленького плода, перекатывающегося под языком -содержат сведения о начале всего. Все перетекает из одного в другое. И нет конца этому перетечению…

… Невидимые атомы выстраиваются в длинные цепи молекул и появляются вкус, цвет, запах. Чернокорка. Чернокорочка Точно такая же росла у бабушки во дворе под окнами. Под ней мы сидели за столом. Неторопливо текло летнее время. Завтракали -и старая клеенка расписывалась дрожащими солнечными пятнами, обедали – и сразу спасались от полуденного зноя в прохладу затененных ставнями комнат. Ужинали при звездах. Лучше этих минут я до сих пор ничего не знаю. За столом царили спокойствие и умиротворенность. Время смертей еще не наступило, моя детская жизнь была плотно защищена взрослыми, окружавшими меня за этим столом. Бабушки вспоминали молодость, влюбленности, деда Якова – пьяницу и лучшего сапожника в округе, бабу Улю – ее борщи и вареники. Дорочка в который раз вспоминает историю про нынешнего маршала, когда-то влюбленного в нее. Но не нравился он ей – рыжий был и конопатый, поэтому выбрала она Тишку, ревновавшего и мучившего ревностью всю жизнь… Все в который раз смеются над непрактичностью Доры. Ведь если бы она тогда выбрала будущего маршала? как сказочно жили бы мы сейчас! Мы в деталях смакуем несостоявшуюся распрекрасную жизнь, которая была так близка и так возможна…

…Одуряюще пахнет ночная красавица. Тишина и только звезды дрожат высоко-высоко .Бабушки начинают тихонько спивати. «Йхали казаки вiд Дону до дому, пiдманули Галю, забрали з собой…» У бабы Доры не сильный, но нежный голос. Она ведет: «Ой, ти Галю, Галю молодая, пiдманули Галю, забрали з собо-о-ой!»

Под чернокоркой, в маленьком, далеком, отсюда и, возможно, уже не существующем белом домике с коричневыми ставнями, прошли лучшие годы моего детства.

…Самое интересное, что на ленте времени эти дни продолжают существовать сами по себе. И, если, когда-нибудь, мой внук придумает-таки машину времени, то сможет прокатиться со мной или уже без меня в те благословенные денечки, в которых душа была гармонично уравновешена с миром.

Прокатится и застанет всех наших за тем самым столом под вишней… В том далеке, где не было даже намека на все сегодняшние драмы, и бессонницы, и одиночества, и ужасы перед неотвратимостью надвигающейся старости, и исчезновения, ,-все те взрослые глупости, о которых душа тогда даже не подозревала…

А там, в тех денечках, и солнце, и ленивые белые облака, и зной, и истома полдня, и всепобеждающие запахи вишневого варенья, кипящего в огромном медном тазу посреди летней кухни. И все пальцы и губы у меня липкие от этой вишневой пенки…

…Сегодня я заняла место своих бабушек в пространстве и готовлюсь варить варенье.

Вся хитрость варки заключается в том, что необходимо восстановить гармонию с миром, равновесное состояние души, без напряжения воспринимающей окружающую ее жизнь. Для того, чтобы сварить полноценное вишневое варенье, надо быть счастливым, ну хотя бы временно счастливым человеком. Любое варенье не терпит суеты, спешки, агрессии. Любое варенье – маленькое колдовство, цель которого- сохранить в банках воспоминание о лете. Поэтому-то варенье требует неторопливости, иначе оно получится либо чересчур жидким, либо чересчур густым. Ведь варенье – не компот и не повидло. Ягоды не имеют права развариться. И цвет должен быть четким. Это возможно, если хозяйка в момент кипения не отлучается от таза ни на минуту. Она нежно помешивает деревянной ложкой волшебное варево и ни на что не отвлекается.

Варенье – это апофеоз лета, его квинтэссенция. Ты отщипываешь от лета кусочки, добавляешь сахара, ставишь на огонь, остужаешь, снова ставишь. Никуда не торопясь при этом. Потом закупориваешь в банки. Банки получаются разноцветные: ярко-желтые, малиновые, розоватые, темно-фиолетовые …

Еще, когда ты аккуратно вытаскиваешь из абрикосов косточки, а потом заставляешь всю семью расколачивать их, чтоб сварить варенье с бубочками, – это ведь необычайно сплачивает вашу крохотную ячейку общества: грохот стоит на весь дом, у всех глаза радостные, и пробовать ядрышки можно сколько влезет… А когда помешиваешь клубнику, то думать надо только о хорошем. Никаких мыслей о конфликтах на работе, о последней ссоре с мужем, и уж, тем более, о конечности всего сущего. Никаких воспоминаний о том, что всего неделю назад тебе хотелось броситься под первую попавшуюся машину, присутствовать не должно. Их надо изгнать за много часов до варки, еще когда покупаешь ягоды и волочишь их на пятый этаж. Из головы по ложке в таз должны стекать только умиротворение и размышления о том, отчего это абрикосы круглые и похожи на маленькие планеты, как вишни и айва, и яблоки, а крыжовник овальный, клубника же вообще сердцевидной формы.

