RSS RSS

Сергей СКОРЫЙ ● Я – рядовой в ЖэДэ войсках ● Отрывки из повести.

Страстная любовь рядового Медведева

И дернул же чёрт оказаться «гусаку»* Лёшке Медведеву в доме старшины сверхсрочной службы Пилипчука и встретиться с его женой Аурикой… Впрочем, чёрт здесь, конечно, ни причём… Просто Пилипчук купил что-то новое из мебели, а кому ж быть грузчиками у старших по званию, как не молодым солдатам? Вот и попал Лёшка в число нескольких воинов для осуществления погрузочно-разгрузочных работ.

Пилипчук – обрусевший украинец, был ещё тем перцем! Занимал должность заведующего вещевым складом в части, крепко «сидел на армейском барахле», офицеры зачастую перед ним «шапку ломали»… Привык старшина к уважению… Одним словом, «катался» он в службе, как вареник в сметане… Вот и жену себе завёл не какую-нибудь там, из местных… А яркую, статную, черноволосую молдаванку. Глаза – как спелые вишни. Одно – загляденье! Правда, как по мне, излишне худощавую… Но тут уж – дело вкуса! Аурику, младшую его лет на пять, старшина всячески баловал…

Пилипчуков в батальоне недолюбливали: офицеры за то, что приходилось им иногда заискивать пред старшиной при получении качественного обмундирования, их жёны за то, что Аурика щеголяла часто в обновках, более дорогих и ярких, чем ей это полагалось «по чину»…

…Лёшка Медведев – деревенский парень, медлительный, несколько тугодум, физически крепкий, с круглой большой головой, со светлыми, почти белыми волосами. О таких часто говорят – белобрысый. Удивительными были глаза у Лёшки – пронзительно синие… Цвели они в его лице, как васильки в поле. И ещё улыбка. Какая-то наивная, обезоруживающая. Когда он улыбался, не портили Лёшку даже нехорошие зубы, со щербинкой. Пребывая в положении «гуся», претерпел рядовой Медведев по полной программе все «стариковские» безобразия, но не озлобился, не замкнулся в себе, в отличие от некоторых «молодых». Любопытно, что когда в нашей среде возникали какие-либо разговоры о женщинах, любовных делах (что вполне, естественно, для мужского коллектива), Лёшка старался их избегать, либо краснел при этом.

…Держась двумя руками за нижнюю часть нового приобретения старшины – полированного платяного шкафа и согнув спину, рядовой Медведев медленно поднимался по ступенькам к открытой двери в дом. И вдруг внезапно на уровне его глаз оказались высоко оголённые женские ноги… А когда он поднял выше голову, увидел глаза Аурики, такие тёмные, как спелые вишни… И будто что-то произошло в этот момент между ними… Будто возникла вот та самая невидимая связь, основу которой составляет всепоглощающую страсть, совершенно не подчиняющаяся здравому рассудку и вовсе неведомая ранее рядовому Медведеву…

И случилось то, что должно было случиться… Стал «гусак» Лёшка призываться в дом Пилипчуков то самим старшиной для выполнения каких-либо мелких ремонтных работ (замечу, что у военнослужащего Медведева руки росли откуда надо!), то его двадцативосьмилетней женой, в отсутствие супруга. А надо сказать, что Пилипчук по делам службы нередко уезжал из части… Детей у старшины не было, и Медведев, как только мог, скрашивал эпизодическое одиночество Аурики…

Лёшка расцвёл на глазах, да и слегка откормился на домашних старшинских харчах… Вскоре во взводе стало известно о его любви. Да, что там во взводе! Похоже, об этом знали все в батальоне, кроме, разумеется, мужа, старшины … А как же по-иному, если рядовой Медведев частенько вечерами, почти открыто, отправлялся к дому, где жили Пилипчуки… И всем становилось понятно: старшины дома нет! Дошло до того, что Лёшка иногда оставался ночевать у Аурики… Понятное дело: такое долго продолжаться не могло, хотя и длилось с полгода!

