ГАЛИНА ПИЧУРА ● ИСКУССТВОВЕД ● НА ПРИВЯЗИ ● РАССКАЗЫ

ГАЛИНА ПИЧУРА– Анечка, сегодня – ровно три месяца, как я приехала в Америку. Ты только задумайся, что три месяца назад мы даже не подозревали о существовании друг друга, а сейчас так сблизились, будто дружим c детского сада.

– Ты знаешь, у меня – такое же ощущение. А, вообще, я думаю, что три месяца дружбы в условиях иммиграции для вновь прибывшего вполне можно приравнять к трем годам дружбы на насиженном месте, в родном Питере.

– Может, это – оттого, что мы земляки?

– И это тоже… Но, конечно, не только это. Слушай, вкусный у тебя салатик из морковки. Что в нем есть, кроме морковки, чеснока и майонеза?

– Да, ничего больше. Настроение хорошее вложила туда: тебя ждала, вот и вкусный получился. Налить еще винца?

– Нет, мне хватит. Давай споем что-нибудь!

– У меня голоса нет. Ты пой, а я послушаю.

– Нет, ты тоже пой! «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…»

– Нет, от этой я начну реветь. Давай повеселее что-нибудь!

– «Виновата ли я, виновата ли я…», нет, не то… Слушай, открой окно, а то жарко стало….

– Вот что я хочу спеть, Ирка, – про Ленинград наш…. Поддержишь?

– Не вопрос! Я выпью рюмочку, и поддержу…

– В два голоса … Только с душой, не спеша, и на крещендо постепенно… Я все-таки – учитель музыки, не забывай…. два, три, поехали:

« Дремлет притихший северный город…
Низкое небо над головой…
Что тебе снится, крейсер Аврора,
В час, когда утро встает над Невой?

Еще разок: Что тебе снится, крейсер Аврора,
В час, когда утро встает над Невой?

– Аня, мы с тобой живем в одном доме, видимся почти каждый день, а ты меня еще ни разу в гости не пригласила. Почему? Познакомила бы с мужем, мы бы поговорили о жизни, как и что? Ведь новая страна для меня, а вы уже тут целых два года! Может, посоветуете что-то? И еще, я вот думаю… А вдруг у твоего мужа товарищи есть неженатые? Он бы меня с кем-то познакомить мог, а?

Аня исподлобья посмотрела на меня, вздохнула, но ничего не сказала. Мы помолчали, но вскоре она предложила:

– Ну, приходи завтра, если не боишься! Посидим.

– В каком смысле, не боишься? А у тебя муж – кто?

– Вообще, он – искусствовед по образованию, ну, а здесь… так, пока не работает. На диване лежит и строит проекты, как создать бизнес и разбогатеть.

– Так как же вы существуете? Ты же учишься в колледже!

– Да, учусь, а по выходным квартиры убираю, и вечерами с детишками чужими остаюсь, когда их родители в кино уходят или в гости…

– Так! А как же….

– Да никак! Давай о другом поговорим, ладно?

– Ну, ладно… Слушай, а что лучше принести вам завтра к столу? И вообще, как одеться?

– Ну, не в платье же вечернем! Смешная ты… Ничего не надо покупать. Все есть. Просто приходи по-соседски. Спиртного у нас полно, на все вкусы. Ну, если уж захочешь принести что-нибудь ( я ж тебя, щепетильную, уже знаю), так лучше купи тортик.

На следующий день, немного волнуясь перед знакомством с высокообразованным мужем соседки, я стала себя успокаивать:

« Ну, нож и вилку я держать умею. Дурой, вроде бы, никто меня не считает. А уж если не так глубоко разбираюсь в искусстве, как он, так тоже ничего страшного: на то он и профессиональный искусствовед! И вообще, интеллигентный человек не позволит себе иронии в адрес того, кто чего-то не знает».

Оглядев себя придирчиво в зеркале, я решила, что выгляжу нормально: джинсы, светлая футболочка симпатичная, в общем, без претензий …

«С соседями нужно дружить, в любом случае. Дети у нас в одном классе учатся. Да и вообще, с Анькой мне повезло!» – думала я.

Ну, что? Ключ взяла, тортик осталось вытащить из холодильника и…. вперед!

В квартире Анечки меня ожидал обычный иммигрантский уют новобранцев, не имеющих работы, созданный из мебели и абажуров, выброшенных на улицу теми, кто уже мог позволить себе что-то купить в магазине.

