RSS RSS

ЭЛЛА ФУРМАНСКАЯ ● ФЕЯ АПЬТЕНБУРГСКОГО ЗАМКА ● ПРОЗА

Ясно-морозный январский день сменился голубоватыми сумерками, стремительно перетекшими в густую тьму. Вышколенная прислуга бесшумно зажгла свечи в тяжелых серебряных канделябрах. Их ровный золотистый свет озарил голубой штоф на стенах и женскую фигуру у окна. Ее сиятельство княгиня Каролина Сент-Витгенштейн с нетерпением ждала управляющего пана Казимира, посланного из имения Вороницы на Подолье в Киев со строжайшим приказом — купить билеты на все концерты господина Листа.

И вот Каролина уже рассматривает афиши, дрожащими руками перекладывает билеты. «Как вы и велели, пани, я заплатил 100 рублей вместо одного за билет на благотворительный концерт в пользу сиротского дома!» — доложил управляющий. Немного погодя княгиня велела собрать и отправить вперед обоз с едой и вещами, а сама села писать письмо крестной, тетушке Магдалене. Старушка жила в собственном доме на Прорезной, неподалеку от Золотых ворот и никогда не отказывалась принять гостей.

Закутав дочку Манечку так, что из-под мехового капора видно было только кончик носа и поблескивающие глазки, она приказала Мыколе трогать. Снег звонко и весело скрипел под полозьями, и дорога в Киев казалась совсем нетрудной…

…Это было два года назад. В светском обществе Вены тогда считалось модным посещать концерты пианиста-виртуоза Ференца Листа. Его труднопроизносимое венгерское имя тут же переделали во Франсуа. Музыкальные критики называли его Паганини рояля, а дамы восторженно шептались о демонической внешности и мужском обаянии музыканта. Дальняя родственница, у которой гостила Каролина, графиня Матильда Штенберг, буквально силком потащила гостью в театр. Каролина с улыбкой смотрела на взволнованных, разряженных по последней моде светских дам, явно жаждавших развлечений. Матильда раскланивалась со знакомыми из соседних лож, называя знаменитые дворянские фамилии.

Гул голосов смолк, когда на сцену стремительно вышел худой элегантный господин в прекрасно сшитом фраке. Он снял перчатки и отрепетированным жестом бросил их на пол. Зал охнул. А дальше случилось чудо. Его удивительные пальцы ласкали каждую клавишу, и благодарный инструмент звучал, как ни у одного из слышанных ею ранее исполнителей. Она испытала настоящий шок. «Так не бывает, я вообще не влюбляюсь, а тут— незнакомый человек!», — в смятении думала она, ворочаясь бессонной ночью. С тех пор княгиня стала собирать все, что имело хоть какое-то отношение к Листу. Она знала обо всех его выступлениях, но боялась еще раз пойти на концерт. Ведь разочарование было бы ужасным. Ровно через год она решилась, и… чудо повторилось.

…Каролина очнулась от грез, когда экипаж стал осторожно спускаться по крутой улочке к дому крестной. Расцеловав крестницу, старушка сразу предупредила, что нынче вечером дает званый обед в честь их приезда. Гости прибыли к четырем часам. Разговор шел о гастролях пианиста Листа. Глядя презрительно на бокал с шампанским, муж тетушки ядовито заметил: «Ну что за манера у русских вечно создавать себе идолов? Подумаешь, пианистишко приехал! Чего с ума-то сходить! Он просто нахал, что себе позволяет! В Петербурге давеча какой скандал учинил в присутствии самого императора. Ему, видишь ли, помешал разговор во время выступления. Государь о чем-то спросил у адъютанта. Так он перестал играть и имел наглость заявить: «Когда Ваше Величество изволит говорить, музыке следует молчать». Император, крайне возмущенный, велел подать экипаж. А его отказ дать концерт в пользу ветеранов Бородино! Он, видишь ли, обязан своим воспитанием Франции и не может прославлять ее победителей». Дядюшка возмущенно фыркнул.