Старшине никто ничего не сообщал. Рядовой и офицерский состав, похоже, с любопытством, а кое-кто и со злорадством, наблюдал за развитием событий…Развязка была банальной, но вполне житейской. Как-то старшина ранее запланированного срока вернулся под утро домой, где и застал на супружеском ложе утомлённых любовников…

…И грянул скандал… Рогоносец-Пилипчук, лютуя, бил красавицу-жену кожаным армейским ремнём и гонял её по офицерскому «городку», обзывая самыми последними словами… Что до рядового Медведева, то старшина грозился пристрелить Лёшку из пистолета… Но все в батальоне знали, что это – лишь трёп, поскольку никакого пистолета у старшины не было… А физически справиться с крепким Медведевым ему было явно не по силам… Лёшка на все вопросы твердил, насупившись, одно и тоже: дескать, любит он Аурику и, когда «дембельнётся», женится на ней.

Со временем страсти в семье Пилипчуков как-то утихли сами по себе. А жена старшины стала отказывать Лёшке во внимании – будто и не знала его вовсе! Но с той поры никто из командирского состава не приглашал рядового Алексея Медведева для переноски мебели или осуществления мелких ремонтных работ…

«Киллер» для «штабных»

Нет, определённо не складывалась служебная карьера у командира роты Ш…го железнодорожного батальона старшего лейтенанта Владимира Рысакова. И с чёго бы это? Вроде и военное училище окончил достойно и со спортом дружил, как-никак – мастер спорта СССР по лыжам. Да и собой – видный мужик, ведь не случайно нашёл себе вполне приятную «половину» Ларису! А вот что-то не «клеилось» у него со службой – и всё тут… Непонятно… А, впрочем, может, эти негоразды связаны были с излишней прямотой старлея? Там, где иногда следовало бы промолчать или ещё лучше – сделать вид, что не заметил, он напротив – «резал правду-матку»… Понятное дело, более старшим по званию, эта правота была, как кость в горле, а потому «штабные» – как величал их с презрением ротный – всячески задерживали его продвижение по службе. Давно уже офицеры, что вместе с ним окончили училище, стали капитанами и подумывали о майорстве, а Владимир всё хаживал с тремя звёздочками на погонах старшего лейтенанта. Успешные друзья-служивые стали посматривать на него свысока, как на неудачника, а Лариса, во всех отношениях приятная «половина», начала назойливо «пилить» его, особенно в дни получения зарплаты. То ли денег ей на «жизнь» не хватало, то ли наряды иных офицерских жён не давали покоя… И заболел в этой непростой жизненной ситуации спортивный и видный собой старлей Рысаков извечной и тяжёлой российской болезнью. То бишь – начал он принимать злостное зелие безо всякой должной меры… Как и следовало ожидать, преданная офицерская жена через несколько месяцев, упаковав чемоданы, уехала куда-то к маме. Владимир был избавлен от ежедневного нытья по поводу нехватки денег и, соответственно, получил неограниченные возможности коротать долгие вечера в опустевшей квартире на пару с бутылкой…

Ко времени нашего появления в славном Ш…ом батальоне Рысаков уже имел устойчивую славу офицера-неудачника и выпивохи. Но вот, что любопытно: ротного, которого не жаловали «штабные» и недолюбливали армейские коллеги, уважали солдаты. Может, именно за справедливость – основу всех его бед и человечность. Правда, надо сказать, что ротой серьёзно старлей не занимался, отдав, по, сути, все свои полномочия старшине – истинному служаке, прекрасно находившему общий язык со «стариками». Старшину, как раз, не уважали, но побаивались. Особенно – молодые солдаты. Крут и скор был на расправу Иван Иваныч.

Иногда вечером, основательно, «приняв на грудь», Рысаков являлся в казарму. Её уже к этому времени построили, и у нас, наконец, появились человеческие условия проживания. Сев к кому-нибудь на койку, он начинал задушевные беседы с «сынками», как он нас величал… В разговорах ротный во всю проклинал «штабных», поломавших ему служебную карьеру и жизнь. Их он ненавидел люто… Они ему, судя по всему, отвечали тем же, постоянно творя различные гадости…

