ЮЛИЯ ПЕТРОСЕВИЧЮТЕ ● С ТОГО БЕРЕГА ● СТИХИ

ЮЛИЯ ПЕТРОСЕВИЧЮТЕсумерки времени. кромка померкшего века.
умер, великий, в руинах забытого храма.
кровотеченье реки – открывается рана
гнойный нарыв под обрывками липкого снега

ткань разрывается с треском, в рогоже прореха
лопнул трухлявый мешок, унесло за три леса
встретимся завтра, ты знаешь условное место
два поворота на счастье до первого эха

 

КОЛОДЕЦ

1
мы смотрели в холодную темную воду колодца,
а оттуда таращился кто-то безмолвный и скользкий
на осколки дробясь влажным плеском о мокрые доски
тихо ахало эхо, свиваясь в змеиные кольца

там в колодце, на дне, в глубине, среди рыб и созвездий,
обитала вода, ее темные звуки и песни,
сгусток памяти, яркий и неуловимый до рези,
был как отблеск луны на железе мелькающих лезвий

мимо окон высотки мы падали над городами
в волчью ночь, в ледяной океан, в лабиринты Эреба
и никак не могли долететь до поверхности неба,
чтоб коснуться зеркальной воды неживыми губами

2
помнишь, закат отражался в разбитых окнах
пахло горелыми листьями и железом
мертвый крыжовник у края небо порезал,
и подтекало красным на серый порох

грелся, как черная ласточка на ладони.
пропуск  в один конец с запасной обоймой
было паршиво видно и очень больно
и никак не верилось, что вот уже сегодня

выпусти ласточку, милый, в голову веку
время больших перелетов, чистого поля
в синей воде колосья глаза кололи,
в тесном колодце лодка плыла за реку

3
а этот был полон до самого горла, до глаз
осенней ночной немотой, беспросветной, беззвездной
бесслезной со вкусом железа, колючей и острой,
царапнувшей где-то внутри, когда голос угас

мы падали в темный колодец, во влажную жуть
и глохли, глотнув ледяного безмолвия снега
до самого неба, до дна, вместо сна и ночлега
до мертвого крика царапали пальцами грудь

***
пахнет землей, разрытой, влажной, несытой
мокрых полей окраина, неведомая страна
кто-то бродил под дождем у самого дна
чьи-то следы еще различимы, хоть и размыты

гул голосов, оглохшая кровь рвет травы
видит осеннее небо, я этого не хотел
поле летит в облака, у истлевших тел
с жертвами октября неприветливые забавы

темной жертвенной кровью меня напоили
я захлебнулся ужасом, криком, водой соленой
горлом память пошла, потекла со стоном
по остывшим губам, и слова на ветру остыли.

***
Не о скатертях белых мечтала, о белых полях
Об избушке на курьих ногах, о сорочьей сорочке
И глядел из кустов большеглазый доверчивый страх
Словно волк на царевну глядит, ухмыляясь по-волчьи

На полях прорастал белый снег, как опара в печи,
И метель лепетала и сыпала, и засыпала,
И лепила во сне колобки, и пекла калачи,
И выкладывала на расшитое вдоль покрывало

На блины зазывала, и звякали ягоды бус
Земляничными льдинками, россыпью капель стекали
Мягко сани стелили дорогу, и яблочный хруст
На горячих губах заливался осколками стали

***

Заблудись на дорогах моих, человек без лица,
Потеряй и дорогу, и самую память о ней
Под копытами диких визгливых степных лошадей
Ты найдешь свою смерть. Зверь и вправду бежит на ловца

Я смотрю на тебя в перекресток прицела в упор
Ты ничтожен и мал на моих не эвксинских полях
Ты давно не испытывал страха, но в наших краях
Слишком резки края, и в крови захлебнется костер

Я стою по колено в земле, почернев от золы
Корни в сердце врастают и рвут стебельки чабреца
Убирайся в витрины свои, человек без лица
И курганы плечами закроют меня от стрелы

***

Легко волкам каленые клыки
В ликующую складывать улыбку
И слизывать по капле месяц липкий
И с пулей бегать наперегонки

И в логове выкармливать волчат
И молоко из лунного копытца
Лакать взахлеб, и сладким льдом давиться
И лихо одноглазое качать

В плетеной колыбели под кустом
А после по полям стелясь полынью
Из плена ускользать обратно в зиму
Чтоб воду в полыньях мутить хвостом

***
так смотри на дорогу, бледней и молчи, и молчи
все слова уже сказаны
самым ценным подарком во все времена оставались ключи
если руки развязаны

