RSS RSS

ГАРИ ЛАЙТ ● МЫ ИЗ ПРОШЛОГО ВЕКА ● СТИХИ

MЫ ИЗ ПРОШЛОГО ВЕКА … АРТ ДЕКО

Мы из прошлого века,
был каверзным канувший век –
там такое творилось
при полном крушении истин,
но в районах арт деко
всегда жил чудак-человек
ему светлое снилось
он кофе варил, и записывал мысли.

Мостовые Варшавы, Харбина,
ещё не советской Литвы,
он исхаживал в сумерки,
веря, что всё обойдётся,
но уже запускались турбины,
уже обращенья на «вы»,
как ношенье туники
было не тем, что живётся.

Приходила она в аромате французском
и ставила чай
в тонких пальцах её
танцевали мундштук с сигаретой
её талии узкой
под музыку он невзначай
так несмело касался
в последнее мирное лето.

А наутро он очень смущался –
она у окна
не одевшись стояла
и кольца вершила из дыма.
Там никто не прощался –
за месяц исчезла страна,
их обоих не стало —
но он встретил вечность любимым.

Мы – второй половины,
иные совсем существа,
но с клеймом двух «ежей» —
так в истории век обозначен,
мы застали бобины—
в них Гамлет озвучил слова
и они до сегодняшних дней,
из компьютерных недр облегчают задачу.

Увезённые в Штаты,
и те кто остались взрослеть
на Арбате, в  Бат Яме,
и Лаврой хранимом Печерске –
одинаковы даты,
ни там их, ни здесь не стереть,
есть арт деко экзамен,
порой он сдаётся по-чешски…

И читая новеллу,  в которой негласно о том
как он кофе варил,
как записывал сны,
где живут её тело и голос
мы из прошлого века – как нам его почерк знаком
в гуще взгляд его стыл
а, она, со спины
как была, без одежды, ушедшая в хронос.

Мы и в прошлом-то веке
так рьяно бросали курить,
но дойдя до того, как она у окна…
Тут и спичек не нужно
пульс пробился на веке,
сквозь пальцы вниз канула нить,
её нет в Интернете – и снах
где понятие почерка чуждо.

Мы из прошлого века,
и те кто родятся у нас,
эти строки читая  с улыбкой,
тая снисхожденье,
оказавшись однажды в районе арт деко,
измерив фасады на глаз
станут внутренне-зыбки
не в силах  постичь наважденья.

ПЕРЕХОД ДЕКАБРЕЙ В ЯНВАРИ

Переход декабрей в январи
— созерцанье невидимых нитей,
филигранность вращений земли
происходит согласно наитью…
Предсказуемость сходит на нет
в промежутке вершения истин,
в ней, ещё не накинувшей плед, –
возглас самой талантливой кисти –
синих сумерек треснувший мир,
тени символов свёл воедино,
и любой совершенный сапфир
не дотянет до этой вершины…
Облака отражающий снег,
словно книга волшебных сияний, –
так за гранью опущенных век
повторяются строфы желаний.
Откровения светлой зимы
двух больших городов так похожи
переход наблюдавшие мы —
словно тени застыли в прихожей…
Переход декабрей в январи-
это муки почти родовые –
напиши, зарифмуй, подбери
под размер не решённый доныне,
и потом, в ретроспекции, там
в смежных залах Москвы и Парижа,
переход декабрей к январям…
Осязаю, приемлю и вижу

МЕДИТАЦИЯ

Когда уместно только ремесло,
а на стихи –  какие-то мгновенья,
то всё, увы, зависит от уменья
искать янтарь в песке рутинных слов.

Когда от боли кругом голова,
а от любви шарахаются строки,
то возникает образ волоокий
пришедший в завтра из печального вчера.
И этот образ открывает лабиринт,
где неуместность неумением чревата,
но в лабиринте не затравят супостата,
напротив, образ – боли утолит.
И необыденная, сладостная дрожь
коснётся кожи, что томится под одеждой,
пребудет ветер с океана светло-свежий,
сверкнув на солнце, влагой станет ложь,
пролившись на невидимый песок,
метаморфоза не послужит наказаньем,
перебродив, свершится в назиданье,
и будет луч непредсказуем и высок.

И лишь тогда отхлынет суета,
простые рифмы, зазвучат в иных значеньях,
родится музыка понятия стечений,
словно младенцем разрешилась немота….
Необратимость этих перемен
предсказана, и предана бумаге
как отраженье уличенной влаги –
сукровицы необретенных стен.

Тот прежний образ в преломлении луча
останется надолго в подсознаньи,
и на плацдарм ушедшее желанье
внезапной явью станет невзначай.

СОЛО ДЛЯ УТРЕННЕГО СНЕГА

В реальном времени шедевр
написан может быть едва-ли,
как вдохновение придти
не может из небытия,
но есть единственный пример,
где этот принцип обтекаем –
когда на за окнами плывёт
последний возглас декабря.

Проснётся женщина – её
еще подкрашены ресницы,
и тушь не смытая вчера
очертит полу-круг судьбы…
…Сверкнут нездешним хрусталём
потоки неземных амбиций,
когда седые вечера
сулили правила игры.

Здесь всё иначе.  Принял взгляд
воды соитие и неба,
возникли хлопья белизны,
небесных чисел кружева,
как ей к лицу такой наряд –
в нём нет излишества победы,
снег, становящийся иным,
не облекается в слова.