Ему возразили сразу несколько голосов. Бывшая фрейлина Надежда Навроцкая посмотрела на смущенного, внезапно покрасневшего хозяина просто уничижительно: «Лист — великий музыкант. А то, что он живет не за счет крепостных, а своим трудом, так нынче, батенька, середина XIX века». Защищаясь, он выпалил: «А книга Мари д’Агу? Она родила от него троих детей, а они расстались, так и не обвенчавшись. Ведь это же скандал!».

Каролина едва сдерживалась, чтобы не вступить в спор. Она специально выписала из Парижа роман «Нелида», который бывшая любовница Листа опубликовала под псевдонимом Даниэль Стерн. Это была изощренная месть оставленной женщины. «А как вам нравится, что из-за него графиня д’Агу подралась с этой Жорж Санд. Хотя она носит брюки и курит, но все же дама», — пустив эту стрелу, тетушкин супруг почти успокоился.

«Да, список его жертв не меньше, чем у покойного Пушкина, — вынуждена была признать тетушка. — Ведь у него был роман даже с прославленной Мари Дюплесси, известной под именем «дама с камелиями». И балерина Лола Монтес не устояла перед его чарами, как и многие дамы из высшего общества по всему свету».

Каждое новое имя доставляло Каролине буквально физическую боль, но — странное дело — душу не задевало. Она поймала себя на том, что понимает каждую из его пассий и завидует им. Они узнали любовь Листа — ради этого стоило пожертвовать всем…

Январским днем 1847 года Лист и его импресарио Гаэтано Беллони медленно спускались в карете по единственной мощеной улице Киева, Владимирскому спуску, к концертному залу в Контрактовом доме.

В гримерной музыкант снял пальто и цилиндр и стал греть замерзшие руки у камина. «Господи Иисусе, — не выдержал он, — как мне надоело бесконечно колесить по свету. С 9 лет я только этим и занимаюсь. Мне уже 36, а у меня ни семьи, ни дома, ни родины… Они приходят меня слушать, потому что это модно, после концерта разъезжаются по своим домам, а я иду ночевать в очередную мерзкую гостиницу…»

«Но все не так плохо, Франсуа, — Беллони знал свою задачу — не дать пианисту впасть в меланхолию, особенно перед концертом. — Вам ли жаловаться на одиночество и тоску. Вот, например, одна знатная дама здесь, в Киеве, купила за 100 рублей билет на концерт в пользу сиротского дома, а ведь вы назначили цену в 1 рубль». «Небось, какая-то старушка в кудельках, — пробурчал Лист. — Надо бы узнать, кто она, и поблагодарить за щедрость». Назавтра пронырливый импресарио доложил, что даму зовут Каролина Сент-Витгенштейн. Лист собственноручно написал благодарственное письмо.

Княгиня ответила немедленно — она пригласила его погостить в ее имении. Пианист был в нерешительности. Импресарио буквально завопил: «У нас как раз есть несколько дней до концерта в Одессе, почему бы не отдохнуть! И потом, — коварно добавил он, — княгиня может оказаться прехорошенькой». «Ладно, старина, — рассмеялся виртуоз, — поехали».

Женщина спускалась по парадной лестнице, опустив глаза и еще не замечая гостя. За эти несколько мгновений Лист успел рассмотреть княгиню. Ресницы бросали густую тень на лицо, кожа которого была нежнее цветов. Безупречной формы плечи. Локоны красиво обрамляют чудесную головку: высокий лоб, породистый нос. Крошечные ножки в изящных замшевых туфельках ступали легко и плавно. Почувствовав взгляд, она подняла глаза и замерла. Он не мог ошибиться — эта дама любила его. Каролина заговорила, и его профессиональный слух потрясла красота ее контральто. Лист почтительно поцеловал протянутую ему руку, с наслаждением вдыхая аромат нежной кожи. Каждый час беседы приносил новые открытия. Каролина была ученицей Джакомо Россини, она пела в венском дворце канцлера Меттерниха. Ею вдохновлялись композиторы Карл Мейербер и Кастаро Спонтини.