это знак обретенной свободы, ее  воплощенная суть
атрибут и орудие
дверь откроется в осень, счастливым окажется путь
и счастливым безпутие

талисман, амулет сохранит тебя в долгом пути
твое медное царство
ты сумеешь уйти и обратно дорогу найти
и остаться

ключ и яблоко, дом и ладонь, горизонт и тропа
колокольчик у входа
тихо звякнут ключами босые подружки – судьба
и свобода

***
Все будет не так. Этот город нуждается в смерти.
Поверь, я совсем не шучу. Эти дряхлые камни
Становятся крепче от крови. Земля под ногами
Гудит веселее, когда в ней осколки железа
Когда в них играют еще не рожденные дети
И не замечают набухшего красным разреза

Когда мертвецы по ночам наблюдают из окон
Как в узких дворах убивают друг друга живые
Ложится горячая плоть на его мостовые
Бессильными пальцами белый бетон согревая
Сигнал подавая летящим в грозу самолетам
С переднего края

Мне давно по сараю. Планета летит наугад
От смены давления жидкий азот закипает
Вздуваются вены, как череп Шалтая-Болтая
И кровь из ушей потихоньку стекает по шее
И голому городу новый кроится наряд
И город взлетает, в дыму и огне хорошея

С повязкой на мертвых глазницах, в ажурных бинтах
В рубиновых каплях и кружеве пепла и пыли
Кружась в развороченной взрывами братской могиле
И нас проклиная, он будет плясать на костях

***

На запекшихся черных губах тают красные вишни
Я уйду, как и ты – босиком по холодной воде
Отражаясь в тумане и не оставаясь нигде
Вычитая себя отовсюду как третий, как лишний

Я прощаюсь. Мне так не хватает последних минут
А с другой стороны надышаться и не наглядеться   
Что-то в воду упало. Всплеснуло и дрогнуло сердце
Это с яблоком рыба играет у дальних запруд

Серебристое гладкое зеркало. Только круги
Разбегутся от яблока. До тридесятого царства
Я уже по колени в воде. Я смогу надышаться
Пока вишни стекают с опущенной в воду руки.

***

День был белым, как молоко
Над рекой текли облака
И молочной стала река
Мне хватило бы и глотка

Стыли зубы от стали льда
И рябиной хрустели всласть
Конь и всадник, одна напасть:
Красный сок стекал изо рта

На промерзший до звона снег
Как с разорванной нитки бус
А во рту был соленый вкус
Молока из подземных рек

***

Осень, мокрая как птица
Улетала в теплый вырий
С обожженных красных крыльев
Рассыпая медяки

На обугленных страницах
Райнера Марии Рильке
Вместо букв бежали искры
Чтобы дописать стихи

По полям плясало пламя
На углях в лукошке года
Язычком последней спички
Норовя слизнуть звезду

И стояла вместе с нами
Наша девочка Свобода
В ожиданье электрички
На распластанном мосту

***

И что-то сломалось во мне, как ломается нож,
Наткнувшись на ребра, и лезвие в теле засело
Застряло в кости острием и тихонько запело  
Воды из Каялы крылом на лету зачерпнешь.

Сады собираются в стаи, им нужно лететь
На теплые звезды от пустошей мертвой земли
Зеленые крылья сплелись и корнями вросли
В холодное яблоко неба, в звенящую медь

Бубенчики яблок звенят над Каялой-рекой
Над черным разломом, над липким железным осколком
Найди в медном яблоке злую стальную иголку
И сшей берега, и холстами поля перекрой

***
И город затонул. Холодный дождь
Кругами разбегается по лужам.
Ты одинок, ты слаб, ты безоружен,
Ты никуда отсюда не уйдешь.

Ты пленник Атлантиды. В глубине,
На дне времен, среди немых созданий,
Ты связан, ты прикован, ты раздавлен
Обломками. Ты слышишь зов извне.

Далекий, еле слышный волчий вой,
Дрожащий от восторга и тоски.
И дыбом шерсть встает не по-людски,
И ты по-волчьи алой пьян луной 

Она висит в зените над тобой,
И тянет, тянет душу, как магнит.
И сила притяжения звенит
В твоей крови натянутой струной.

***
Я живу в тишине. В тихом шелесте медленных туч,
В серой башне у самой черты горизонта, над морем.
Это древний маяк, и по стеклам его перед штормом
Пробегает зеленый и острый, как лезвие, луч.