Муж Ани был крупным, чтобы не сказать полным, бородачом со значительными манерами аристократа. Он молча указал на стул, расставил рюмки и грациозно кивнул в сторону холодильника. Аня понимающе взглянула на мужа и вытащила бутылку водки.

Я водку не пила, но под его ироничным взглядом стала улыбаться противно-заискивающе, словно ничего другого в жизни не делала, кроме как попивала водочку по ночам.

Нас не представили, и я попросила Аню это сделать.

– Ой, совсем забыла… Знакомьтесь: Стас! Ира!

Стас пренебрежительно хмыкнул и опрокинул стопочку себе в рот без всякого тоста.

Анечка смущенно посмотрела на меня, словно хотела сказать: «Ты рвалась в гости? Наслаждайся!»

Я положила себе в тарелку немного салата, так как ухаживать за мной явно никто не собирался. Однако по инерции я все еще следила за тем, чтобы неловким движением или словом не нарушить правил этикета в доме искусствоведа.

Хозяева молчали. Аня держалась до предела скованно, с какой-то внутренней тревогой, Стас – комфортно, по-хозяйски, и даже откровенно высокомерно. Мне показалось, что наша скованность и неловкое молчание за столом доставляли ему некое садистское удовольствие.

Первой не выдержала Аня: она попыталась завести разговор и разрушить гнетущую тишину…

– Стас, а Ира – это мама Светочки, которая с нашей Таней в одном классе учится. Света вчера была у нас в гостях, помнишь?

– Помню! А как же! Красивая девочка …

Стас осмотрел меня вызывающе бесцеремонно и произнес:

– Что это у Вас, мадам, такое грустное лицо? Все хорошо ведь? Во всяком случае, порода улучшена, а это уже должно вас радовать как мать.

Аня закашлялась, подавившись колбасой, и никак не приходила в себя, пока Стас с наслаждением не ударил ее по спине: так сказать, приятное с полезным…

Я же просто потеряла дар речи и не могла решить, как следует поступить: встать и уйти, еще больше расстроив Аньку, или погасить обиды, досидеть до конца и унести с собой неизгладимые впечатления о Стасе. Я выбрала второе.

Больше попыток разрядить обстановку ледяного молчания не поступало ни от кого.

И все-таки через несколько минут я решила спасти этот вечер ради Ани, на которую было больно смотреть. Я поняла, что нужно срочно спросить Стаса о чем-то таком, что интересно ему самому.

«Господи, помоги же! О чем можно спросить такого высокомерного человека, как он, чтобы это было нейтральной темой, и в то же время, заставило бы его разговориться?»

Некоторое время ничего не приходило в голову, и вдруг меня осенило:

« Да это же так очевидно! Человеку больше всего интересен он сам. Все психологи это утверждают. Нужно дать ему возможность рассказать, чем он занимается. А если ничем не занимается, потому что пока не смог реализоваться в новой для него стране, так пусть расскажет о своих мечтах и планах на будущее! Может, он именно оттого и не любезен, что его мечты продолжить деятельность искусствоведа пока не сбываются.

Ясно одно: если спровоцировать его на откровенность, он сбросит свою дурацкую маску и сменит гнев на милость. В конце концов, он же – интеллектуал! Нужно спросить что-то об искусстве. Ведь именно в этом – вся его жизнь. Как же я сразу не догадалась! И вот тогда он разговорится, да так, что не остановишь…

Я миролюбиво улыбнулась и произнесла:

– Ребята, вы уже два года в США, а я тут – новенькая. Расскажите мне, чем вы занимаетесь в свободное время, где бываете, что бы вы мне порекомендовали посмотреть? Какие-то выставки, музеи, кино?

Я с надеждой взглянула на супругов, ожидая увлекательного рассказа.

Аня обреченно молчала.

Стас пожал плечами, затем хитро на меня посмотрел и ответил довольно лаконично:

– Чем занимаемся? Да ничем! Еб-ся с утра до вечера!

Когда первый шок отступил и я вновь обрела способность дышать, я подняла глаза на искусствоведа и невольно вспомнила весьма избитую фразу, смысл которой, похоже, раньше недооценивала: «Искусство требует жертв».

«А иногда, видимо, и немалых», – подумала я, по инерции продолжая вежливо улыбаться и испытывая облегчение от сознания того, что дома меня никто, кроме мамы и дочки, не ждет.