* * *

«Все Божьи дети  могут танцевать…»
                              Харуки Мураками
                     

Lincoln Park – Highland Park –
это сорок минут по осенней дороге,
кольцевой, огибающей, резкой –
как будто танцующей сальсу,
в веренице таких же,
похожих на сон Дон Хуана  индейцев в пироге,
что никак несозвучны
игравшей судьбою мелодии вальса…
Из летящих машин повсеместно и дерзко
– звучание самбы
духовым ноябрём
в гулком такте дождя по стеклу ветровому
Never mind the wait,
just acknowledge the wind and a cookie would crumble
А в любом переводе
корёжится смысл и звучит по-другому…
Не поэтому ли
на спидометр фосфором ладятся цифры,
чтобы знали лимит те,
кто прочь сметены элементами танго
simply ponder the thought,
and acknowledge the wind even if so briefly —
и вперёд в глубину,
доверяя дыхания ритм тишине акваланга.
Highland Park –Lincoln Park —
тот же самый маршрут, но заметно короче,
все мелодии просто ушли в никуда,
и ворвался Высоцкий,
он накрыл небоскрёбы
хрипящим стихом исчезающей ночи
и грунтованный воздух 
отвадил беду захватив  перекрёстки

СОНЕТ КОМПОЗИЦИИ И ЦВЕТА
                                               
                                        А. Б.

Ваш выбор композиции и цвета
благоволит гармонии начала,
оттенок исключает силуэты,
что критика нередко отмечала.
У совпадений – не бывает состояний,
предназначения ниспосланы во благо,
совсем не нужен север для сияний –
перечитайте «Доктора Живаго»…
В арбатских сумерках бытуют сновиденья
недовершённые в эскизах подсознанья,
когда в окно вплывает вдохновенье
во след всегда летит очарованье…
Ваш выбор композиции и цвета
и лёг в основу этого сонета.

РОЖДЕНИЕ МАНХЭТТЕНСКОГО ДНЯ

Как благодатны медленные дни,
когда туман и облака обнявшись крепко
вовсю причастны к ремеслу воздушной лепки,
а сам Нью-Йорк — лишь матрица у них.

Ещё не хоженый, не езженный асфальт
истомы не скрывая ранним утром
клубится паром, облекаясь перламутром,
в Центральном парке саксофону вторит альт.

Всех тех, кто этим утром предпочёл
любви рассветной, место в пейзаже,
небесный зодчий элементами уважив
увы, причастными к мистерии не счёл.

Такие пасмурно-талантливые дни
скорее исключение из правил
ваятель их намеренно оставил,
в процессе лепки — наваждению сродни.

***

Мокрый снег… После Нового года
дня четыре уже отсчитались,
век — юнец, оттого и погода
куролесит, нисколько не каясь.
В эти дни Мичиган как Солярис –
и дыханьем, и цветом, но только
у Тарковского всё-же расстались,
а в римейке — постольку-посколько…
В межсезоньи погрязший декабрь
в ретроспекции кажется нервным,
но и в нём, как судьбы дирижабль
ночь с тридцатого на тридцать первое…
Вряд ли сбудутся предначертанья —
звук подков об асфальт Линкольн-парка,
а из искренних всех пожеланий —
чтоб свеча не казалась огарком.
Январи по призванью — начала
либо избранных тем продолженья,
испокон их зима заметала
светло-снежными днями рождений.

     ***

Июльский вечер. Патриаршие пруды.
Крылов, опешивший от бурных изменений,
витиеватый монолог местоимений,
окурок, не доставший до воды.
Какой загадочный вершился разговор
о судьбоносности Москвы конца столетья
двух граждан США тридцатилетних —
полёт истории и мистики укор.

Желая символизма избежать,
минуя тень скамейки знаменитой,
не замечая в ней повадки неизжитой,
он продолжал её в обратном убеждать:
что всё произошедшее вчера,
в квартире за углом на Малой Бронной,
не что иное, как брожение гормонов,
Москве присущая извечная игра.

Она была почти убеждена,
но за чертой означенного стажа,
осознавала – происходит кража,
и в роли жертвы вновь окажется она.
А он уже цитировал строку,
сорвавшуюся раз у Пастернака,
не замечая опустившегося мрака,
и в нём фигуру с древней шпагой на боку.
К тому же, в тусклом свете фонарей
та, что была с ним, не отбрасывала тени…
В стране прогресса всевозможных неврастений
он вдруг умолк и повернулся к ней.
Oна, с трудом выдерживая взгляд,
вернула сумерки из тьмы на Патриарших,
увы, она ничуть не стала старше,
прощая его третий век подряд.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Гари Лайт

Родился в Киеве в 1967 году. С 1980 года живёт в США. По профессии – адвокат. Окончил Нортвестернский университет, затем юридическую магистратуру Chicago Kent. Автор семи поэтических сборников: «Верь», Москва, 1992; «Voir Dire», Санкт- Петербург, 1993; «Треть», Philadelphia, 1995; «Город», совместно с Мариной Гарбер, Киев,1997; «Возвращения», Киев, 2002, 2005; «Lake Effect», Киев, 2012, «Траектории», New York, 2012–2013. В 1998 году принят в Союз Писателей Москвы. Участник Антологий «Строфы Века-2», а также «Киев. Русская поэзия. ХХ век»". Стихи опубликованы в российской, украинской и зарубежной, литературной периодике. Творческие вечера автора проходят в городах Северной Америки, Украины и России.

Оставьте комментарий