От него зажигается в башне сигнальный огонь,
Запускается весь механизм. Штормовая сирена
Завывает как дева морская, поднявшись из пены,
И торжественно вторит ее завыванию шторм.

Десять тысяч испуганных птиц от пределов земных,
Обезумев, летят и летят через край на тот свет,
В те края, где ни боли, ни страха, ни холода нет,
Где прозрачное море спокойно, и ветер затих.

***

Там стынет степь, как тело на ветру,
И бледная трава сплетается с травой
В надежде сохранить тепло. Живой
Остаться и проснуться поутру.

Здесь выроешь могилу для себя,
Но череп и стрелу находишь в ней,
И по расположению камней
Определяешь круг календаря,

Круговорот, и птичий перелет,
Начало года и конец времен.
И, погружаясь в долгий зимний сон,
Вкушаешь мед. Осенний горький мед.

***
В рыбацкие сети летели осенние листья,
А в небе плескалась до самого дна синева.
Слова созревали, как яблоки на Покрова,
И горло сжималось от каждого нового смысла.
Слова созревали и падали с веток в траву,
Светились меж листьями мягким немеркнущим светом.
А рыбы в прудах ждали только попутного ветра,
Чтоб стаями сняться с деревьев и плыть в синеву.
Осенний прилив затопил города и сады,
Медвяной и лунной водой заполняя пределы.
Деревья стояли в дожде и тихонько гудели,
Как медные яблоки Китежа из-под воды.

***
Я живу один. Здесь только пески да глина.
Деревья, чужие птицы, кусты, колючие травы, жуки населяют остров.
Я уже выучил их язык и подолгу беседую с ними.
Мы стараемся не задавать друг другу лишних вопросов.

Кто кого сожрал на ужин, у кого затопило жилище,
Кто я сам такой и откуда, и как попал сюда, на этот край света – 
Это все вопросы из категории лишних.
Мы тактично их избегаем в наших долгих беседах.

Вместо этого мы говорим о ветрах и приливах,
О песке, о времени, о перелетах птичьих,
О поющей воде, о танцующих травах, о ветре в ивах,
О воздушных стихиях вообще и об их обычаях.
Я  с утра разбирал иероглифы в белом камне –
Об устройстве мира и сути всего живого.
Я бросаю в море бутылку с сухими листками
Подорожника. Там записано главное слово.

ЮЛИЯ ПЕТРОСЕВИЧЮТЕсумерки времени. кромка померкшего века.
умер, великий, в руинах забытого храма.
кровотеченье реки – открывается рана
гнойный нарыв под обрывками липкого снега

ткань разрывается с треском, в рогоже прореха
лопнул трухлявый мешок, унесло за три леса
встретимся завтра, ты знаешь условное место
два поворота на счастье до первого эха

 

КОЛОДЕЦ

1
мы смотрели в холодную темную воду колодца,
а оттуда таращился кто-то безмолвный и скользкий
на осколки дробясь влажным плеском о мокрые доски
тихо ахало эхо, свиваясь в змеиные кольца

там в колодце, на дне, в глубине, среди рыб и созвездий,
обитала вода, ее темные звуки и песни,
сгусток памяти, яркий и неуловимый до рези,
был как отблеск луны на железе мелькающих лезвий

мимо окон высотки мы падали над городами
в волчью ночь, в ледяной океан, в лабиринты Эреба
и никак не могли долететь до поверхности неба,
чтоб коснуться зеркальной воды неживыми губами

2
помнишь, закат отражался в разбитых окнах
пахло горелыми листьями и железом
мертвый крыжовник у края небо порезал,
и подтекало красным на серый порох

грелся, как черная ласточка на ладони.
пропуск  в один конец с запасной обоймой
было паршиво видно и очень больно
и никак не верилось, что вот уже сегодня

выпусти ласточку, милый, в голову веку
время больших перелетов, чистого поля
в синей воде колосья глаза кололи,
в тесном колодце лодка плыла за реку

3
а этот был полон до самого горла, до глаз
осенней ночной немотой, беспросветной, беззвездной
бесслезной со вкусом железа, колючей и острой,
царапнувшей где-то внутри, когда голос угас

мы падали в темный колодец, во влажную жуть
и глохли, глотнув ледяного безмолвия снега
до самого неба, до дна, вместо сна и ночлега
до мертвого крика царапали пальцами грудь

***
пахнет землей, разрытой, влажной, несытой
мокрых полей окраина, неведомая страна
кто-то бродил под дождем у самого дна
чьи-то следы еще различимы, хоть и размыты

гул голосов, оглохшая кровь рвет травы
видит осеннее небо, я этого не хотел
поле летит в облака, у истлевших тел
с жертвами октября неприветливые забавы

темной жертвенной кровью меня напоили
я захлебнулся ужасом, криком, водой соленой
горлом память пошла, потекла со стоном
по остывшим губам, и слова на ветру остыли.