Обедали в огромном зале, где на стенах висели многочисленные портреты предков. После кофе Каролина предложила почитать ему свой дневник. «Понимаю, это против правил, — взгляд ее был одновременно испуганным и решительным, — но так вы быстрее поймете меня».

…Ее родители не жили вместе. Детство Каролины протекало то в модных салонах Европы, где охотно принимали ее мать, то на Украине — в Вороницах — имении отца, которое Каролина считала своим настоящим домом. В 16 лет, в силу богатства и знатности рода, она стала фрейлиной императрицы. Решение родителей выдать ее замуж в 17 лет за вдвое старшего сиятельного князя Николая Петровича Сент-Витгенштейна Каролина восприняла как должное. Однако после брачной ночи вид супруга вызывал тошноту.

Впрочем, мужу не было дела ни до ее души, ни до ее тела. Князю нужны были только ее деньги и наследник, чтобы знать — источник никогда не оскудеет. Узнав о беременности супруги, он пробормотал: «Дельце сделано!». И даже не поцеловав на прощание, велел заложить экипаж и уехал в столицу.

Рождение Манечки стало счастьем и спасением — в этом мире появился родной человек.

В свои редкие приезды князь пытался возобновить супружеские отношения, но стойкий запах перегара, распухшая сизая физиономия, оплывшая фигура с висящим животом, а также сознание, что муж изменяет ей с каждой танцовщицей, вызывали лишь отвращение. Подписав очередные векселя на огромные суммы карточных долгов, она с нетерпением ждала его отъезда.

Франсуа слушал молча, только сжимал руки и плотнее стискивал губы. За окном стояла глубокая ночь. Лист помог подняться Каролине с кресла. Она покачнулась, и он нежно обнял ее. Она почувствовала на лице легкое дыхание, но как-то вся сжалась, когда губы попытались открыть ее губы. «Не бойтесь, дорогая, любовь — это чудо. Такое же, как музыка», — услышала Каролина…

Лист чувствовал себя Пигмалионом, который создает прекрасную Галатею. Его мужской опыт и нежность вскоре преодолели ее отвращение к физической близости, внушенное князем. В голосе любимой появились новые глубокие ноты, смех стал звонким, а взгляд — искристым.

Однако пианиста ждали очередные гастроли, и его импресарио был неумолим: «Мы потеряем кучу денег. Надо ехать». «Не грустите, дорогой, я еду вслед за вами в Одессу!» — ей было безразлично мнение света, она твердо знала: больше их не разлучит никто!

Зимняя Одесса продувалась всеми ветрами, но двое, укрывшись в номере Каролины, жили по законам весны. Франсуа поразил трезвый ум возлюбленной: она составила четкий план отъезда к нему в Веймар, оставалось обсудить детали. Никому ничего не сказав, не попрощавшись с родней, предварительно в полной тайне продав несколько имений, переведя один миллион рублей за границу и дав огромную взятку за загранпаспорт, Каролина с Манечкой отправились в путь.

Добравшись до границы, они услышали: «Простите, мадам, но граница закрыта повелением императора полчаса назад — в Европе революция». Огромные глаза Каролины смотрели на офицера с немым ужасом. Он потупился. «Я еду к Ференцу Листу, мне нет дела до политики», — сказала она. «Бог мой, кто бы ради меня решился на такое!» — восхищенно воскликнул служака и приказал на мгновение приподнять шлагбаум. Буквально вылетев из экипажа, Каролина с Манечкой через секунду оказались по ту сторону кордона. Офицер поймал полный признательности взгляд и крикнул: «Бегите быстрее, за вами погоня!». Беглянок действительно преследовали взбешенные родственники. Они намеревались упрятать сумасбродку в «желтый дом» или монастырь.