Как случилось такое разнообразие? Кто придумал его? И зачем? И сколько может человек одиннадцати лет от роду съесть за один раз малины? Со сливками и сахаром? А если приведет с собой двух-трех товарищей? Тазика, пересыпанного и готового к варке, как не бывало. Но ты совсем не злишься. Потому что вновь предстоит поход на рынок и перспектива хождения вдоль пахучих рядов и выбирание. Это как дважды войти в ту же реку. Это как продлить прекрасное мгновение. Оказывается, когда варишь варенье, повторение счастья возможно…

А симпатичные грудастые тiтоньки за прилавками – и у всех руки по локти в ягодных соках. Разве можно сравнить их с перекупщицами, что продают мясо в крытом корпусе? Где вонь, где убитая и расчлененная скотина развешана, где куски печеней и желудков, где сытые собаки лениво смотрят по сторонам. В корпусе тебя непременно обвешают и костей насуют. И глаза у тамошних теток другие – тусклые от постоянного обвеса и обсчитыванья. Здесь же, во фруктовых рядах – умопомрачительные ароматы, восходящие к самому небу, здесь садами и землей пахнет. И здесь ощущаешь, как стремительно пролетает лето. Ведь каждая продавщица- живописное напоминание о том, как время быстротечно. Ведь если сейчас не купить клубнику, то через неделю – фьють – ее уж и нету. И нечего будет поставить в холодный зимний вечер на стол к чаю. А если, не дай Бог, еще и свет отключат, то вовсе тоска.

Ты же этой тьме и мраку, холоду и ветру, царапающемуся в окна, и беспросветью душевному, и хандре – свечечки на стол в подсвечниках, рюмочки маленькие и пузатенькую бутылочку с наливкой (не с ликером из супермаркета), а живую ягодную наливочку, от которой тотчас в душе пожар разгорается. Чашки белые с позолотой, густо- янтарный горячий чай. И тут же банку тащишь из кладовки. Любую, наугад. И сама не знаешь, что в ней, потому что неподписанные они. Бабушка подписывала на бумажках химическим карандашом, а тебе ж некогда. Но все уже за столом сидят, тени по лицам от свечей скачут, вполголоса говорят. Ждут. И ты, как Игорь Кио – оп –ля! – открываешь банку – и в вазочку ложкой выкладываешь. И все: ах –а-ах! – нюхают, носами водят, и восторг, и умиление. Ложки тянут с розетками. Абрикосовое с бубочками! Ура! Или малиновое с хрупкими нежными косточками, или то самое – вишневое, тягучее, фиолетовое, из чернокорочки. Как у бабушки с фотографии.

Потом мы долго сидим и пьем чай с вареньем, жмурясь от удовольствия. А фотографии висят на стене, смотрят на нас, пьющих чай с вареньем, из совсем другого пространства и времени…

НАТАЛЬЯ СИМИСИНОВАСо стороны посмотреть – отвратительное зрелище: женщина с руками по локоть в крови. Кровь стекает, капает, застывает, размазывается, брызжет во все стороны. Весь стол в алых брызгах. На лице маниакально-безмятежное выражение. Сладкая, тягучая кровь. Алая с вишневым оттенком. Я чищу ягоды для варенья. Занятие неторопливое и неутомительное нисколько. Нельзя спеша готовить ягоды. Их четыре килограмма. Четыре килограмма отборных, черных, круглых, блестящих.Вначале я их мыла пригоршнями под краном. Капли стекали с тугих бочков. Теперь из каждой нужно вынуть косточку и оторвать хвостик. Я беру очередную вишню, вонзаюсь в нее шпилькой, вытягиваю всю в кровоподтеках косточку, в который раз удивляясь ее бесхитростному и наивному совершенству.