***
Не о скатертях белых мечтала, о белых полях
Об избушке на курьих ногах, о сорочьей сорочке
И глядел из кустов большеглазый доверчивый страх
Словно волк на царевну глядит, ухмыляясь по-волчьи

На полях прорастал белый снег, как опара в печи,
И метель лепетала и сыпала, и засыпала,
И лепила во сне колобки, и пекла калачи,
И выкладывала на расшитое вдоль покрывало

На блины зазывала, и звякали ягоды бус
Земляничными льдинками, россыпью капель стекали
Мягко сани стелили дорогу, и яблочный хруст
На горячих губах заливался осколками стали

***

Заблудись на дорогах моих, человек без лица,
Потеряй и дорогу, и самую память о ней
Под копытами диких визгливых степных лошадей
Ты найдешь свою смерть. Зверь и вправду бежит на ловца

Я смотрю на тебя в перекресток прицела в упор
Ты ничтожен и мал на моих не эвксинских полях
Ты давно не испытывал страха, но в наших краях
Слишком резки края, и в крови захлебнется костер

Я стою по колено в земле, почернев от золы
Корни в сердце врастают и рвут стебельки чабреца
Убирайся в витрины свои, человек без лица
И курганы плечами закроют меня от стрелы

***

Легко волкам каленые клыки
В ликующую складывать улыбку
И слизывать по капле месяц липкий
И с пулей бегать наперегонки

И в логове выкармливать волчат
И молоко из лунного копытца
Лакать взахлеб, и сладким льдом давиться
И лихо одноглазое качать

В плетеной колыбели под кустом
А после по полям стелясь полынью
Из плена ускользать обратно в зиму
Чтоб воду в полыньях мутить хвостом

***
так смотри на дорогу, бледней и молчи, и молчи
все слова уже сказаны
самым ценным подарком во все времена оставались ключи
если руки развязаны

это знак обретенной свободы, ее  воплощенная суть
атрибут и орудие
дверь откроется в осень, счастливым окажется путь
и счастливым безпутие

талисман, амулет сохранит тебя в долгом пути
твое медное царство
ты сумеешь уйти и обратно дорогу найти
и остаться

ключ и яблоко, дом и ладонь, горизонт и тропа
колокольчик у входа
тихо звякнут ключами босые подружки – судьба
и свобода

***
Все будет не так. Этот город нуждается в смерти.
Поверь, я совсем не шучу. Эти дряхлые камни
Становятся крепче от крови. Земля под ногами
Гудит веселее, когда в ней осколки железа
Когда в них играют еще не рожденные дети
И не замечают набухшего красным разреза

Когда мертвецы по ночам наблюдают из окон
Как в узких дворах убивают друг друга живые
Ложится горячая плоть на его мостовые
Бессильными пальцами белый бетон согревая
Сигнал подавая летящим в грозу самолетам
С переднего края

Мне давно по сараю. Планета летит наугад
От смены давления жидкий азот закипает
Вздуваются вены, как череп Шалтая-Болтая
И кровь из ушей потихоньку стекает по шее
И голому городу новый кроится наряд
И город взлетает, в дыму и огне хорошея

С повязкой на мертвых глазницах, в ажурных бинтах
В рубиновых каплях и кружеве пепла и пыли
Кружась в развороченной взрывами братской могиле
И нас проклиная, он будет плясать на костях

***

На запекшихся черных губах тают красные вишни
Я уйду, как и ты – босиком по холодной воде
Отражаясь в тумане и не оставаясь нигде
Вычитая себя отовсюду как третий, как лишний

Я прощаюсь. Мне так не хватает последних минут
А с другой стороны надышаться и не наглядеться   
Что-то в воду упало. Всплеснуло и дрогнуло сердце
Это с яблоком рыба играет у дальних запруд

Серебристое гладкое зеркало. Только круги
Разбегутся от яблока. До тридесятого царства
Я уже по колени в воде. Я смогу надышаться
Пока вишни стекают с опущенной в воду руки.