И вот однажды часов в 10 вечера, пережив днём очередную «каку» со стороны штабных офицеров, ворвался в казарму старлей Рысаков. Был он основательно пьян, с горящими глазами, расстегнутым воротом и карманами, набитыми боевыми патронами. Где он их взял, было совершенно не понятно. Дежурным по роте был сержант нашего призыва, «фазан» Васин. – Сержант, слушай мою команду! – орал Рысаков. – Открывай, «оружейку» и «калаш» мне – быстро! Всех «сук штабных» сейчас «завалю», на хер! – Что стоишь? Перед тобой – командир роты! Я приказываю! – Он был явно не в себе и в великом бешенстве…

Дежурный по роте сержант Васин растерялся: с одной стороны – приказ командира, который следует по уставу выполнять, с другой – реальная перспектива «великой бойни» в батальоне, если в руках пьяного и безумно озлобленного офицера окажется автомат Калашникова… Как бы ты поступил в этой нестандартной ситуации, требующей быстрого решения, мой уважаемый читатель? Сержант Васин поступил мудро: он просто сбежал с ключами от оружейной комнаты на некоторое время из казармы, а заодно и с глаз буйного во хмелю, решившегося на расправу со «штабными» Рысакова… Ротный, вдоволь поматерившись и поорав, приткнулся на койке в углу казармы и вскоре захрапел…

Поутру все делали вид, что ничего не произошло. Но… всё же нашлась «добрая» душа и «настучала» руководству батальона, вероятно, рассчитывая на внеочередной отпуск на родину. Через некоторое время старшего лейтенант Рысакова сослали от греха подальше – на строительство железной дороги во Владимирскую область, с понижением, на должность командира взвода. Там и пришлось мне с ним вновь встретиться, но об этом иной рассказ. А я, вспоминая тот армейский вечер 1971 года, размышляю, сколько же патронов было в карманах ротного? В том, что он их применил бы по назначению, сомнений у меня, разумеется, нет…

Служака Бырак

После «ссылки» Рысакова на трассу, появился у нас новый ротный – капитан Бырак. Не знаю, как относилось к нему командование батальона, но у рядового состава, буквально с первых дней, приобрёл он устойчивую неприязнь. Да и было от чего! И дело, конечно, здесь не только во внешности ротного, хотя она отличалась выразительностью. Был Бырак невысокого роста, плотненький весь, с круглой головой, сидящей на короткой шее, и каким-то крысиным, вечно недовольным выражением лица. Казалось, что он всё время что-то высматривает, вынюхивает…

При этом пытался выглядеть щеголевато: сапожки у него – «гармоникой», фуражка ловко сидела на макушке. Как многие мужчины небольшого роста, бесконечно страдал комплексом Наполеона. Довольно быстро став капитаном, спал и видел Бырак на себе майорские погоны. Родом он был откуда-то с Западной Украины…

Приняв роту, строго пообещал, что выведет он наше отсталое, по его мнению, подразделение в передовые по всем показателям. Думаю, что заявил это не только нам, но в первую очередь – штабным начальникам…

И началось… Комроты, очевидно, забыв, что попал не в строевую часть, а в техническую роту ЖДВ, пытался вовсю «закручивать гайки». То он морил нас вполне полковой шагистикой, то пытался устраивать подъём всей роте в 6-00… «Старики» и «фазаны» матерились и как только могли саботировали его начинания… Помнится, даже старшине Иван Иванычу жаловались (а он «старичков» понимал), дескать, пусть уймётся не в меру разошедшийся капитан, а то ведь и несчастный случай может произойти в технической роте…

Как сейчас помню, выстраивает поутру Бырак роту, ходит молодцевато вдоль строя, зыркает на служивых, а потом произносит свою коронную фразу: – Ну, щё, хлопци, сапогы почыстылы? Ну, тоди – упэрэд!

И мы отправлялись по объектам…

У нас была пара «стариков», хорошо имитирующих голос Бырака. Иногда он рот ещё не успевал открыть, а из второго ряда шеренги уже неслась фраза: – Ну, щё, хлопци, сапогы почыстылы? Капитан безмерно бесился, но имитаторы оставались неуловимыми…

