Слова и выражения, собранные с января по июль 2012 года участниками словогодных фейсбуковских групп, выбраны мной для данной статьи по собственному вкусу и выделены курсивом. Конкурс «Слово года» проводится Центром творческого развития русского языка, созданном при Санкт-Петербургском университете, и Международной Ассоциацией преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ).

Взрослые

«Слово года», выборы которого в мире проходят с 1990-го, а в России с 2007 года, – конкурс интуитивный, с предусмотренной долей субъективности, особенно в русскоязычном пространстве.

С января по сентябрь участники группы не только и не столько определяют характерные для определенного периода слова, выражения, фразы, неологизмы, они конкурируют во мнениях обо всем на свете. В наличном медиаворохе выкапывают частицы бога, прости Господи, бозоны нашего времени. Спор об интимных связях русских слов с российской действительностью любимая игры интеллигенции: тут уж Михаил Эпштейн, переносчик конкурса «Слово года» в Россию, попал в десятку. Мнение – ересь, известно, а наш интеллигент обычно против, вечный еретик. Идеальный конкурс.

Моя ересь питается двумя источниками: а) в 2012 году я вхожу в жюри российского конкурса «Слово года» и модерирую одноименную группу в фейсбуке, б) с детства лучший подарок мне – словарь.

Конкурс и одноименная группа, где фейсбучатся, стараясь особо не джигурдеть, ученые, писатели, журналисты, преподаватели, – броуновский перезвон ересей, ярких, часто талантливых, местами провидческих. Поэкспериментируем: чем уже можно пользоваться?

…Я не достигатор, не тащусь от поп-религии и не борюсь с нею, не увлекаюсь веболазанием, не интересуюсь устройством воланомета – счастливый человек. Это легко проверить, если меня порамблить, отгуглить и пр. Но подсадить на заполошный клавостук, оказывается, можно любого. Меня обрек на эту гуглушь философ, спокойный, умный человек с тихим голосом и безупречным авторитетом в филологических кругах, профессор американского университета, автор проекта «Дар слова» и прочая М.Н. Эпштейн. Дело было так.

Первый конкурс «Слово года» в России выиграл номинированный мной гламур. Угадала. Видимо, из ненависти к понятию. В декабре 2011 года гламур победил еще раз уже в номинации «Слово десятилетия». Триумфальное шествие.

Гламур, на мой взгляд, острополитичен, но в прессе гламур аттестован в противоположном ключе: «Впереди оказались такие неполитические слова, как гламур, блог(гер), ЕГЭ, нано-, но были отмечены и более политически окрашенные терроризм и национализм»(http://www.polit.ru/news/2011/12/19/contest/).

Не могу согласиться с неполитичностью гламура: глобальная модель, ввиду демонкратизации которой мы возмущаемся то уровнем равнодушия полиционеров, то чрезмерностью зуботычин (сплошной глумец), называется белопушисто – экономика спроса и предложения. Гламур, напавший на Россию в неказисто звучащих нулевых годах, есть акме означенной экономики. Количество и качество услуг, на ровном месте выдуманных ради утоления неутолимого голода успеха-лидерства-красоты-молодости, комплексно и эвфемистично зовется именно гламур: страх не блеснуть плюс латентная дисморфофобия. Все, что выпущено в глянце за эти годы, есть подогрев спроса, который регулярно замирает в недоумении: что еще съесть и подтянуть, чтобы отступила хроническая неудовлетворенность? Где та помада или пудра, которые ведут к распахнутым створкам социального лифта? Это – кризис всего, включая этику и политику. Помните, как перекрасилась «амбиция»? Это слово, еще лет двадцать назад негативно окрашенное, вдруг соблазнительно расцвело и похорошело аж до «амбициозных проектов», оглашаемых что медвепешками, что внесистемщиками. Всем стало чисто амбициозно.

А барышни! Похлопывают экстремальными ресницами, такие дерзкие… За подобное нестоинство в прежние времена их непременно отшлепала бы бабушка как в деревне, так и в городе. Вызов времени, ешкин кот. И это тоже политика, то есть борьба за власть, поскольку названные явления рулят финансами, брюками, юбками, приоритетами.