…Каролина с дочкой пробирались по глубоким сугробам к месту, где ждала карета князя Лихновского. Совершенно окоченевшие, они наконец-то увидели экипаж. В замке князя их ждали тепло, уют и Лист.

…В огромные окна императорского кабинета в Зимнем дворце робко заглядывало зимнее солнце. Царь хмурился, слушая доклад министра иностранных дел. Мало ему проблем с революцией в Европе, так еще эта влюбленная кошка, Каролина Витгенштейн, добавляет головной боли. Да и сестрица Мария Павловна хороша! Не только пригрела этих голубков, но и предложила композиторишке должность дирижера в Веймарской опере. И все лишь, чтобы в очередной раз досадить брату. А заодно продемонстрировать всей Европе, какая она передовая и покровительница муз. Взбешенный император немедленно издал монарший приказ: Каролине Сент-Витгенштейн следует немедленно вернуть дочь отцу.

…Мажордом доложил: «Их Высочество Мария Павловна с супругом». Каролина растеряно посмотрела на Листа. В дверь, шурша тяжелым шелком, уже входила Великая герцогиня. Прямо с порога она произнесла традиционную фразу: «Мне чашку чая, а мой муж хочет мороженого…». Низко присевшая в реверансе Каролина и почтительно склонившийся Франсуа успели обменяться легкой улыбкой. Естественность Марии Павловны сразу снимала напряжение, все становилось простым и приятным. Они с удовольствием беседовали с умной и ироничной правительницей Веймара. «Насколько я знаю братца, — говорила она, — его взбесил не так ваш, милая Каролина, побег, но и — это главное — то, что вы вывезли значительное состояние. Я понимаю, дорогая, вас волнует судьба дочери…».

Дрожащим от волнения голосом Каролина сказала: «Ваше Высочество, можете передать царю дословно: я крепко держу дочь в своих объятиях, пусть только попробуют оторвать ее от меня».

Великая герцогиня принялась успокаивать Каролину — вряд ли рука русского императора дотянется до Веймара, но и она вряд ли сможет вернуться на Украину. Княгиня грустно кивнула: «Да, я это понимаю, но здесь маэстро сможет спокойно творить под вашим покровительством. И потом, я надеюсь все же получить развод и благословение Папы на брак».

«А я надеюсь, — повернулась Мария Павловна к Листу, — что с вами Веймар вновь станет культурной столицей Германии, как это было при Гете». «Да, я уже приготовил план по проведению торжеств, посвященных его 100-летию», — композитор протянул ей исписанную страницу. Лист часами работал, а подле него всегда находилась Каролина.

Он с радостью убеждался, что его юношеская мечта об идеальной женщине, в которой соединились бы материнская нежность, сестринская опека и страстная любовница, сбылась.

Как-то Каролина привела Манечку в одну из комнат: «Посмотри, доченька, здесь я собираю все, что издается или пишется о Листе». Манечка понимала, с каким необыкновенным человеком ей посчастливилось жить. «Да, мамочка, — сказала она, — я знаю, что Франсуа — гордость мира, и буду тебе помогать». Каролина обняла и поцеловала дочь. С тех пор они трудились в музее вместе. Двухэтажное здание Веймарской оперы до прихода Листа дремало. Теперь здесь все изменилось. Лист ставит оперные спектакли, категорически отказываясь от концертной деятельности. Он желает работать только как дирижер. Билеты в оперу теперь можно купить только заранее. Как и желала правительница Веймара, ее герцогство опять стало культурным центром, куда устремились самые выдающиеся личности той эпохи.

Однако революция 1848 года, сотрясавшая Европу, коснулась и тихого Веймара. «Дорогая, мне нужна ваша помощь в очень сложном деле», — Лист был взволнован. Каролина только кивнула. «Видите ли, муж Козимы, Ханс фон Бюлов помог Рихарду Вагнеру перебраться сюда. В Дрездене его разыскивает полиция как государственного преступника. Он как автор должен быть на премьере своего «Тангейзера».