С ротным у меня случилось прямое и довольно забавное столкновение. Был я в ту пору уже «фазаном», отслужил более года, а потому иногда, как и иные старослужащие, позволял себе самовольные отлучки с территории части, то есть «самоволки»… Возвращаюсь как-то поздним вечером из «самоволки», в меру пьяненьким. И чёрт же меня дёрнул – нет, чтобы войти в казарму через дверь, как все нормальные служивые, так нет – влез я в умывальную комнату казармы через окно… А тут и Бырак! – Стой! – кричит. – Где шлялся, самовольщик? И что-то ещё нехорошее сказал по поводу моих ближайших родственников. Промолчи я в этот момент или повинись, как полагается, может, всё бы и ограничилось какими-то там нарядами вне очереди… Но…гордый статус «фазана» и хмель ударили в голову, и ответил я ротному очень некрасивыми и, наверное, обидными словами… Он аж взвился! Схватил меня за ухо, стал орать, что сгноит на «губе» (то есть гауптвахте) и потащил в сторону этого батальонного заведения. Я же при этом, напевал ему замечательную строчку Высоцкого «… капитан, никогда ты не будешь майором!», что бесило комроты ещё больше…

Эх, не знал Бырак, какую услугу он мне оказывает, дав своей волей 10 суток ареста! Дело в том, что в это время на «губу» угодили повара моего призыва. Охранял же «губарей» взвод охраны, в котором основной состав также почти все – «фазаны» и несколько «стариков». Но и это ещё не всё! Командир взвода охраны, старшина сверхсрочной службы, был в это время в отпуске. Замещал его старший сержант Лёня Ячаров, хорошо знакомый мне «фазан», родом из Ростова. Нет, это была не «губа»! Это был, скорее – санаторий… Молодые повара снабжали своих старших товарищей достойной пищей из столовой, и понятное дело ею делились с нами наши «годки»… Разумеется, никто ни на какие работы нас не водил… Проводили мы время в сибаритстве: игре в карты, трёпе за жизнь, покуривании и даже попивании и в других не менее замечательных занятиях…

Да, это было единственное за всю мою армейскую службу пребывание на «губе», но какое приятное… Две татуировки, сделанные местным батальонным умельцем, тоже сидевшим в эти дни на гауптвахте, остались вещественным напоминанием об этом «позорном» факте моей биографии «на всю оставшуюся жизнь»…

Через 10 дней явился Бырак – забирать меня в роту. На вопрос «Ну, что, мозги тебе здесь вправили», я ответил совершенно неожиданным для капитана заявлением, что не против – посидеть ещё суток десять на «губе». Ротный был невероятно озадачен и даже, похоже, расстроен… Впоследствии он изыскал повод отправить меня в подразделение путейцев, строящих железнодорожную трассу в районе деревни Д…но Владимирской области.

Взводный токсикоман Игорь

– Что за новобранец пошёл, одна пьянь! – почти с возмущением молвил старший лейтенант Рысаков и точным движением пальца отбросил далеко окурок «Стюардессы»… Оказавшись на строительстве трассы, в ситуации на порядок хуже, чем была в Ш…ом железнодорожном батальоне, да ещё на должности всего лишь командира взвода, мой бывший ротный, как это не покажется странным, вовсе не ударился в пьянство, хотя для этого были все условия. Напротив, основательно притормозил этот процесс. Нет, трезвенником он, конечно, не стал, но «принимал на грудь» теперь реже и умереннее. А потому и высказывал старлей возмущённое мнение по поводу нового пополнения, в основном из Московской области. Более половины его были основательные алкаши, и это при возрасте 18 лет… Да, если бы только алкоголики…

По удивительному стечению обстоятельств Рысаков оказался командиром взвода путейцев, в который прибыл и я из Ш…го батальона, попав в немилость к новому командиру роты капитану Быраку. – Сынок, и ты здесь? – удивился, увидев меня, старлей. – Стало быть, вместе служить будем…

Молодое пополнение распределили по взводам нашей роты, входившей в состав батальона путейцев – доблестных строителей железнодорожной трассы. О них ходила поговорка: «На трассе либо здоровым станешь, либо загнёшься». Действительно, работа там – скажу я вам без всякого преувеличения – была чрезвычайно тяжёлой.

Именно на трассе мы поняли по-настоящему суть эмблемы ЖДВ СА. Крылья – символизировали скоростные возможности железнодорожного транспорта. Якорь свидетельствовал о наличии в войсках специальных подразделений – понтонёров и мостовиков, строящих мосты стационарные и понтонные через водные преграды. Ну, а молот и разводной ключ – указывали на основные ручные орудия труда путейцев.