                                                                                           НА ПРИВЯЗИ

Июль, жара, суббота…
«Пора купить себе новый купальник» — решила я и отправилась в магазин, что недалеко от дома.
Из-за работы по выходным я не могла вырваться на дачу с семьей. А город был полупустым: в такую духоту люди массово выезжают на природу.
У входа в универмаг я заметила привязанного к столбу тибетского терьера, похожего на моего Принца. Такого же роста и комплекции, лохматый черный «парень» в белой «манишке», с черным кожаным носом и висящими ушами, признал во мне некое родство.
Хвост, как включенный в электросеть маятник, сигнализировал о внутренней панике. «SOS» — кричали умные глаза! Пес выражал мне такое доверие и мольбу о спасении, что пройти мимо было невозможно.
Через минуту он для убедительности громко тявкнул и посмотрел мне не в глаза, а прямо в … душу, молча спрашивая: «Сможешь?»
Он был немолод, тяжело дышал, высунув язык, и явно изнемогал от жары и долгого ожидания. Сколько же он просидел тут один, на солнцепеке?
Вскоре пес усомнился в моих силах и обреченно лег, положив голову на лапы. Однако он позволил себя приласкать. Я гладила его и утешала:
— Хороший мой! Скоро выйдет твой хозяин. Ты опять будешь есть лакомства в прохладном углу комнаты и радоваться жизни. А у меня живет такой же пес! Я оставляю его дома, когда иду по делам, чтобы он не нервничал, как ты сейчас. К тому же, собак воруют, да и маньяков хватает! Как же хозяин тебя оставил? Нет, я не наговариваю. Наверное, что-то случилось. Ты не плачь, милый! Жди, я быстро вернусь!
Я рванула в универмаг, купила миску, достала воды и, стараясь не расплескать, принесла моему другу напиться.
Он вскакивал каждый раз, когда дверь магазина открывалась, надеясь, что в этот миг выйдет тот единственно возможный человек, без которого жизнь уже немыслима. Но цепь затянувшихся разочарований заставляла беднягу ложиться навзничь и страдать так, как умеют лишь одни животные.
Мой пульс стал частым. Я ощущала переживания пса, словно он был моим родным ребенком. Он вылакал всю воду, пописал у соседнего куста, вернулся и снова лег в трагическую позу.
Терпение мое лопнуло! В дирекции магазина мою просьбу объявить в микрофон о страдающем псе выполнили сразу.
— Внимание! Хозяина терьера, привязанного у входа в магазин, просим вернуться к собаке! Повторяем…
Однако никто не вышел.

Прошло еще два часа. Я поняла, что пса, видимо, бросили, и решила забрать его домой. Мешала мысль, что хозяин, возможно, все-таки вернется и не переживет утрату собаки. Я снова направилась в магазин, чтобы сообщить свой номер телефона.
Но в этот миг к моему другу не спеша подошла с покупками дама лет сорока. Она была элегантной, ухоженной и умиротворенной. Ее внутренняя гармония завораживала безмятежной улыбкой и благодушием.
Пес тут же простил ей все свои мытарства и начал страстно выражать свою любовь прыжками и поцелуями.
И вдруг она заметила у столба миску и мою сумку, а вскоре и меня саму, всхлипывавшую неподалеку.
— Почему Вы не вышли, когда объявляли о собаке? Вас не было часа три или больше, а пес сидел на жаре и нервничал! — возмутилась я.
Я была готова к ее грубости в ответ на мой допрос, но ее реакция меня поразила. На меня смотрели полные недоумения глаза.
— Я не слышала никаких объявлений. Чарли часто остается надолго один у магазинов. Он должен был привыкнуть. У меня — друг в соседнем доме, а у него на собак аллергия. Пока мы пили кофе и беседовали, пока я примерила пару платьев в магазине… У дочки — гости по выходным, и Чарли мешает. Вот я и беру его с собой на свежий воздух… Вы не поняли: ему тут хорошо. Зря Вы расстроились.
Пес всхлипывал от счастья, а я, не прощаясь, пошла в сторону дома, забыв, зачем приходила.
Ночью мне снился Чарли: он не вынес очередного ожидания хозяйки на жаре, сорвался с привязи и побежал искать меня по всему городу, мечтая остаться со мной навсегда, но вскоре его нашли мертвым во дворе моего дома. Соседи говорили, что он умер от сердечного приступа.

Видимо, я громко стонала во сне: в надежде меня разбудить мой всепонимающий Принц начал стаскивать с меня одеяло, чего он прежде никогда не делал.