Каролина дала для Вагнера 2000 франков, Лист достал подложные документы. Он предложил Рихарду и его жене Минне ехать в Париж через Баварию и Швейцарию. Каролина набросала письмо с рекомендациями агенту Листа Беллони в Париж. Они вместе написали о Вагнере статью для «Journal des Debats» — лучшей рекламы нельзя было придумать.

«Посмотри, Рихард прислал новую партитуру, — Каролина показала объемистый пакет. — Новая опера называется «Лоэнгрин». Лист сел за рояль. Вечер перешел в ночь, наступил рассвет. Пальцы Листа летали над клавишами. Каролина перелистывала ноты и меняла свечи. Впечатление было таким сильным, что они не смогли уснуть, и завтрак прошел в молчании.

В апреле 1856 года Вагнер прислал письмо, в котором попросил руки дочери Листа — Козимы фон Бюлов. «Вы только послушайте, что пишет этот негодник», — возмущению отца не было предела. «Клянусь, что как бы я не чувствовал себя связанным любовью, я, не колеблясь, пожертвую собой ради ее счастья, верну ей свободу, если увижу, что она обманулась во мне», — писал Вагнер. «Да как он смеет ломать жизнь моей дочери!», — не мог успокоиться Лист. Голос Каролины звучал спокойно, казалось, каждая фраза была продуманной: «Наши дети просто повторяют нашу судьбу, и, возможно, Козиму, в случае вашего отказа, ждет моя участь».

Рождество 1858 года прошло тихо и грустно. После провала оперы Корнелиуса «Багдадский цирюльник» маэстро находился в подавленном состоянии. Он стал еще больше курить, орлиный профиль заострился. Ведь освистали не просто Листа-дирижера, а его великую мечту — превратить захолустный Веймар в Новые Афины. И когда он подал прошение об отставке, Каролина только понимающе на него взглянула: «Не грустите, дорогой. Деньги у нас есть, а Веймар — еще не весь мир».

Но беда, как известно, не приходит одна. Ровно через год умер единственный сын Листа — Даниэль. Всегда склонный к меланхолии, Франсуа после этого несчастья совсем затосковал. «Мы должны узаконить наши отношения, чтобы Господь не карал так страшно». «Да, дорогой, — ответила Каролина. — Смерть вашего мальчика — знак. Я тоже все время думаю о судьбе Манечки и боюсь, что незаконность нашего союза может помешать ее будущему…».

Девушка считалась одной из самых богатых и знатных невест — по указу российского императора ей принадлежало 2/3 состояния Витгенштейнов-Потоцких. Манечка равнодушно смотрела на вьющихся вокруг нее кавалеров и отказывала всем. Но в глазах Липсиуса, князя Гогенлоэ, она прочитала настоящее чувство и ответила на него. Свет был оскорблен выбором наследника одной из самых знатных династий. Мало того, что мать девушки открыто живет с композитором, который даже не дворянин, так еще и папочка у себя в России женился на бывшей гувернантке дочери, но молодая жена вскоре стала вдовой. Каролина не могла не слышать ядовитые перешептывания у себя за спиной. Она часами бесцельно сидела у камина, и решение ехать в Рим, чтобы добиться у Папы разрешения на венчание с Листом, назрело само собой.

По бесконечным коридорам Ватикана, окидывая взглядом бесценные шедевры, собранные здесь, Каролина Сент-Витгенштейн шла на аудиенцию к Папе Пию IX. Он пожелал лично побеседовать с будущей госпожой Лист. Пий IX внимательно рассматривал сидевшую перед ним даму — уже немолода, держится с достоинством, одета подобающе скромно, без драгоценностей. Умна и образована. Вскоре и Папа, и его статс-секретарь, совершенно забыли о поле посетительницы и на равных вели с ней увлекательнейшую богословскую беседу. Каролина уходила с твердой уверенностью в согласии Ватикана. «Дорогая, давно не видел тебя такой оживленной», – Лист с радостью смотрел на похорошевшую и помолодевшую в предсвадебных хлопотах Каролину. Они назначили венчание в церкви Сан-Карло на улице Корее в день его 50-летия. «Пожалуйста, поедем еще раз в церковь, я хочу проверить, все ли готово», – попросила она. Внутри храма Сан-Карло благоухали цветы, все было очень красиво и нарядно…