…В наш взвод, а точнее – палатку попал некто Игорь, москвич, белобрысый парень со слегка навыкате светлыми глазами. Нагловат он был не в меру. С самого начала стал изображать бывалого «чувака», к месту и не к месту подчёркивая своё московское местожительство. «Старикам» и «фазанам» это не понравилось. А следует сказать, что старослужащие нашего призыва, по сравнению с предшественниками, отличались более мягким нравом. Особенно возмутило «старичков», что однажды, в конце рабочего дня, когда они намеривались «законно» пойти пить брагу в ближайшую деревню, за ними увязался «гусь» Игорь… Его, разумеется, прогнали, слегка поколотив в воспитательных целях…

Особенно любил молодой солдат рассказывать, как на гражданке он «гонял колёса», т.е. токсикоманил, принимая те или иные таблетки, содержащие наркотические средства. – Понимаешь – войдя в раж, вещал он – «загонишь», бывало, несколько «колёс» подряд – кодеина или, к примеру, кофеина и ждёшь «прихода»… Кайф – скажу вам – ещё тот! Я бы и здесь не против «колёса погонять», так, где ж их возьмёшь, не Москва ведь! – пренебрежительно заканчивал он…

Москвич до такой степени надоел всем в палатке своими рассказами, что возникла идея «помочь» «гусю»-токсикоману. Как-то вечером один из «фазанов» одессит Яша сообщил прилюдно Игорю, что, если тот действительно желает «заторчать», он поможет ему «сделать счастье». Дескать, в санчасти «годки» работают, и большой проблемы достать кодеин и кофеин – не будет. – Ты чо, без булды? – аж взвился тот. – Так я ж – с великой радостью!

… В санчасти действительно работали ребята нашего призыва, в том числе – одесситы. Яше не составило никакого труда попросить земляков «привести в порядок» десятка полтора таблеток надёжного слабительного – пургена. Им придали внешний вид кодеина и кофеина и поместили в соответствующие упаковки…

С торжественным выражением на лице Яша появился в палатке. – Держи, Игорёк, вот тебе «колёса»! – Ну, даёшь, ну, молоток! – прочитав, надписи на упаковках, восхитился тот.

– А теперь, «народ», гляди, сейчас «приход» начнётся – «заторчу»! – и взводный токсикоман проглотил несколько таблеток… «Народ» глядел во все глаза…

«Старички» пошептались между собой и послали одного молодого воина подпереть входную дверь с обратной стороны лопатой с крепким черенком и дежурить там, не давая никому войти…

– Смотри, как зрачки у меня расширяются! – между тем вещал Игорь.

– Ничего не расширяются – с сомнением произнёс кто-то из служивых! – Наверное, доза малая! – Ничего – дело поправимое! – со знанием дела произнёс наш токсикоман и «загнал» ещё три или четыре «колеса»…

«Прихода» всё не было! Но вдруг он двумя руками схватился за низ живота и согнулся в три погибели… Затем резко бросился на выход из палатки… Но все попытки открыть деревянную дверь ни к чему не приводили: её надёжно зафиксировали с той стороны…

– Сволочи, суки! – верещал Игорь, катаясь по полу. – Откройте двери! «Народ» развлекался чрезвычайно, наперебой спрашивая у взводного токсикомана – хорош ли «приход»?… Наконец сжалились… Пулей промчался обезумевший служивый в сторону батальоного нужника… Кое-кто из нашей палатки – за ним… – Ну, что «торчишь», «гусь»? – ехидно вопрошали «старички», заглядывая в туалет…

Игорь «торчал» несколько часов…

Позже, придя в должную форму, добился наш токсикоман перехода в иной взвод: слишком уж донимали его сослуживцы «приятными» воспоминаниями…

Роковое совпадение

Это же надо, как иногда сочетание фамилий, скажем, двух индивидуумов, сулит одному из их владельцев определённую неприятность!

Вот и в этой армейской истории, свидетелем которой я был, произошло их роковое совпадение…

Ходил я тогда уже в «стариках», отслужив в славных ЖДВ СА более полутора года… Собственно говоря, в этот период была у меня уже не то чтобы служба, а скорее, работа – корреспондентом в дивизионной газете.