ГАЛИНА ПИЧУРА– Анечка, сегодня – ровно три месяца, как я приехала в Америку. Ты только задумайся, что три месяца назад мы даже не подозревали о существовании друг друга, а сейчас так сблизились, будто дружим c детского сада.

– Ты знаешь, у меня – такое же ощущение. А, вообще, я думаю, что три месяца дружбы в условиях иммиграции для вновь прибывшего вполне можно приравнять к трем годам дружбы на насиженном месте, в родном Питере.

– Может, это – оттого, что мы земляки?

– И это тоже… Но, конечно, не только это. Слушай, вкусный у тебя салатик из морковки. Что в нем есть, кроме морковки, чеснока и майонеза?

– Да, ничего больше. Настроение хорошее вложила туда: тебя ждала, вот и вкусный получился. Налить еще винца?

– Нет, мне хватит. Давай споем что-нибудь!

– У меня голоса нет. Ты пой, а я послушаю.

– Нет, ты тоже пой! «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…»

– Нет, от этой я начну реветь. Давай повеселее что-нибудь!

– «Виновата ли я, виновата ли я…», нет, не то… Слушай, открой окно, а то жарко стало….

– Вот что я хочу спеть, Ирка, – про Ленинград наш…. Поддержишь?

– Не вопрос! Я выпью рюмочку, и поддержу…

– В два голоса … Только с душой, не спеша, и на крещендо постепенно… Я все-таки – учитель музыки, не забывай…. два, три, поехали:

« Дремлет притихший северный город…
Низкое небо над головой…
Что тебе снится, крейсер Аврора,
В час, когда утро встает над Невой?

Еще разок: Что тебе снится, крейсер Аврора,
В час, когда утро встает над Невой?

– Аня, мы с тобой живем в одном доме, видимся почти каждый день, а ты меня еще ни разу в гости не пригласила. Почему? Познакомила бы с мужем, мы бы поговорили о жизни, как и что? Ведь новая страна для меня, а вы уже тут целых два года! Может, посоветуете что-то? И еще, я вот думаю… А вдруг у твоего мужа товарищи есть неженатые? Он бы меня с кем-то познакомить мог, а?

Аня исподлобья посмотрела на меня, вздохнула, но ничего не сказала. Мы помолчали, но вскоре она предложила:

– Ну, приходи завтра, если не боишься! Посидим.

– В каком смысле, не боишься? А у тебя муж – кто?

– Вообще, он – искусствовед по образованию, ну, а здесь… так, пока не работает. На диване лежит и строит проекты, как создать бизнес и разбогатеть.

– Так как же вы существуете? Ты же учишься в колледже!

– Да, учусь, а по выходным квартиры убираю, и вечерами с детишками чужими остаюсь, когда их родители в кино уходят или в гости…

– Так! А как же….

– Да никак! Давай о другом поговорим, ладно?

– Ну, ладно… Слушай, а что лучше принести вам завтра к столу? И вообще, как одеться?

– Ну, не в платье же вечернем! Смешная ты… Ничего не надо покупать. Все есть. Просто приходи по-соседски. Спиртного у нас полно, на все вкусы. Ну, если уж захочешь принести что-нибудь ( я ж тебя, щепетильную, уже знаю), так лучше купи тортик.

На следующий день, немного волнуясь перед знакомством с высокообразованным мужем соседки, я стала себя успокаивать:

« Ну, нож и вилку я держать умею. Дурой, вроде бы, никто меня не считает. А уж если не так глубоко разбираюсь в искусстве, как он, так тоже ничего страшного: на то он и профессиональный искусствовед! И вообще, интеллигентный человек не позволит себе иронии в адрес того, кто чего-то не знает».

Оглядев себя придирчиво в зеркале, я решила, что выгляжу нормально: джинсы, светлая футболочка симпатичная, в общем, без претензий …

«С соседями нужно дружить, в любом случае. Дети у нас в одном классе учатся. Да и вообще, с Анькой мне повезло!» – думала я.

Ну, что? Ключ взяла, тортик осталось вытащить из холодильника и…. вперед!

В квартире Анечки меня ожидал обычный иммигрантский уют новобранцев, не имеющих работы, созданный из мебели и абажуров, выброшенных на улицу теми, кто уже мог позволить себе что-то купить в магазине.