«Гламур сам власть; он и эстетический, и экономический официоз, как попса на музыкальной и прочих эстрадах, а это крайне серьезно»,– подумала я тогда, в 2007-м. Изюминка: «ядовитый змей», как говорила мужу-леснику Раневская в фильме «Золушка», – именно гламур привел меня на конкурс «Слово года», потом в одноименную группу, потом в жюри (2012), а потом к этой статье. Спасибо, вражина.

Что до неполитичности блога и блогеров, то у них, шелковых, подстежка ежовая. Навалом от Навального. Который всем пообещал добрую машину правды. Политика.

Участники фейсбуковской группы «Слово года» – разные по темпераменту люди. Есть ежедневные труженики, есть малоподвижные созерцатели, есть упорные молчуны. Некоторые, видимо, не желают выпускать пар, ждут официального старта и со стороны следят за работой более энергичных словогодников. Приятное время, покуда ничем личным не омрачен междисциплинарный праздник филологии, психологии, лингвистики, социологии, политологии, экономики, религии, педагогики, эстетики, права, морали, театра и даже цирка. Воцирковление. И неважно, что будет в декабре, на который обещан «мягкий апокалипсис». Процесс тут интереснее результата, потому что голосовать будут взрослые люди, каждый со сложившимся образом страны, и включатся характеры, мнения, возможны расхождения с «народным голосованием» на Имхонете, что уже было, и опять кто-то обидится, – зато сейчас чистый лист. Упражнение с лентой.

Новичку бывает нелегко решить, какой ленте («Слово года», «Словарь года», «Неологизм года», «Словарь перемен») доверить драгоценность, будь то понятный всем гаджеотаж, или милейшая наноколибри, или многотонный сталинобус, или хорошенький поэзокристалл. Кстати, самостоятельный фейсбука-новичок может влиться только в «Словарь года» Алексея Михеева, там вход свободный. Остальные единозатейные группы («Неологизм года», «Словарь перемен» Марины Вишневецкой, она же координатор проекта) – закрытые, включая основную, «Слово года», но их закрытость защищает от троллинга. И от эльфинга. Что правильно.

«Словарь года» ответвился в январе 2012 от «Слова года» ввиду некоторых разногласий между лидерами. Бывает. По умолчанию каждый из словогодников, а составы групп пересекаются, любит русский язык и посильно участвует в его обогащении. Попутно и неявно – в зажигательно свежей дискуссии «куда пойдет Россия». Арена для лайкидо. На мой русский вкус, нет на свете более важной темы, однако прогноз любой смелости и глубины я обычно рассматриваю сквозь фразу Черчилля: «Никогда нельзя предсказать, как поведет себя Россия». На этом я успокаиваюсь за неисполнимостью цели. Язык – великий и могучий, Тургенев. Береза – дерево, Набоков. Мы стали более лучше одеваться. Химически чистая умница света-из-иваново.

Образованные люди, понятно, тексты жизни читают текстами литературы. Но как бы ни стремились ученые взрослые к объективности в отборе слов, «характерных для текущего года», заточенная под мировоззрение оптика выхватывает из потока то, что видит конкретный ум, то есть фоновые знания. Для кого-то номинантом номер один будет белая ленточка, для кого-то – оранжист, кому-то мил мимимитинг, а кому-то все это – движуха. Мне многое нравится. Радусник, например. Прибор для измерения радости. Он позаимствован мной у семилетней девочки. Но решать будут взрослые, у которых нередко рукопожометр сбоит, а в голове, как положено, опять завелись макробы великолепных идей переустройства мира. Возможен холодный душ: посмотреть на слова минувших лет и посчитать, какие из вышедших в лидеры остались в живых, то есть в языке. Но пока суд да дело…

Дети

Поскольку современная жизнь подчинена медиаправилу «существует только то, о чем сказано, а остального нет», постольку и судьба конкурса – это его судьба в прессе. О российском сегменте «Слова года» пять лет пишут только в типологически качественных СМИ, то есть осуществляющих информационную и просветительскую (идеологическую) функции журналистики в соответствии с нормами профессиональной этики.