***

День был белым, как молоко
Над рекой текли облака
И молочной стала река
Мне хватило бы и глотка

Стыли зубы от стали льда
И рябиной хрустели всласть
Конь и всадник, одна напасть:
Красный сок стекал изо рта

На промерзший до звона снег
Как с разорванной нитки бус
А во рту был соленый вкус
Молока из подземных рек

***

Осень, мокрая как птица
Улетала в теплый вырий
С обожженных красных крыльев
Рассыпая медяки

На обугленных страницах
Райнера Марии Рильке
Вместо букв бежали искры
Чтобы дописать стихи

По полям плясало пламя
На углях в лукошке года
Язычком последней спички
Норовя слизнуть звезду

И стояла вместе с нами
Наша девочка Свобода
В ожиданье электрички
На распластанном мосту

***

И что-то сломалось во мне, как ломается нож,
Наткнувшись на ребра, и лезвие в теле засело
Застряло в кости острием и тихонько запело  
Воды из Каялы крылом на лету зачерпнешь.

Сады собираются в стаи, им нужно лететь
На теплые звезды от пустошей мертвой земли
Зеленые крылья сплелись и корнями вросли
В холодное яблоко неба, в звенящую медь

Бубенчики яблок звенят над Каялой-рекой
Над черным разломом, над липким железным осколком
Найди в медном яблоке злую стальную иголку
И сшей берега, и холстами поля перекрой

***
И город затонул. Холодный дождь
Кругами разбегается по лужам.
Ты одинок, ты слаб, ты безоружен,
Ты никуда отсюда не уйдешь.

Ты пленник Атлантиды. В глубине,
На дне времен, среди немых созданий,
Ты связан, ты прикован, ты раздавлен
Обломками. Ты слышишь зов извне.

Далекий, еле слышный волчий вой,
Дрожащий от восторга и тоски.
И дыбом шерсть встает не по-людски,
И ты по-волчьи алой пьян луной 

Она висит в зените над тобой,
И тянет, тянет душу, как магнит.
И сила притяжения звенит
В твоей крови натянутой струной.

***
Я живу в тишине. В тихом шелесте медленных туч,
В серой башне у самой черты горизонта, над морем.
Это древний маяк, и по стеклам его перед штормом
Пробегает зеленый и острый, как лезвие, луч.

От него зажигается в башне сигнальный огонь,
Запускается весь механизм. Штормовая сирена
Завывает как дева морская, поднявшись из пены,
И торжественно вторит ее завыванию шторм.

Десять тысяч испуганных птиц от пределов земных,
Обезумев, летят и летят через край на тот свет,
В те края, где ни боли, ни страха, ни холода нет,
Где прозрачное море спокойно, и ветер затих.

***

Там стынет степь, как тело на ветру,
И бледная трава сплетается с травой
В надежде сохранить тепло. Живой
Остаться и проснуться поутру.

Здесь выроешь могилу для себя,
Но череп и стрелу находишь в ней,
И по расположению камней
Определяешь круг календаря,

Круговорот, и птичий перелет,
Начало года и конец времен.
И, погружаясь в долгий зимний сон,
Вкушаешь мед. Осенний горький мед.

***
В рыбацкие сети летели осенние листья,
А в небе плескалась до самого дна синева.
Слова созревали, как яблоки на Покрова,
И горло сжималось от каждого нового смысла.
Слова созревали и падали с веток в траву,
Светились меж листьями мягким немеркнущим светом.
А рыбы в прудах ждали только попутного ветра,
Чтоб стаями сняться с деревьев и плыть в синеву.
Осенний прилив затопил города и сады,
Медвяной и лунной водой заполняя пределы.
Деревья стояли в дожде и тихонько гудели,
Как медные яблоки Китежа из-под воды.

***
Я живу один. Здесь только пески да глина.
Деревья, чужие птицы, кусты, колючие травы, жуки населяют остров.
Я уже выучил их язык и подолгу беседую с ними.
Мы стараемся не задавать друг другу лишних вопросов.

Кто кого сожрал на ужин, у кого затопило жилище,
Кто я сам такой и откуда, и как попал сюда, на этот край света – 
Это все вопросы из категории лишних.
Мы тактично их избегаем в наших долгих беседах.

Вместо этого мы говорим о ветрах и приливах,
О песке, о времени, о перелетах птичьих,
О поющей воде, о танцующих травах, о ветре в ивах,
О воздушных стихиях вообще и об их обычаях.
Я  с утра разбирал иероглифы в белом камне –
Об устройстве мира и сути всего живого.
Я бросаю в море бутылку с сухими листками
Подорожника. Там записано главное слово.