Мякоть ягоды, ее плоть заключена в строго очерченное пространство. Кем очерченное? Почему? Пространство имеет форму шара, слегка приплюснутую вверху – там, где таинственная впадинка, из которой исходит плодоножка, и окружено нежнейшей кожицей. Пространство автономно и абсолютно герметично. Вишенка закрыта- задраена, как маленький космический корабль. Отчаянно- храбрый, один-одинешенек в невообразимом космосе, он висит-болтается на ветке. Поговорить абсолютно не с кем. SOS послать некому. Хорошо, если съедят, тогда информация не исчезнет бесследно. А если не заметят и придется иссыхать под палящим солнцем, съеживаясь и превращаясь в мумию.

… Каждый маленький плод – чудо из чудес. В его создании принимают участие физические и химические законы, силы гравитации, всемирного тяготения, солнечный свет. Размышляя об одной-единственной можно понять, как происходила эволюция. Как шло движение от неживого абсолютно камня, обломка метеорита, к живому тельцу вишни. В каждой заключено то, что взято и из земли. Из почвы ,в которой триллионы некогда живых существ. Рассеянные на атомы динозавры, птеродактили, папоротники…

…Поедая сладкий сочащийся шарик, я одновременно с ни с чем не сравнимым кисло- сладким, щиплющим язык и рождающим множество ассоциаций, вкусом, получаю информацию о мире, который был прежде меня. Все едино и все взаимосвязано со всем . Моя плоть, тельце надкушенного маленького плода, перекатывающегося под языком -содержат сведения о начале всего. Все перетекает из одного в другое. И нет конца этому перетечению…

… Невидимые атомы выстраиваются в длинные цепи молекул и появляются вкус, цвет, запах. Чернокорка. Чернокорочка Точно такая же росла у бабушки во дворе под окнами. Под ней мы сидели за столом. Неторопливо текло летнее время. Завтракали -и старая клеенка расписывалась дрожащими солнечными пятнами, обедали – и сразу спасались от полуденного зноя в прохладу затененных ставнями комнат. Ужинали при звездах. Лучше этих минут я до сих пор ничего не знаю. За столом царили спокойствие и умиротворенность. Время смертей еще не наступило, моя детская жизнь была плотно защищена взрослыми, окружавшими меня за этим столом. Бабушки вспоминали молодость, влюбленности, деда Якова – пьяницу и лучшего сапожника в округе, бабу Улю – ее борщи и вареники. Дорочка в который раз вспоминает историю про нынешнего маршала, когда-то влюбленного в нее. Но не нравился он ей – рыжий был и конопатый, поэтому выбрала она Тишку, ревновавшего и мучившего ревностью всю жизнь… Все в который раз смеются над непрактичностью Доры. Ведь если бы она тогда выбрала будущего маршала? как сказочно жили бы мы сейчас! Мы в деталях смакуем несостоявшуюся распрекрасную жизнь, которая была так близка и так возможна…

…Одуряюще пахнет ночная красавица. Тишина и только звезды дрожат высоко-высоко .Бабушки начинают тихонько спивати. «Йхали казаки вiд Дону до дому, пiдманули Галю, забрали з собой…» У бабы Доры не сильный, но нежный голос. Она ведет: «Ой, ти Галю, Галю молодая, пiдманули Галю, забрали з собо-о-ой!»

Под чернокоркой, в маленьком, далеком, отсюда и, возможно, уже не существующем белом домике с коричневыми ставнями, прошли лучшие годы моего детства.

…Самое интересное, что на ленте времени эти дни продолжают существовать сами по себе. И, если, когда-нибудь, мой внук придумает-таки машину времени, то сможет прокатиться со мной или уже без меня в те благословенные денечки, в которых душа была гармонично уравновешена с миром.

Прокатится и застанет всех наших за тем самым столом под вишней… В том далеке, где не было даже намека на все сегодняшние драмы, и бессонницы, и одиночества, и ужасы перед неотвратимостью надвигающейся старости, и исчезновения, ,-все те взрослые глупости, о которых душа тогда даже не подозревала…

А там, в тех денечках, и солнце, и ленивые белые облака, и зной, и истома полдня, и всепобеждающие запахи вишневого варенья, кипящего в огромном медном тазу посреди летней кухни. И все пальцы и губы у меня липкие от этой вишневой пенки…

…Сегодня я заняла место своих бабушек в пространстве и готовлюсь варить варенье.

Вся хитрость варки заключается в том, что необходимо восстановить гармонию с миром, равновесное состояние души, без напряжения воспринимающей окружающую ее жизнь. Для того, чтобы сварить полноценное вишневое варенье, надо быть счастливым, ну хотя бы временно счастливым человеком. Любое варенье не терпит суеты, спешки, агрессии. Любое варенье – маленькое колдовство, цель которого- сохранить в банках воспоминание о лете. Поэтому-то варенье требует неторопливости, иначе оно получится либо чересчур жидким, либо чересчур густым. Ведь варенье – не компот и не повидло. Ягоды не имеют права развариться. И цвет должен быть четким. Это возможно, если хозяйка в момент кипения не отлучается от таза ни на минуту. Она нежно помешивает деревянной ложкой волшебное варево и ни на что не отвлекается.