Муж Ани был крупным, чтобы не сказать полным, бородачом со значительными манерами аристократа. Он молча указал на стул, расставил рюмки и грациозно кивнул в сторону холодильника. Аня понимающе взглянула на мужа и вытащила бутылку водки.

Я водку не пила, но под его ироничным взглядом стала улыбаться противно-заискивающе, словно ничего другого в жизни не делала, кроме как попивала водочку по ночам.

Нас не представили, и я попросила Аню это сделать.

– Ой, совсем забыла… Знакомьтесь: Стас! Ира!

Стас пренебрежительно хмыкнул и опрокинул стопочку себе в рот без всякого тоста.

Анечка смущенно посмотрела на меня, словно хотела сказать: «Ты рвалась в гости? Наслаждайся!»

Я положила себе в тарелку немного салата, так как ухаживать за мной явно никто не собирался. Однако по инерции я все еще следила за тем, чтобы неловким движением или словом не нарушить правил этикета в доме искусствоведа.

Хозяева молчали. Аня держалась до предела скованно, с какой-то внутренней тревогой, Стас – комфортно, по-хозяйски, и даже откровенно высокомерно. Мне показалось, что наша скованность и неловкое молчание за столом доставляли ему некое садистское удовольствие.

Первой не выдержала Аня: она попыталась завести разговор и разрушить гнетущую тишину…

– Стас, а Ира – это мама Светочки, которая с нашей Таней в одном классе учится. Света вчера была у нас в гостях, помнишь?

– Помню! А как же! Красивая девочка …

Стас осмотрел меня вызывающе бесцеремонно и произнес:

– Что это у Вас, мадам, такое грустное лицо? Все хорошо ведь? Во всяком случае, порода улучшена, а это уже должно вас радовать как мать.

Аня закашлялась, подавившись колбасой, и никак не приходила в себя, пока Стас с наслаждением не ударил ее по спине: так сказать, приятное с полезным…

Я же просто потеряла дар речи и не могла решить, как следует поступить: встать и уйти, еще больше расстроив Аньку, или погасить обиды, досидеть до конца и унести с собой неизгладимые впечатления о Стасе. Я выбрала второе.

Больше попыток разрядить обстановку ледяного молчания не поступало ни от кого.

И все-таки через несколько минут я решила спасти этот вечер ради Ани, на которую было больно смотреть. Я поняла, что нужно срочно спросить Стаса о чем-то таком, что интересно ему самому.

«Господи, помоги же! О чем можно спросить такого высокомерного человека, как он, чтобы это было нейтральной темой, и в то же время, заставило бы его разговориться?»

Некоторое время ничего не приходило в голову, и вдруг меня осенило:

« Да это же так очевидно! Человеку больше всего интересен он сам. Все психологи это утверждают. Нужно дать ему возможность рассказать, чем он занимается. А если ничем не занимается, потому что пока не смог реализоваться в новой для него стране, так пусть расскажет о своих мечтах и планах на будущее! Может, он именно оттого и не любезен, что его мечты продолжить деятельность искусствоведа пока не сбываются.

Ясно одно: если спровоцировать его на откровенность, он сбросит свою дурацкую маску и сменит гнев на милость. В конце концов, он же – интеллектуал! Нужно спросить что-то об искусстве. Ведь именно в этом – вся его жизнь. Как же я сразу не догадалась! И вот тогда он разговорится, да так, что не остановишь…

Я миролюбиво улыбнулась и произнесла:

– Ребята, вы уже два года в США, а я тут – новенькая. Расскажите мне, чем вы занимаетесь в свободное время, где бываете, что бы вы мне порекомендовали посмотреть? Какие-то выставки, музеи, кино?

Я с надеждой взглянула на супругов, ожидая увлекательного рассказа.

Аня обреченно молчала.

Стас пожал плечами, затем хитро на меня посмотрел и ответил довольно лаконично:

– Чем занимаемся? Да ничем! Еб-ся с утра до вечера!

Когда первый шок отступил и я вновь обрела способность дышать, я подняла глаза на искусствоведа и невольно вспомнила весьма избитую фразу, смысл которой, похоже, раньше недооценивала: «Искусство требует жертв».

«А иногда, видимо, и немалых», – подумала я, по инерции продолжая вежливо улыбаться и испытывая облегчение от сознания того, что дома меня никто, кроме мамы и дочки, не ждет.