Недавно я мечтала: вот бы разместить отчеты об этом конкурсе в другой отрасли медиаиндустрии, то есть в прессе массовой. Что понравилось бы луновладельцам? А что лайкоголикам? Что разместили бы журналы типа космо, лиза, отдохни, газеты типа жизнь, твой день, мир криминала, стори, вог, каналы тнт, стс, муз-тв, – то есть те СМИ, деятельность которых ориентирована в основном на рекреативную функцию журналистики?

Неформатная фантазия о ковровом рерайтинге по желто-глянцевым окопам родилась у меня от разговора со студентами факультета журналистики, которым я преподаю основы творческой деятельности, – к счастью, по учебникам собственного сочинения, отчего многие студенты верят мне на слово. Доверие крайне важно: студент нынче ушлый, но беззащитный. Еще бы. Он с детства в курсе: если мама опять перешептывается с маргарином, то папе пора пить шампунь от плоскостопия для тех, «кому за».

Когда я сообщаю восемнадцатилетним детям громадную новость о том, что журналистика хорошая профессия, и вовсе не вторая древнейшая, а одна из самых молодых в мире и в России, мне в ответ, пережив шок, иногда задают подарочные вопросы. Например: скажите, Елена Вячеславовна, по секрету, мы никому не передадим, но скажите честно, что сейчас надо читать на самом деле? Ныне это мой самый любимый «детский вопрос», который один утешает меня во дни сомнений и тягостных раздумий. И я отвечаю: прежде всего – словари.

Показав юным современникам словогодный свод-хранилище за первую половину 2012 года, я попросила их порассуждать: если все СМИ сейчас работают на целевые аудитории, то давайте выберем, что куда легло бы. Ведь кого-то достали своим, скажем, кривосудием, а кому-то все это «мусор, который скапливается во рту простолюдинов», – как выражаются в Academie Francaise; кто-то усердно болотируется, а кому-то – сплошная игрофикация. И тут одна девочка выдала: «Значит, никакой объективной картины мира нет?!»

Красивая, целеустремленная барышня тургеневского типа, что ты дальше-то делать будешь? Ты уже догадалась, что основа деятельности современных медиа, то бишь целевые аудитории и бомбардировка их фоновых знаний – это рыночный трюк в старинном значении «не обманешь – не продашь». Дитя действительно все понимает. Для нее, например, система коммерческих ценностей под названием гламур – уже расшифрованный комплект блесен. Предыдущее поколение студентов так еще не умело. Кроме прочего, девочка вовремя выучила первую заповедь психологии восприятия: в других видишь то, что носишь в себе. Если все вокруг злы да завистливы – значит, тебе это видно с помощью твоей собственной оптики. А если в мире радость и в жизни смысл, то, значит, в твоих личных очках установлены соответствующие линзы. Так и в прессе. Так и в группе «Слово года».

Сообщая детям о конкурсе «Слово года», я побуждала их к игре в «можно все». Смастерите неологизм! Даже если выйдет блоговоние. На нашей развлекухне наверняка приживется, и все ахнут. Но взамен они тихо спросили: что вы думаете о ванильках? Я замерла, поскольку ничего на тот момент не думала. Не знала. И они составили для меня «энциклопедию ванильки». С ее «мыслями о нем», горячим «кофе на подоконнике», уггами, Вербером, печеньками, печенюшками и вытекающими из этого сиропа пичальками. И я обнаружила, что ванилька – товарная дочь гламура. Второкурсницы ненавидят эту дочь, потому что ванилька как система ценностей мешает им жить, любить и выражать свои чувства: слащавые, претенциозные ванильки оккупировали территорию отношений, нечем дышать. А от гламура их давно тошнит; плюс он, как они полагают, ушел в политику. В болотно-сахарных событиях студенты увидели обрублевку с элементами опипления.

Обнаружив серьезность (дети ныне вдумчивые, хотя многие взрослые несправедливо называют их «поколением жесть»), я попросила студентов напророчить, какие слова из фейсбуковского хранилища будут лидировать в этом году.