«Церковь требует, мадам, чтобы вы дали присягу в том, что стали женой князя Витгенштейна только по принуждению», — скрипучий голос статс-секретаря звучал уже без подобострастия. «Но почему я должна позориться такой присягой? Я вышла замуж по своей воле и по своей воле требовала расторжения брака», — Каролина дрожала как осиновый лист. Кардинал откланялся, неумолимый в этих требованиях. Цветы в церкви Сан-Карло увяли. Через несколько месяцев судьба нанесла еще один страшный удар — после родов умерла дочь Листа, Бландина. Весть о трагедии потрясла Каролину. Она решила, что Бог карает ее за грехи, и наложила на себя тяжелейшее покаяние.

Только хлеб и вода стали ее едой, покаянными молитвами она на коленях часами вымаливала прощение за грехи. Но молитвы так и не принесли желанного душевного покоя.

Глядя на Листа сухими глазами, Каролина сообщила ему о своем решении посвятить остаток жизни церкви.

Одетая в черное глухое платье, под густой вуалью, без всяких украшений, с тяжелым крестом на шнуре, Каролина выбирала себе жилище на виа Бабуино. Сопровождающий угодливо лебезил перед знатной клиенткой, пожелавшей лично удостовериться, что дом точно соответствует ее требованиям. Она вдохнула чуть застоявшийся воздух еще чужого жилища и почувствовала — здесь ей будет хорошо.

Хозяева соседних лавочек с изумлением наблюдали за странной дамой из номера 89. «Вы не поверите, сеньора Франческа, — говорила пухлой кумушке тощая жена бакалейщика, — сколько ни смотрю на окна, никогда не видела, чтобы их хотя бы раз отворили. Зато свечей и дров ее эконом покупает очень много…».

Каролина мерзла даже летом, когда все живое пряталось в тень от нестерпимой жары. Для нее не существовало ни сиест, ни времен года. Обширные знания по теософии, которые она накапливала всю жизнь, теперь выливались в ее Труд. Только два звука нарушали рабочую тишину: скрип пера и голубиное воркование. Страницы, посвященные сравнению всех мировых религий и религиозных течений, постепенно складывались в тома. Каролина боялась даже самой себе признаться, что процесс писания доставляет ей буквально физическое удовольствие. И еще в одном аббатиса ни за что не призналась бы даже самой себе: ее Труд, одобренный самим Папой Пием IX, должен был оставить в истории католической церкви след, более заметный, чем все написанное Марией д’Агу и этим ничтожеством Ольгой Яниной. В те редкие мгновения, когда она позволяла себе не работать, аббатиса входила в заповедную комнату — здесь хранилось все, связанное с Франсуа. Его портреты, афиши его выступлений, партитуры его произведений. Она проходила по созданному ею музею, каждый раз проживая всю их недолгую жизнь вместе.

… Каролина всегда боялась вещих снов. Несколько раз в жизни они предупреждали ее и всегда сбывались. В духоте спальни ей приснился вокзал, поезд, жарко натопленный вагон. Она слышала молодые голоса и видела Листа, с благожелательной улыбкой смотревшего на очаровательную юную пару. У нее задрожала сердце, когда она почувствовала приток холодного воздуха. «Нет, не надо! Не открывайте окно!» — взмолилась она и проснулась от сильнейшего сердцебиения. Она стала читать молитву. Вещий сон преследовал своей тяжестью еще несколько дней. Увидев Манечку в трауре, она все поняла — Лист умер.