Редакция газеты располагалась на территории железнодорожной бригады, дислоцирующейся в славном городе М-ме, что на Оке. Местом моего жительства являлась казарма штабной роты. Подчинялся я исключительно редактору газеты, майору Х-ну, человеку умному и справедливому… По армейским представлениям, был в положении более чем привилегированном. Конечно, мне приходилось много ездить по строящейся трассе, бывать в различных подразделениях, писать о строительных подвигах созидателей железных дорог страны…

Командовал железнодорожной бригадой комбриг полковник Босый. Крупный, крепкий мужчина лет за 50, с грубоватым, но выразительным лицом, зычным командирским басом. Внешне он очень был схож с популярным ныне российским киноактёром Михаилом Пореченковым, впечатляюще представившим на экране тип современного офицера. Полковник был не в меру строг, и, хотя его называли в «народе» – «Батя», боялись все поголовно. Этим он существенно отличался от подполковника Алексеева, начальника политотдела бригады, с пониманием относящегося к солдатам, за что последнего уважали и любили.

Автомашиной, на которой передвигался комбриг по территории части, и особенно за её пределами, был небольшой «газик» (или «козёл – как его величали в народе). Летом, естественно он был открытым, т.е. имел вид, вполне напоминающий американские джипы периода Второй мировой войны, зимой же покрывался брезентовым верхом.

Босый часто менял водителей, которые по тем или иным причинам переставали его устраивать.

И вот как раз в период моего пребывания в бригаде, у полковника появился новый водитель – ефрейтор Пётр Дикий. Судя по всему, был он шофёр – отменный, так как перевели его в штабную роту бригады из какого-то иного подразделения, специально по приказу Босого, узнавшего о водительских способностях ефрейтора. А ездил Петя действительно прекрасно: что скорость быстро набрать, что поворот резкий сделать или внезапно затормозить именно там, где надо. Он был чрезвычайно доволен службой и гордился тем, что возит самого «Батю». За «газиком» ухаживал, словно влюблённый за девушкой. Разумеется, иные шофёры бригады, жившие в штабной роте, завидовали ефрейтору и не только белой завистью…

И вот однажды, когда Пётр гордо вёз начальника территорией части по направлению к воротам, какой-то негодяй (думаю, из завистников-водителей), высунувшийся из-за угла одного из помещений, во всё горло заорал: – Гляди, «народ», Дикий Босого повёз!

…Так настал конец армейской водительской карьеры ефрейтора Пети Дикого. Комбриг Босый, очевидно, был наповал сражён неожиданно осознанным неблагозвучным сочетанием двух фамилий…

Вскоре Пётр уехал служить в иное подразделение, а через несколько дней его койку занял новый водитель полковника Босого – рядовой Кузнецов.


* «Гусь», «гусак», «фазан», «старик» – элементы неформальной классификации военнослужащих в рядах Железнодорожных войск Советской Армии (далее – ЖДВ СА) в 1970-х годах.

image_printПросмотр для печати
avatar

Об Авторе: Сергей Скорый

Сергей Скорый родился в Крыму. Там же окончил школу, политехникум, Таврический национальный университет. Поэт. Стихи издавались в ряде коллективных сборников, альманахов, а также журналах «Брега Тавриды»", «Чёрное море», «Лава», «Искатель» (Украина), «Россияне», «Молодая гвардия», «Южная звезда» (Россия), «Наше поколение» (Молдова). Автор 4-х поэтических книг: «Кленовый звон» (Киев, 2004), «Ретроспектива» (Симферополь: Таврия, 2006), «Ностальгия» (Полтава, 2008), «Предвечернее» (Симферополь: Таврия, 2010). Лауреат Международного поэтического фестиваля «Алые паруса» (Феодосия, 2012), дипломант Пятого Международного литературного фестиваля «Чеховская осень» (Ялта, 2012). Пробует себя в публицистике, прозе, переводе, литературной критике: журналы «Древний мир»,, «Радуга», «Склянка Часу», «Искатель» (Украина), «Знание – сила» (Россия), еженедельник «Обзор» (США). Член Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной Республики Крым, Союза русских писателей Восточного Крыма. Доктор исторических наук, профессор археологии. Живёт и работает в Киеве.

Оставьте комментарий