Они рассудили так: не исключено, что «слово года» напишут пальцем на тачскрине прибора, изобретенного покойным айпадлой. Почти у всех ай-декабристов (iДекабризм) была эта штуковинка, маркирующая адептов прогресса. Дети усмехнулись, когда весной в СМИ родилась отчаянная новая интеллигенция. Покрутившись неловко по страницам и каналам, к лету она испарилась. Я, кстати, удивлюсь, если осенью эта новорожденная воскреснет: ее шансы против креативного класса, как ни беспочвен сей термин, невелики. По-моему, язык как самый умный участник конкурса, обладает замечательным чувством юмора, и тонкая перекличка с исторически покойными «новыми русскими» не даст «новой интеллигенции» шансов на прописку. Как и новому большинству. Были же лет десять назад, после новых русских, сверхновые, уже не имевшие раблезианских черт и облаченные в иные пиджаки, а в языке – не прижились. Перебор. А расплывчатого, ни одной наукой не сформулированного для России среднего класса мало, очень мало для рефлексии по-русски. Так и тянет назвать его средненьким или очень средним.

Студенты бесстрастно заметили, что в хранилище 2012-го много околополитических выдвиженцев. Придуманные взрослыми пуссириоты, росгон, швондеризация их не взволновали, хотя в телененавидение они поглядывают, за событиями следят. Они полагают, что взрослые, уже разделившиеся на поклонников (участники митинга на Поклонной горе), и на ведущий (позитивный) класс (он же – рассерженные горожане), будут упорно отстаивать свои точки зрения и вряд ли договорятся. Очевидный перевес политики был, понятно, неизбежен (фальсификации пройдут без нарушений, хомяк расправил плечи, открепительная демократия, побелить Кремль, секонд-хэнд-кандидат…) На другой стороне тоже не дремали: революция норковых шуб, политическая богема, оппозиционный синдром, болотный клерк, сахарное болото, революсенька… До любви опять не дошло, и даже собственно «дети» пока мелькнули только в контексте ювенальной юстиции. От себя добавлю, что заморская дикарка ювеналка может стать радикальным контрацептивом, действие которого не перебить ни материнским капиталом, ни запретом на аборты. Надеюсь ошибиться.

А вместе?

Можем ли мы договориться? Разрыв между картинами мира взрослых и детей – некая недотыкоммуникация. Что будет дальше, если полемизируют озлобыши? За что и как пойдет бороться подавляющее меньшинство? Ускользающий от описания modus vivendi: наступает ли гламурец, трясется ли еврозабор, шебуршится ли протестуция, а голые по топлесс затюканные дети Фурсенко получат ли портфелио и билет до Скольково? Вскладчину, по фасеточке, группа «Слово года» со смежниками повседневно сотворяет глобальные глаза для, скажем так, русскоязычной стрекозы. Образ стрекозиного глаза, наблюдающего все триста шестьдесят градусов бытия, кажется мне уместным при описании любого усилия, связанного с поиском объективности. Увлекательно до упоения: осматривая свежее медиапространство (чуть не написала «актуальное», тьфу-тьфу-тьфу), писать словесный портрет года, уточнять картину мира, как бы снабжая стрекозу новейшей лингвокультурной навигацией.

Если бы в ответ стрекоза мигом впитала все находки словогодников, она бы сошла с ума: кругом надувалово и упорные аллюзии на споры о путях развития России времен молодого Пушкина, взрослого Тургенева или зрелого Достоевского. И глас сверху: все пройдет как с белых яблонь стабилизец; флешмоб я не голосовал за этих сволочей, я голосовал за других сволочей перестанет походить на парад физкультурников, а в глянцевый фантик краудсорсинга не будет завернута слоновья доза лести народлу.