Как сквозь толщу воды Каролина слушала рассказ дочери. Манечка старалась опускать тягостные подробности — бедная мамочка и так была совсем белой. Дочь прочла фрагмент завещания Листа, написанного им еще в 1860 году: «Всем, что я сделал за 12 последних лет, я обязан Женщине, которую я жаждал назвать своей супругой, чему, однако, мешали зло и мелкие интриги отдельных людей. Имя этой любимой мною Женщины — Каролина Витгенштейн, урожденная Ивановская. Я не могу без трепета произнести это имя. Она — источник всех моих радостей, исцелительница всех моих страданий! Ей я обязан всем тем духовным и моральным, что есть во мне, равно как и всеми моими материальными средствами. Она взяла на себя все тяготы моей жизни и именно это считала богатством содержания своей судьбы и единственной ее роскошью…».

Аббатиса резко встала с кресла и отвернулась от дочери. Манечка точно знала — теперь ее маму в этой жизни не держит ничего. Каждый день теперь Каролина исписывала еще большее количество листов и наконец огромный труд в 24 тома завершен. Впервые за многие годы окна на виа Бабуино, 89 раскрылись, и оттуда на волю вылетело множество голубей.

«Поверьте моему слову, уважаемая сеньора, — сделал вывод хозяин соседней лавочки, — хозяйка этого дома проживет недолго».

7 февраля 1887 года ее не стало. Через 5 дней торжественные аккорды «Реквиема» Листа сотрясали стены церкви Сан-та-Мария дель-Попало. Княгиня Гогенлоэ выполнила волю матери. Этот же «Реквием» сопровождал похоронную процессию вплоть до кладбища у базилики Святого Петра, где нашла свое успокоение Каролина Сент-Витгенштейн.

А Мария Гогенлоэ стала хранительницей музея Листа в Веймаре. Манечка написала слова, которые послужили лучшей эпитафией ее матери: «Каролина принесла в жертву Листу все: свое Отечество, свои хозяйственные занятия в поместье, свое видное положение и даже — в глазах близоруких, которым недоставало способности оценить ее высокую строгую нравственность, — свое доброе имя; она начала удивительным образом борьбу с тираническими силами и одновременно с мелкими затруднениями и довела ее до конца…».

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Элла Фурманская

Фурманская Элла Пейсовна, родилась 24 апреля 1957 года в городе Киеве. Окончила Ленинградский институт культуры имени Крупской. Много лет работала в издательстве художественной литературы "Днипро". Последние 15 лет работает ведущим обозревателем в Издательском доме "ТВ-Парк". Сотрудничает с журналами "Караван историй", "Личности", "Дива" и др.

3 Responses to “ЭЛЛА ФУРМАНСКАЯ ● ФЕЯ АПЬТЕНБУРГСКОГО ЗАМКА ● ПРОЗА”

  1. avatar Марина says:

    Интересно.

  2. avatar Людмила says:

    У него – всепоглощающая страсть к Музыке. Страсть, впечатанная в душу, в сердце, во всё его естество. Страсть, не подвластная ни времени , ни смерти, ни тлению.
    У неё – любовь к нему, создателю великой Музыки. Любовь большая, возможно, даже великая, но земная, эгоистичная, не желающая ни с кем делиться своей добычей. Но под силу ли ей сразиться с той, небесной, любовью, если она не в состоянии даже оградить его от притязаний других женщин, стремящихся овладеть гением или хотя бы прикоснуться к нему? С другой стороны, если б любовь между ним и ею была вечной, как жить и что делать остальным женщинам?
    Мне очень захотелось попасть в консерваторию и послушать «Грезы любви» (Liebestraum) , концерт для фортепьяно с оркестром или другие произведения Ференца Листа в исполнении хорошего оркестра. Надеюсь, что такое желание возникло не только у меня…

  3. avatar ЛЕСЯ says:

    Дякую
    за асолоду читати такий витончений текст, де дихає культура і ерудиція і просто авторська майстерність! От якби ще музику тут же послухати Ліста. прямо на сайті паралельно з читанням, або після…

Оставьте комментарий