                                                                                           НА ПРИВЯЗИ

Июль, жара, суббота…
«Пора купить себе новый купальник» — решила я и отправилась в магазин, что недалеко от дома.
Из-за работы по выходным я не могла вырваться на дачу с семьей. А город был полупустым: в такую духоту люди массово выезжают на природу.
У входа в универмаг я заметила привязанного к столбу тибетского терьера, похожего на моего Принца. Такого же роста и комплекции, лохматый черный «парень» в белой «манишке», с черным кожаным носом и висящими ушами, признал во мне некое родство.
Хвост, как включенный в электросеть маятник, сигнализировал о внутренней панике. «SOS» — кричали умные глаза! Пес выражал мне такое доверие и мольбу о спасении, что пройти мимо было невозможно.
Через минуту он для убедительности громко тявкнул и посмотрел мне не в глаза, а прямо в … душу, молча спрашивая: «Сможешь?»
Он был немолод, тяжело дышал, высунув язык, и явно изнемогал от жары и долгого ожидания. Сколько же он просидел тут один, на солнцепеке?
Вскоре пес усомнился в моих силах и обреченно лег, положив голову на лапы. Однако он позволил себя приласкать. Я гладила его и утешала:
— Хороший мой! Скоро выйдет твой хозяин. Ты опять будешь есть лакомства в прохладном углу комнаты и радоваться жизни. А у меня живет такой же пес! Я оставляю его дома, когда иду по делам, чтобы он не нервничал, как ты сейчас. К тому же, собак воруют, да и маньяков хватает! Как же хозяин тебя оставил? Нет, я не наговариваю. Наверное, что-то случилось. Ты не плачь, милый! Жди, я быстро вернусь!
Я рванула в универмаг, купила миску, достала воды и, стараясь не расплескать, принесла моему другу напиться.
Он вскакивал каждый раз, когда дверь магазина открывалась, надеясь, что в этот миг выйдет тот единственно возможный человек, без которого жизнь уже немыслима. Но цепь затянувшихся разочарований заставляла беднягу ложиться навзничь и страдать так, как умеют лишь одни животные.
Мой пульс стал частым. Я ощущала переживания пса, словно он был моим родным ребенком. Он вылакал всю воду, пописал у соседнего куста, вернулся и снова лег в трагическую позу.
Терпение мое лопнуло! В дирекции магазина мою просьбу объявить в микрофон о страдающем псе выполнили сразу.
— Внимание! Хозяина терьера, привязанного у входа в магазин, просим вернуться к собаке! Повторяем…
Однако никто не вышел.

Прошло еще два часа. Я поняла, что пса, видимо, бросили, и решила забрать его домой. Мешала мысль, что хозяин, возможно, все-таки вернется и не переживет утрату собаки. Я снова направилась в магазин, чтобы сообщить свой номер телефона.
Но в этот миг к моему другу не спеша подошла с покупками дама лет сорока. Она была элегантной, ухоженной и умиротворенной. Ее внутренняя гармония завораживала безмятежной улыбкой и благодушием.
Пес тут же простил ей все свои мытарства и начал страстно выражать свою любовь прыжками и поцелуями.
И вдруг она заметила у столба миску и мою сумку, а вскоре и меня саму, всхлипывавшую неподалеку.
— Почему Вы не вышли, когда объявляли о собаке? Вас не было часа три или больше, а пес сидел на жаре и нервничал! — возмутилась я.
Я была готова к ее грубости в ответ на мой допрос, но ее реакция меня поразила. На меня смотрели полные недоумения глаза.
— Я не слышала никаких объявлений. Чарли часто остается надолго один у магазинов. Он должен был привыкнуть. У меня — друг в соседнем доме, а у него на собак аллергия. Пока мы пили кофе и беседовали, пока я примерила пару платьев в магазине… У дочки — гости по выходным, и Чарли мешает. Вот я и беру его с собой на свежий воздух… Вы не поняли: ему тут хорошо. Зря Вы расстроились.
Пес всхлипывал от счастья, а я, не прощаясь, пошла в сторону дома, забыв, зачем приходила.
Ночью мне снился Чарли: он не вынес очередного ожидания хозяйки на жаре, сорвался с привязи и побежал искать меня по всему городу, мечтая остаться со мной навсегда, но вскоре его нашли мертвым во дворе моего дома. Соседи говорили, что он умер от сердечного приступа.

Видимо, я громко стонала во сне: в надежде меня разбудить мой всепонимающий Принц начал стаскивать с меня одеяло, чего он прежде никогда не делал.