Роскошное народло, будь моя воля, я уже сейчас вывела бы в лидеры среди неологизмов: кажется, еще никогда цинизмометр у взрослых так не зашкаливал. (Тебе, по задумке, был уготован социальный лифт. Садись. Застрял? Заело не в тебе, малышок, заело в биокремле. Пойдем! ОккупайАбай!) Это выше отметки просто быдла и архаичной капли раба, ныне выдавливаемой через винтинг и мимимитинг. По семантическому градусу народло переплюнуло и ленингит, и белосотенцов, и фальшебников, и Сырьевековье, и пропаганки. Кажется, что общество окривело на оба глаза, до астигматического и безысходного деления на пусенек и кощунниц. Куда еще…

Седативное: слова, связанные с медиатехнологиями (очаровательный сисадминистан и вполне предсказуемые 3D-принтеры). Но их будущее вряд ли волнует публику, в том числе юную, так же болезненно, как арестократы. Широко шагает кибертоталитаризм по царству маргиналитета. А журнаглист – что тут скажешь, – он наследует известным журналюгам. Но куда ему до борзописца-репортеришки!

Иногда я воспринимаю поток находок как хоровое бормотанье, где одновременно можно ругать СМИ, участвуя в «революции норковых шуб» или отказываясь быть «сетевым Герценом», иронизируя над социальным лифтингом или требуя права на социальное юродство. Уникальное зеркало, где амальгама выгуглена, и вот вам русским по белому результат; ежели с единовбросами изрядно накосячено, то все кругом, понятно, полицейщина, и ладно бы революционорками обошлось, так андердог тявкает на анчоуса, пишет в бандерблоги, ни разу не взлайкав (секса опять нет) блогиню, пока по скверам, возлюбив Абая, гуляют внесистемщики, примагниченные к мордокнижке. Искрит между интропоэзией и сурпропом, а для многих вся российская власть – высурковскаяпропаганда, а «Холуево – это уже глагол». Наш интеллектуал, как правило, чувствует себя интеллигентом, а «это, Мишка, значит», что коррупогенез и коррусель окажутся в поле его внимания непременно вкупе со святобесием как реакцией на панк-молебен, шоу в спецхраме. И все чаще боюсь, что призывать наших умных взрослых к консенсусу – это все равно, что предложить деньги Перельману. Желаю поговорить о гендероциде с интернетянами.

…Портрет 2012 года еще в работе. Храмы шаговой доступности вкупе с электронной демократией раскрепощенных партий-пятисоток, устойчивый откатизм в экономике, чужебесие и доставшие всех синие ведерки, буквально взорвавшие блогосферу курьезные часы патриарха – это управляемый апокалипсис… Горячие головы! Но греет душу надежда: вдруг все-таки победит любовь. Вдруг родится спокойная общая дружба – и не ради кухонного стеба, ныне вынесенного в публичное пространство, а чтобы всем захотелось понормальнеть. И пока новые рассерженные осуждают нерукопожатное поведение тех, кто на дух не выносит креативный класс, хочется предупредить любителей братства кольца, что профессионалы пишут ОМОНимами, и не стоит слишком усердно мериться митингами. На обочине еле-еле удерживаются гламурненькие гриль–девочки, пронзенные инфомкой. Даже ванильки к лету потерялись, а хомячки завидно живучи. И клевета подоспела. Там и до электронного занавеса рукой подать. Всуецид какой-то. И трагический Крымск. Жителям которого губернатор разрешил до ноября не платить за воду.

Трудновоспитуемая стрекоза с фасетчатыми глазами, то есть мировое русскоязычное сообщество, в лучшем случае примет результаты голосования в конкурсе «Слово года» к сведению, а говорить и писать станет словами, которые подвернутся под руку в трудную лексико-семантическую минуту. Пусть. Это и есть воязыковление.

А летом, дружище авторствующий субъект, лучше не павлиниться. Чтобы от событийного туризма не было когнитивного диссонанса. Давайте изучать такие языки, как разные. Чтобы не пришлось опять выступать «за честные выборы».

One Response to “ЕЛЕНА ЧЕРНИКОВА ● МАКРОБЫ НА РАДУСНИКЕ ● ЭССЕ”

1. Сужарев Валерий says:

   February 16, 2013 at 11:09 pm

   Интересный материал,прочёл не отрываясь

   Reply