Варенье – это апофеоз лета, его квинтэссенция. Ты отщипываешь от лета кусочки, добавляешь сахара, ставишь на огонь, остужаешь, снова ставишь. Никуда не торопясь при этом. Потом закупориваешь в банки. Банки получаются разноцветные: ярко-желтые, малиновые, розоватые, темно-фиолетовые …

Еще, когда ты аккуратно вытаскиваешь из абрикосов косточки, а потом заставляешь всю семью расколачивать их, чтоб сварить варенье с бубочками, – это ведь необычайно сплачивает вашу крохотную ячейку общества: грохот стоит на весь дом, у всех глаза радостные, и пробовать ядрышки можно сколько влезет… А когда помешиваешь клубнику, то думать надо только о хорошем. Никаких мыслей о конфликтах на работе, о последней ссоре с мужем, и уж, тем более, о конечности всего сущего. Никаких воспоминаний о том, что всего неделю назад тебе хотелось броситься под первую попавшуюся машину, присутствовать не должно. Их надо изгнать за много часов до варки, еще когда покупаешь ягоды и волочишь их на пятый этаж. Из головы по ложке в таз должны стекать только умиротворение и размышления о том, отчего это абрикосы круглые и похожи на маленькие планеты, как вишни и айва, и яблоки, а крыжовник овальный, клубника же вообще сердцевидной формы.

Как случилось такое разнообразие? Кто придумал его? И зачем? И сколько может человек одиннадцати лет от роду съесть за один раз малины? Со сливками и сахаром? А если приведет с собой двух-трех товарищей? Тазика, пересыпанного и готового к варке, как не бывало. Но ты совсем не злишься. Потому что вновь предстоит поход на рынок и перспектива хождения вдоль пахучих рядов и выбирание. Это как дважды войти в ту же реку. Это как продлить прекрасное мгновение. Оказывается, когда варишь варенье, повторение счастья возможно…

А симпатичные грудастые тiтоньки за прилавками – и у всех руки по локти в ягодных соках. Разве можно сравнить их с перекупщицами, что продают мясо в крытом корпусе? Где вонь, где убитая и расчлененная скотина развешана, где куски печеней и желудков, где сытые собаки лениво смотрят по сторонам. В корпусе тебя непременно обвешают и костей насуют. И глаза у тамошних теток другие – тусклые от постоянного обвеса и обсчитыванья. Здесь же, во фруктовых рядах – умопомрачительные ароматы, восходящие к самому небу, здесь садами и землей пахнет. И здесь ощущаешь, как стремительно пролетает лето. Ведь каждая продавщица- живописное напоминание о том, как время быстротечно. Ведь если сейчас не купить клубнику, то через неделю – фьють – ее уж и нету. И нечего будет поставить в холодный зимний вечер на стол к чаю. А если, не дай Бог, еще и свет отключат, то вовсе тоска.

Ты же этой тьме и мраку, холоду и ветру, царапающемуся в окна, и беспросветью душевному, и хандре – свечечки на стол в подсвечниках, рюмочки маленькие и пузатенькую бутылочку с наливкой (не с ликером из супермаркета), а живую ягодную наливочку, от которой тотчас в душе пожар разгорается. Чашки белые с позолотой, густо- янтарный горячий чай. И тут же банку тащишь из кладовки. Любую, наугад. И сама не знаешь, что в ней, потому что неподписанные они. Бабушка подписывала на бумажках химическим карандашом, а тебе ж некогда. Но все уже за столом сидят, тени по лицам от свечей скачут, вполголоса говорят. Ждут. И ты, как Игорь Кио – оп –ля! – открываешь банку – и в вазочку ложкой выкладываешь. И все: ах –а-ах! – нюхают, носами водят, и восторг, и умиление. Ложки тянут с розетками. Абрикосовое с бубочками! Ура! Или малиновое с хрупкими нежными косточками, или то самое – вишневое, тягучее, фиолетовое, из чернокорочки. Как у бабушки с фотографии.

Потом мы долго сидим и пьем чай с вареньем, жмурясь от удовольствия. А фотографии висят на стене, смотрят на нас, пьющих чай с вареньем, из совсем другого пространства и времени…